Марату Искандерову
с благодарностью за консультирование
Меня зовут Руслан, иногда – Рус. Я – терапевт. Это слово чуть трётся о язык, слегка шершавое, и выпевается тягуче: я — терапевт. Моя мечта, надеюсь, неистребима. А пока я вынужден проходить практику в этой… лечебнице.
Нет. Я никого не лечу. Я раздаю таблетки, наблюдая, как клиенты нашего заведения высовывают язык и поднимают его кончик – дескать, ничего не спрятано, таблетка проглочена и не будет выплюнута. Таблетка. У большинства их три-четыре наутро, и в обед, и вечером. Такой круглосуточный салат.
Еще я организую клиентов хоть как-то копошиться и наводить минимальный порядок в тумбах. Слежу, чтобы не проносили из палаты в палату кипятильник – самым спокойным я потакаю и разрешаю негласно пользоваться прибором 6–8 раз в день вместо предписанных трех сборищ в холле у электрочайника, выносимого из буфета так, будто это Кубок Формулы‑1.
Еще я собираю списки необходимых и разрешенных покупок – некоторые «заложники системы» отлеживаются тут месяцами и свою инвалидскую пенсию тратят на карамельки и сигареты без фильтра.
Предупрежу сразу. Дурних нема. О, извините за мову! Дураков здесь нет. Здесь душевнобольные, а что совершают поступки, немыслимые так называемыми здоровыми людьми, так это от нарушений мышления, исправляемых лечениями душевных ран. Спокойное сердце – здоровый ум, просто говоря.
Я – терапевт. Хорошо, хорошо, будущий терапевт. Возможно даже – инспектор Службы Терапии. Дорасту ли? Выдергивать инакомыслящих из зараженного логикой мира не так-то просто.
А пока я присел на стуле рядом с кроватью этого прогремевшего на весь город клиента, Демьяна Юнова. Написал, видите ли, письмо Самому Наивысшестоящему. Вот и попросила мэрия оценить адекватность – не станет ли новым вожаком буйных и готовых к очередному Бунту?
- Успокойся, братишка, буянить не стану, — улыбается Демьян и садится на продавленной тысячами валявшихся здесь до него клиентов – садится на койку, помешивая пакетик чая в пластиковом стакане.
- Говорят, у тебя очень оригинальные идеи. Не поделишься?
- Ты хоть с начальными-то знаниями справишься? Слушай. Человеком движет воля к власти. Не стремление стать президентом, не жажда очутиться в парламенте или хотя бы в городском собрании, нет, это производное от основного инстинкта. Человек стремится контролировать некое пространство, чтобы сделать его личным, вещи, необходимые для жизни и для особого наслаждения от обладания этими вещами, а еще людей, которые как-то его интересуют либо только начинают входить в зону интересов. Понимаешь? Это основа основ, без которой ни наука, ни вера не простоят ни дня. Потом. Если воля – это монета, которой нам всю жизнь расплачиваться, то ее обратная сторона – воля к любви. Любви к живым, любви к вещам, любви к явлениям природы. Стремятся овладеть тем, что полюбилось, а то, что прямо крепко любишь – удержать, сохранить в круге обладания. Скажешь – а как же отпускают любимых на волю, лишь бы им хорошо было, как жертвуют имуществом на благотворительность, и ведь иногда отрекаются вообще от мира, всё передают на попечение церкви? А так! Стремление контролировать свои инстинкты – воля, которая сама себя осознает, сама собой руководит, все душевные импульсы ставит под контроль того, что есть Я.
- С этим понятно. Это Ницше, Адлер, Юнг… А твоя-то идея в чем? Все равно психология не нашла ничего лучше, как избавиться от догм. Есть Здесь и Сейчас, даже за достижения нет смысла цепляться, чтобы не увязнуть в любовании прошлым.
- Понимаешь, время и пространство не стабильны, они изменяются! Поэтому нет никакого «здесь и сейчас», есть «один из этих дней»! Никто не может сказать, где сейчас электроны относительно ядра! Есть электронное облако, и каждая из этих частичек может быть здесь или там! Понимаешь? Нет «здесь» и «сейчас»! Есть либо одно, либо другое, кх-кх! Либо частица наблюдается в этой точке пространства, но невозможно ничего сказать о ее энергии, либо можно измерить скорость ее движения, но невозможно сказать, где она конкретно!
- Я не понимаю твоего азарта.
- Потому что ложь! Ложь и порабощение! Россия не может до сих пор определиться, что ей более приемлемо, уже ушли от истории, глаза в одну точку, слышать не дальше метра, тьфу!
- Ты так упорно настаиваешь на чем-то, но на чем? Есть у тебя свои идеи, но они и у других есть!
- Понимаешь, это идеи безысходности! Теория о бессмысленности существования. Как Аукцыон поет: «Ничего не зная, ничему научат. В никуда шагаем из ниоткуда!» И припев говнотворный: «Только бы выжить!» Эволюция? Два идиота с битами ночью в переходе забьют очкарика-интеллектуала ради кошелька – вот и вся эволюция! Шанс, что детей нарожают они, стократно выше, чем если бы этот хлюпик себе кого-то нашел для продления рода.
- Значит, эволюция невозможна?
- А ты в курсе, что мозг более высокоразвитых вырабатывает излучение, влияющее на всех вокруг? Зря что ли праведные старцы твердили: «Спасись сам, и тысячи вокруг тебя спасутся?» Вектор смысла в этой передаваемой через пространство информации, вот что важно! Преображение психики, пардон, души – вот цель, и размножение, передача геномов, важно лишь поэтому! Мы свечи, а генетический материал – воск, а дух, сознание – пламя! Почему сказано: «Кто погибнет во имя Мое, тот возродится»? Потому что душа сгорает в этом огне, и становится легче и неосязаемее дыма! Йоги почему говорят о золотой ауре? Ну вот!
- Понимаешь, в свою очередь, экзистенциальная психотерапия работает! Здесь и Сейчас – эти принципы работают!
- Как работают? Середнячков в гениев перерождают? Счастье несут?
- Нет. Спокойствие и уверенность. Мужество перед лицом абсурда существования.
- Вооот. Покой! Абсурд! Пусть мёртвые хоронят своих мертвецов. Пусть! А мы будем говорить о прорыве за пределы мира! Если время динамично, то вечности нет, понимаешь ты? Если она и есть, то за границами вселенной! Но, может быть, Бог там мыслит в собственных категориях, доступных только бессмертным?
- Тут вот мне рекомендовали поговорить с тобой об исихазме. О том, как молятся и тело становится обожествленным, грубо говоря.
- Стоп, стоп, стоп! Я говорю о живущих в миру, из мира приходящих к свету, кто любовью к мирянам преобразился, вовсе не о затворившихся в скиту. Ну да, исихасты дают свидетельство об общении с ангельскими сущностями. Психушки полны же кем? Кто нашел язык с демонами? Не может контролировать простейшие позывы? Хорошо, хоть перестали сжигать на кострах, спасибо! Может, в конце концов примут в общество как страдающих, болезнями самого же общества порожденными. Да, страдальцы, а не испорченные души и не намеренные вредители, как чаще всего на них и смотрят.
- То есть, главное – вектор смысла? Жить осмысленно, просто говоря?
- Заметь, я намеренно не говорю «осознанно». Сознание есть подготовка к запредельному, к сверхсознательному, а воля к преображению зашита у человека в генах как основа жизни, от природы данный смысл жизни. Понимаешь? Не нажраться, отоспаться и срочно трахнуться, а завладеть пространством, добиться любви и преобразиться к более сложной форме существования. Пусть Бог, скажем и о Боге! И о затворниках! Как я на них смотрю? Максимум контроля за естеством – все в Божью волю, волю Господа! Максимум отречения от желания быть любимым, самоумаление, но при этом и наибольшая любовь к детям Божьим! И твой исихазм, общение с тончайшими мирами – и это преображение. Поймете ли вы наконец, что смысл разлит во Вселенной, что сами электрончики прыгают по орбитам скачками, вспышками, прорывами! Все течет, все меняется! Но преображение обращает тебя вспять, к осмыслению истории прошедшей и приготовляет к творению будущего. А потом уже выбирай, с Аллахом в сердце и уме жить, с Буддой или со Христом. Или сразу в будущее возносит, озаряет так, что тайны галактик узнаешь.
- И ты говоришь, это общая для всех идеологема?
- Следование Богу – тупая покорность и слепая любовь, если нет деятельного участия души в том, что названо Царством Божьим. Его обретение – переход в новое состояние, к абсолютно новым переживаниям. Принимаешь психологические теории? Нужен переход, превращение всей твоей боли, приведшей к страданию, превращение в готового разумно, сознательно оценивать движения души, чему следовать, а от чего отказаться, приняв ответственность за выбор на себя, ни на кого другого, без гнева, но и без вины! Уходишь в Нирвану? Осознаешь себя Брахманом? Достигаешь просветления? Обретаешь знание Пути? Ты не достигаешь ведь точки пространства-времени, ты входишь в новое состояние души, становишься кем-то уже иным, не тем, что был, образ твоей сути и твоего существования меняется!
- Я тебе возражу самым очевидным возражением. В старости-то, вот когда начинаются альцгеймеры, паркинсоны, деменция повальная. Это хорошо, если добродушный человек, а если злыдня? Мозг выносит? Как-то сложно назвать это преображением в высшее состояние…
- О, боги мои! Ты еще спроси: «Почему люди страдают?» Собственно, никто тебя не заставляет жить так, чтобы стихи от зубов отскакивали и чтобы стать пионером-примером для внуков! Равно никто тебя не заставляет изучать психологию, чтобы лучше общаться с родными и друзьями. Не хочешь – не надо! Живущие с альцгеймером успевают иногда распоряжения важные сделать и хоть раз испытать восторг жизни! Ну, или в уходе от мира – восторг обожения души и тела. Понимаешь, нет гарантий, никто не дает их! Следование правилам – так только заслужишь одобрение придумавших правила, и только! Но кто сказал, что это – Жизнь?
- То есть ты хочешь сказать, что жизнь, воля, инстинкт, как ни назови, ведет нас к чему-то, но может и не довести?
- А кто тебя заставляет, например, курить, если знаешь, что превращаешься в губку для смолы? Кто? Кто заставляет тебя пить пиво перед телевизором вместо того, чтобы с детьми пообщаться, погулять, поспорить? Тупо – воля ведет в общем к довольству, либо к избавлению от недовольства. Это на высших уровнях она становится стремлением к блаженству. Обжорствуй, блуди-блукай, блаженствуй этим, кто помешает? Ты отвечаешь за воплощение своей воли в жизнь, ты! На выборы ходишь голосовать – у тебя потом что? Ожидания от нового руководства страны, надежды на лучшую жизнь. А я даже не предлагаю, заметь, включить некоего «царя в голове» и ему подчиняться, своду наставлений, нет! Задумайся. Вот и все. У тебя другая система жизненных ценностей? Да пожалуйста! Я предлагаю типа снять черные очки и промыть глаза. Ты же не будешь спорить, что у тебя есть сердце и легкие? Так почему ты споришь, что наличие воли, такой воли – сомнительно?
- Ты понимаешь, что делаешь? Что бросаешь семена какой-то новой веры?
- Нет! Я дополняю аксиому знаний, основанных на учении о воле как движителе жизни.
- Я прошу тебя быть чуть более справедливым. У человека есть выбор, какой теории следовать.
- Теории? Я тебе говорю о новой аксиоме! Троичность воли нерушима! Надо, надо принять эту аксиому, иначе ни технический прогресс, ни проповеднические миссии не будут иметь смысла, потому что! Потому что прогресс нацелен на все больший контроль техники за проблемами жизни, разума, на упорядочение воли к власти, а консерваторы с религией – на возрастание любви к праведно живущим, на упорядочение воли к любви. Но это дуализм, дихотомии, а я говорю о трилектике!
- Тебе в карту записали стремление к проповедничеству и мессианству. Знаешь же, что это симптомы… эээ… И эта теория тоже работает.
- Что вы мне мозг долбите своими теориями? Кто из нас отменил апокалипсис?
Я вышел, аккуратно притворив дверь в палату.
***
Копия письма была приложена к врачебной истории. Видел я ее. Ничего там крамольного. Направлена она была в комитет Госдумы по развитию культурных связей с соотечественниками, а не Самому. Слухи, слухи…
И было-то в письме сказано только о том, что он, Демьян Юнов (кстати, это не имя его, а творческий псевдоним), переселенец с Украины в родные степновские просторы, поражен различием между тем, как в Незалежной Самостийной работают над внедрением в мышление граждан норм национального самосознания, и как наплевательски относятся к этим вопросам на нашей русоволосой голубоглазой родине, давно ставшей шатенисто-сероглазой и не обращающей на это никакого внимания. Ибо Родина – не кровь и не гены, Родина – это Дом, в котором находится место и пришлым, и проезжим, и коренным, и вообще глаголящим по существу народного естества. Так ему и ответили, и Демьян, или как он представлялся – Демиан, намекая на известный прошлым поколениям фильм ужасов, — он что-то такое там себе надумал, что… Не могу, не имею права разглашать диагноз.
Чаще всего он неспеша прогуливался вдоль всего коридора, избегая столкновения с медперсоналом, пытался останавливаться у зарешеченного окна – его тут же окликивали с поста: «Юнов, отойдите от окошка!» Усмехался и отходил.
Или стоял в проеме снятых дверей – какие ЗДЕСЬ могли быть двери, если половина постояльцев заведения под особым наблюдением? – стоял, скрестив руки на груди, посматривая на телевизор, который настраивали все, но добиться нормального для всех качества картинки – обще приемлемое для всех не мог сделать никто.
- Юнов! – это его позвал из недр палаты аккуратно выглаженный, выбритый как на свидание, прячущий Винстон от лишних глаз… — Юнов, а тебя в чем обвиняют? По болезни? Ты?! Фигасе. Я более здоровых не видел. Ты ж абсолютно адекватный, как так?
- И внезапно возникает вопрос: «А я? Что Я здесь делаю? И что Я делаю вообще?» Нет? — Демиан усмехнулся.
А правда! Ведь ни морщинкой не похож! А поговори с ним?
И только Терапевты знают, что начинается в Замирье после ТАКИХ улыбок.
***
Друг у него был. Отличный друг. Преданный и внимательный. Вместе ходили в походы по «местам Силы», как это Кастанеда называл, вместе к девчонкам-студенткам в общежитие забредали, вместе штурмовали концерты местных рокеров — один писал новостюхи и напрашивался интервью провести, другой фотал, и удачно! Вместе в комитете по делам молодежи выбивали деньги на современный неформатный журнал. Вместе бродили на выходных по пивным, от откровения к озарению, от смеха до слез, и общие подруги ничему не мешали. Пока не пришла Она.
Что-то она наплела про, дескать, была разводящей для молодых бандитов, и якобы на все свидания теперь за ними катились на расстоянии, достаточно приличном, мерсы и тойоты. И друг, которому прочили неплохое место в Службе Терапии, верил и чуть волосы не рвал: «Во что я ввязался, нас пасут как ягнят!» А Демьян, подумав раз, подумав другой… Взял да и написал ей письмо, мол, прости, но ты его своей историей загубишь и вообще, так сказать, не верю я в телеги, подвозящие хлеб человечеству… Ой! Что? Про что это? И тут его накрыло страшной волной огня выше колен, ведь о таких красавицах он мечтал с детства, и прости-прощай, уеду в столицу, чтобы не мешать вашему уединенному раю. В столицу-то она и примчалась, прочитав письмо, по горячим следам, и в квартире родственников – ого! родня в Ориограде! – узким полотенцем обернувшись, все свои длиннейшества напоказ, показалась… Оделась довольно быстро, нахмурившись, после того как… После того как обомлевший Демиан выставил руку и прошептал: «Ближе не подходи, мозг взорвется!» На прощание сказала что-то вроде: «Причем тут мозг, я в шахматы что ли приехала играть?!»
Демьян продержался полторы недели, а потом вызвонил друга и прокричал в трубку: «Не смейте меня искать! Забирай себе журнал, только оставьте меня в покое!» — «Журнал у нас отжимают эти, на тойоте. Мол, обидели дочь известного авторитета. Я буду подключать к проблеме Службу. Но они ищут тебя и твоих родичей, заплатить за оскорбление». – «Лысого вы найдете, а не меня!»
Говорили, живым его не нашли. А вы не знали? Да ладно, весь город гудел про новый тип подстав-кидняков.
Многие слышали этот звон, многие.
***
Орден Терапевтов существовал, как мне наконец открыли перед посвящением, задолго до рождества Христова. И в Вифлееме, и в Назарете их, врачевателей душ, ценили не только за то, что жизнь проводили в аскезе и молитвах, но и что толковали писания в том духе, например, что блаженство Царства Божьего – это внутри, это счастье, экстаз, от созерцания гармонии между твоим личным устроением души, и всей видимой Вселенной. Поговаривали, Христос посещал их собрания, будучи еще подростком, и внимал совместным разборам-разъяснениям священных текстов с особым трепетом.
Ну конечно, вы скажете, что вот почему водопровод пуст! Есть опасность договориться однажды – если вдруг всю выпитую воду вернут в один день. От нового потопа точно не спасет даже МЧС. Служба Терапии никогда не была придатком какой-либо веры – она вбирала в себя всё лучшее из учений. Понимаете, почему лет двадцать как не было стрельбы в школах, музеях, больницах?
И – да. Церковь не работает с душевнобольными. Человек твердит: «Душа страдает, сердце не на месте» — а ему предлагают унять бесов! Терапевты брались за самые страшные случаи, когда человек заплутал в бессветном лабиринте и разрывался от ужаса существования.
Лечебница никогда не пустовала.
***
Был тут один… Ему и гитару разрешили принести в палату, и в жару он в семейниках несся мимо медпоста и фукавших сестричек, несся в окружении хохотавших завсегдатаев нашего не вполне «спокойного» отделения, которых забирали за очередной пьяный дебош или попытку группового грабежа – у них всегда находился окрик на тихих, шлепавших туда-сюда между палатами.
- Картину видел, Царь Петр шагает, простоволосый, против ветра, а за ним Меньшиков, гнется, шляпу прижал, видел? Сей есть царь ваш, ему почтение! Кррх… — Демьян закашлялся, еле сдержав хохот.
- Это народ любит, буйство до одури! Потому как один противится Системе и подает пример, как избавиться от правил и законов. Захотел – взял, надоело – бросил, ни указа, ни удержу, — Демиан кивнул, слушать он вполне умел, не только монологи читать.
- Что самое интересное, Система, матрица, как ни назови – не такое великое зло, осаждающее волю. Народное мировоззрение, веками живущая система, она от изначальной традиции давно ушла, она все опрощает, примитивит. Народ, что ли, Гагарина в космос послал? Вовремя обученный народ построил, разместил, запустил, но кто его привел к этим делам и вёл всю дорогу? Те, кто умело играют системами.
- Слушай, Демьян, ты как под таблетками нашими всё это мыслить умудряешься?
- Забавно, да? Один прет через отделение, как танк, даже под успокоительными, другой через идеи продолжает переть с перебитыми крыльями. Да ладно, я понимаю. Вопрос не в том, что перебили, вопрос в том, что подставился под удар. Зачем, говоришь? Надо было. Иначе многим хана бы пришла. Вот она приходит, не спросясь.
***
Главврач его взяла после очередного… Так теперь и вела, от сна ко сну, от дозы к дозе, позволив и групповую терапию проигнорировать, но разве что личные встречи с Терапевтом обязав проводить.
- Вы уж извините, Демиан, я послушала запись ваших бесед и с врачами нашими, и со студентами… Вы настаиваете, что поняли нечто особенное. Что вы, дескать, не смогли преобразиться и потерпели крах, как вы говорите. Какое отношение к психотерапии-то имеет преображение?
- Я смотрю так. У каждого есть личный проект освоения мира, исполняемый рассудочно, либо бессознательно, по привычкам и шаблонам общества. Как принято в социуме, так, дескать, и живем. Не мы такие, жизнь такая, как они говорят. Штука в том, что проект удается только тогда, когда личность достигает общественно признанного успеха или выходит на новые рубежи сознания, приобретает новый неизведанный опыт. Это и есть преображение. В состоявшегося материально или обретшего духовные ценности. Мой проект окончился крахом. Мне оставалось несколько шагов до своей собственной вершины, и я сорвался. Это то, что я готов сказать открыто. Этот опыт меня раздавил.
- Но вы же понимаете, что может быть и позитивный опыт?
- Конечно. И он мог быть. От меня требовалось, повторюсь, преобразиться. Стать другим. К чему я не был готов. Другим, понимаете?
- Да, кхм-кхм… То есть преображение не только итог, но и процесс становления?
- Именно так. И, кстати, не всегда это преображение удовлетворяет требованиям общества. Если оно слишком уж давит на ведущего свой проект.
- Ну что же… У Службы Терапии к вам тоже претензий больше нет. Скоро на выписку. Дозировки противотревожных снизим и окончательно решим, хорошо?
- Очень даже хорошо! Спасибо!
Кто вам сказал, что душевнобольной и слабоумный – одно и то же?
Неистребимо.
Глупость? Бросьте!
Страх!
***
Собственно, общество-таки рискнуло сделать шажок навстречу регулярно исторгаемым из себя личностям — забавно, сначала превратить в изгоев, чтобы потом наделить их льготами, послаблениями и поблажками, как само же и считает? Службу Терапии поначалу иначе, как карателями не называли, и только со временем — да при чем тут время? забастовки и волнения — после них вчерашних “отморозков” стали считать страдальцами.
Принудительное лечение же отменили? Помнится, в автобусах регулярно обнаруживались поющие старушки, молодежь, декламирующая даже не белые, а какие-то… прямо черные стихи, и говорящие вслух всё, что думают, пожилые джентльмены. Кто-то пугался, кто-то возмущался, кто-то выбегал из транспорта, чтобы спешно позвонить Терапевтам. Волна активного мозоленья глаз своим радостным — свобода! — присутствием сходила на нет, финансирование больниц увеличивали — не-такие-как-все оказывались снова в многоэтажках с зарешеченными окнами, к которым подходить — ни-ни.
Никто теперь не мог заставить вас закрыться в лечебнице, если только не доказывал суд, что вы опасны для себя или окружающих. А петь песни в транспорте? Да побойтесь бога, вам-то кто не дает? Завидуйте чему-нибудь другому!
Вот Юнова-то терапийцы не спрашивали, хочет ли мытариться с подсудимыми. Как, впрочем, и о воровской чести персонал не особо заботился. Санитары могли скрутить в бараний рог не только молодняк, взятый на грабеже овощных лавочек, но и старших в наколках с куполами. Впрочем, “отцы”, настоящие “отцы”, сбором дани с “чудиков” не занимались, и главврач к их намекам о небезопасности попрания воровских привилегий относилась с усмешкой — ей ли, пережившей на себе нападения и мстилища, еще чего-то бояться?
Она пыталась вызнать у авторитетов — почему, в связи с чем таких, как Юнов, блатные сторонятся как чумных, но не унижают как этих… ну… с насильственно сделанной тату “поросенок”? Боятся, что ли?
- Они жизни не ценят и Бога не страшатся, — объяснил один старый ходок, которого регулярно проверяли на адекватность, но максимум, чего добивались адвокаты — уменьшения срока.
Что Юнов ни во что не ставил житейские радости — это спорно.
От передачек с домашней едой и фруктами не отказывался.
Не курил, да.
А вот чай…
Ну, чай в заведениях “за решетками” ценен всегда.
***
А вчера был скандал.
Казалось бы – ну начался обед, ну никого же не забудут – сестрички обходят палаты, всех зазывают, будят прикорнувших, и очередь-то к раздаточному окну буфета чисто номинальная, так нет же! Всё как в реалиях за окном – кто-то прорывается первым, ты здесь не стоял, кто-то начинает набирать тарелок «на братву»… И этот юноша, живущий здесь месяцами. Он ждал, давно смирившись, что его не пропустят вперед, на пять минут пораньше прихлебывать розовые щи с капустой, ждал, и гримасы не прекращались, и то и дело прикасался к соседям по очереди.
- Куда ты, нахер, грабли свои суешь?! – завопил “царь Петр” и замахнулся, впечатать удар в наивную полудетскую рожицу. – А ты чо? Куда хватаешь?
Юнов, сжав зубы, сжал и кисть выше запястья:
- На ребенка руку поднимаешь?
- Я не! – скорчил юнец кислую мину, бедолага с Туреттом. – Не ребенок я! Совсем не ребенок!
Демьян выставил вперед левую и уверенно отталкивал буйного, занесенной правой готовясь в секунду вдарить без дальнейших предупреждений.
- Так! Я вам сейчас подерусь! – грохнула кипой карточек старшая сестра. – Юнов, вам ли с больными драться?
- Миша, садись ко мне! – скомандовал Демьян, за полупустой еще столик усаживаясь с источающими пар тарелками.
- А тебя ведь скоро выписывают? – с тысячей ужимок выговорил туреттный Мишаня. – Плохо!
- Ничоси! – улыбнулся Юнов. – Мне так очень хорошо!
- Мне плохо! – размахивая рукой без ложки, прошептал Миша. – Кто за меня заступаться будет?
- Учись, Мишок! Учись за себя стоять! Жизнь большая, всякое может быть. Песню знаешь: «Ты должен быть сильным, ты должен уметь сказать – руки прочь, прочь от меня!»
- Это кто поет? Баста? – Миша замер, пару ложек проглотил и снова окаменел.
- Цой. Был такой герой нашего поколения.
- Хороший, наверное, герой! Ой! Я не кривлюсь!
Демьян ложкой поширкал в металлической посудине, выгребая кусочки картошки и перья лука:
- А я всем говорю – ты к пациенту с душой, и у него душа спокойна!
- Почему пациенту? Ты ж не врач, — Миша аккуратно хлебом вытер тарелку, ведь добавки не будет, реорганизация, экономия, хорошо хоть яблоки на полдник не отменили.
- Я хочу вылечить человечество, Миша. Потому как оно совсем обезумело в последние годы. Живет неизвестно ради чего и бьется в истерике, пугаясь этой неизвестности.
- Круто, Демь-демь-демьян!
- Эй, поэт, невольник чести! – “царь” собрал таких же косящих от суда и стояли, руки в карманы, возле стола туреттного и этого, заступника.
- Так, немедленно разойтись! – медбрат Руслан, огромный медведяра, встал из-за стола медпоста, но Демьян уже выкручивал подследственному ладонь с заточенной ложкой, а Миша, схватив табурет, ножками вперед отталкивал наседавших.
- Юнов, ты чего? – тихо спросил Руслан растрепанного Демьяна. – Переведут же на обычные лекарства и прощай, голова! Так, Юнов! Переезжаем в палату для выздоравливающих!
А была эта палата почти у выхода с этажа, от основного отделения отгорожена запирающейся дверью. Тишина, кипятильник, телевизор. Рай. Просто рай.
- Я верил! И я знал, что так будет! – выпалил Демьян.
- Хех! – Руслан расплылся в улыбке. – Что-то сложно получается. Обычно либо верят, либо знают.
- В основе знания лежит вера, если подумать. Уверенность в том, что такие-то вот аксиомы непреложны и неотменимы. На аксиомах и догмах уже возводят здание Учения, которое передается от Бога апостолам, от мастера подмастерьям, от сведущего ученикам. Что? Нет?
Руслан только хакнул и покрутил стриженой головой.
- Кстати, Рус, ты когда-нибудь задумывался, что христианство, сменившее веру в языческие пантеоны божеств, в своей структуре не так уж монотеистично?
- Это еще почему? – округлил глаза медбрат, каждые полдня старательно изучавший медкарты – готовился к интернатуре.
- Святые, блаженные, мученики – ведь каждый из них отвечает за некоторый регион пространства, за поля смысловые и энергетические. Одному молятся за путников, другому за начало предприятия, даже интернету теперь святой покровительствует! Ну а раньше языческие божества отвечали за дороги, ветры, домашний очаг, даже за баню! Улавливаешь мысль? Психические способности и свойства, которые предстают сознанию в образе богов или ангелов, святых там… Они за тысячи лет по объему своему, по составу, набору – за столько лет не поменялись. Как обожествлялись тогда, так и до сих пор, только фигуры покровителей сменились. Технический прогресс летит пулей, а сознание за ним не успевает, только рассудок получается приспособить к новым условиям.
- То есть…
- То есть житейская хитрость, смётка, смекалка, как это называли раньше. Тут да, пристроились к паровозу в ад. А сознание найти себя, осмыслить себя и проконтролировать все душевные движения, да даже и потоки энергии в большом мире – сознание не успевает. Стресс. Дисгармония. Истерика!
- А вот ты говоришь, воля к любви… Но никто ведь до сих пор окончательно ясно не определил, что такое любовь.
- Да ладно!
- Ну серьезно, никто не может сказать – я вот люблю потому, что. И почему – никто не скажет.
- Ага. В царской России кто из мужиков слышал о психологии? А поэты и художники, большей частью развращенные, как общество о них говорило, старалось в массе своей понять новые теории? Фрейд говорит и всё! Вот он сказал! Тупо поверили и готово общественное мнение на десяток лет!
- Ты это к чему?
- Да открой словарь обычный! Любить – признавать что-то или кого-то исключительно важным, абсолютно ценным для себя. Любить – стремиться владеть предметом любви, контактировать с ним чаще и чаще, глубже, полнее! Вот и всё. Я молчу о троичности любви.
- То есть не так важно, ЧТО любишь, важно, что именно любишь?
- Ну да!
- А чем любовь для преображения важна?
- Обладая тем, что любишь, преображаешься в творца и создателя миров. Почему? Потому что стремишься изменить жизненные условия так, чтобы любить как можно дольше и сильнее. Если этого нет – это не любовь. Это если кратко.
- У тебя, Демьян, всё по полочкам разложено. Но сейчас ты здесь, и это факт.
- А кто тебе сказал, что это Я? – улыбнулся Юнов.
***
Иногда приходили студенты. Как настоящие врачи, вели неторопливые беседы, кто вы, как здесь оказались, чем планируете заниматься после выписки… Иногда проводили тесты. Вот сидит такой остроглазый в паре с чуть не зевающей девицей, разглядывающей ужимки Мишани, угнездившегося напротив буфета в ожидании кипятка, — сидит и допытывает Демиана:
- Объясните, пожалуйста, как вы понимаете высказывание: “Жизнь только слово, есть лишь Любовь и есть смерть”?
- Я так понимаю, что Цой, как голос своего молодого поколения, не был далек от романтизма, он ведь вообще называл одно время себя и друзей “неоромантики”. Я объясню, не перебивайте, раз уж сами спросили. Романтизм русского рока, как, впрочем, и западной поэзии, он подразумевал трансформацию сексуальности в высшую любовь, через дружески-братскую в такую, рыцарскую, можно сказать. Но, как и для всех молодых, актуально в этом возрасте что? Бурная сексуальная жизнь, называемая почему-то тоже любовью, страстность, а все что вне ее — мёртво, смрадно, либо зачарованно. Так появляется готика, черный романтизм. Вот вам Любовь и Смерть, рука об руку. Вот вам и жизнь, для одних бессознательный синоним эротики, и смерть — для других синоним одиночества, непонятости, непризнанности.
- Ого. Вправду говорят про вас “философ”.
- Да ну, что вы! Я так, пытаюсь осознать свое положение в мире.
- Ну это сейчас, а после выписки что делать будете?
- Конкретно или в общем?
- Хех! В общем.
- Я бы хотел позаниматься роком. Русским роком.
- Группу собрать, что ли?
- Нет. Я же уже всё сказал. Русский рок, он завис над Россией и висит тяжкой тучей. А мог бы светить и сиять. Это не я. Это Кинчев сказал в одном интервью. Всё. Я устал.
***
Как будущий Терапевт, я, конечно же, изучаю информационное поле как одну из областей поля смыслового, влияющего на всех и каждого. Более того, мы живем в нем так же, как в поле электромагнитном и поле гравитационном. Ну, и новинки литературы читаю регулярно.
Я всё никак не мог понять, откуда столько отчаяния от контакта с миром и столько черной тоски у многих молодых. И — откуда то упорство, с каким они поливают грязью неверных жен и мужей, бессовестных заимополучателей, нарушителей дружеских клятв… Со времен Достоевского романов об униженных и оскорбленных стало в тысячи раз больше. Почему?
Юнов — а я читал его наброски прозы — кое-что понимал. Поговорить с ним — подкорректировать настроение и намерения того, кто будет скоро выписан — было просто долгом врачебной чести. И знаете — лучше сейчас всё обговорить подробно, чем он потом будет постигать самостоятельно особенности психики наблюдаемых Службой.
- Понимаете, Демьян, есть такие… эммм, сочинители, что свое творчество превращают в бесконечный плач. Такое бесконечное горевание об утраченном. Новый день не приносит им ничего, кроме всё большего горя о том, что осталось позади. Они идут спиной вперед и боятся оглянуться, потому что это значило бы увидеть, что дорога-то, она всегда стремится не просто в даль, а в небо! Бесконечно и беспрерывно.
- Интересно, Рус, очень интересно. То есть, плакальщики… А что вы думаете о таких, зацикленных на повторении болезненных сюжетов? Я вижу, что есть прямо такие, кто одни и те же ситуации рассматривает с разных сторон. Я сначала думал — это от недостатка фантазии на сюжеты.
- А вот эти люди особенные! Подумаешь — тоскуют о потерях, жалеют, что были преданы и это помешало планам… Но в действительности-то… Это хорошо скрытая жажда мести. Всё равно что соорудить плакат: “Их разыскивают за урон моему достоинству”. Понимаете? Такое желание вытащить повредивших вашему успеху на суд. Божий? Нет. Суд народа. Линчевание. Бог — отмщение, но я взываю к голосу божьему — голосу народа. Ты думаешь, эти модернисты в поп-культуре призывают к холодному сердцу, голосу практицизма? Нет! Они бросают вызов обществу? Нет. Они требуют у общества, чтобы оно избавилось от язв, от причины этих язв — от старшего поколения, создавшего молодым жизнь, так скажем, которая их не устраивает. И только единицы-одиночки, как тот же Цой, говорят: “Дальше действовать будем мы”. Как данность. Мы пришли. И всё. Это теперь наше время, и течь оно будет, как захочется нам. Заметь — мы — действовать. Не одеваться, стричься, краситься, украшаться, а делать дело!
- Мне даже кажется, что болезнь у таких — как показания потерпевших. Бесконечный суд. Неутоленная жажда мщения. Я даже на Федора Михайловича иначе посмотрел. Что-то у него комбинации характеров повторяются.
- Слушайте, философы, дайте поспать! — простонал кто-то от окна и мы распрощались.
***
Ночь выдалась шумной.
Это стало ясно уже через час после отбоя. Перестали ломиться напропалую в курилку строившие из себя «ломающих режим». Успокоились те, кто всё завидовал блуждающим по коридору и шутящим с персоналом: «Ведь могут же, я не рискну с сестричкой заговорить, страшно, вдруг на уколы добавочные пошлют». Только претенденты на трон местных королей, хотя бы и королей душевнобольных, о чем-то негромко шутили с сестрами, трещали колодой карт. И тополя. Трещали, шептались, всхрустывали-вскрикивали ветви и стволы, бились в окно, словно гигантские птицы. Да и птицы пытались удержаться на подоконнике ближе к свету, цеплялись когтями за жесть, шуршали и срывались, метались в поисках укрытий.
- Тополя… — протянул худощавый “Петр”, тасуя карты. – Защитники наши. Мишенька там спит?
Руслан отмолчался, только набросок чиркнул в листе наблюдений – мол, сравнил дерево с ракетой.
Грромцк! В палате выздоравливающих что-то брызнуло звоном и грохнуло так, что Руслан голову в плечи…
Пока полотделения столпилось у незапертой железной двери – «что там, что?», Руслан и дежурные сестры пытались в шуме и гвалте распорядиться хоть чем-то, а Юнов… Юнов кричал: «Вдвоем поднимайте окно, полотенцем руку обмотай, вынимай вон тот осколок, большой, и этот, слева, давайте одеяло, одеялом затягивайте и прижимайте, прижимайте!»
Ливень хлыстал в выбитую фрамугу.
Юнов громко и четко командовал.
В палате Мишани кто-то закричал.
«Ну и ночка!» — пробормотал Руслан, а Демьян… «Ты слышал?» — бросился в отделение, бросив «чинивших» окно.
Единственная палата, где стояло кресло. Миша залезал в него с ногами и корчился, кривился, смеялся: «Я на троне, я на троне!» Плоский подлокотник снимался с выступов-шипов.
Им-то Михаил и долбил по рукам подсудимого, уже выронившего из скрюченной кисти заточку.
***
- Я так понимаю, твое слово решающим стало? – Демьян заглянул в сумку, проверяя, все ли вещи собрал.
- Психологи же на тестах ничего понять в твоей истории не могут, вот мне и приказали за тобой особо наблюдать, — Руслан передал Юнову пакетик с лекарствами.
- Не бойтесь, больше не буду себя казнить! – рассмеялся Демьян. – Тем более других. Никогда.
- Не зарекайся, Миша вон, божий одуванчик, если б не отбился, горло ему резанули бы и кранты. А то и по глазам. Неизвестно, что хуже. А если б не ты, он бы и зажался, и снес, как раньше!
- Видишь, у Миши теперь цель – выйти отсюда спокойным и сильным. Я понимаю, что его синдром на уровне генов, но за сутки человек изменился.
- Это да, но суд ему не грозит, главное, пока считают невменяемым. Воры решили его не трогать. Дескать, не выпендривался на их касту, себя защищал. А ты вот поаккуратней бы, а?
- Мне теперь есть зачем жить!
- Не понял. У тебя идея недавно, что ли, созрела?
- В реанимации после попытки… этого…
- Озарило? Ну дела! Может, боги с тобой говорили?
«Может». – сказал Демьян и прикрыл дверь на этаж.
Да кто он?


