Снежки

Я забо­лел неожи­дан­но, и непо­нят­но было – грипп это или про­сту­да, «накаш­ля­ли» или пере­па­ды тем­пе­ра­ту­ры меж­ду спер­тым воз­ду­хом мет­ро и сыро­стью сто­лич­ных улиц. Бро­са­ло в жар и пере­хва­ты­ва­ло гор­ло. Да, в кото­рый раз уснул у тебя, после дооол­гой такой ночи раз­го­во­ров, очнул­ся утром – лови пода­рок на очу­мев­шую голо­ву, пода­рок в виде насмор­ка, каш­ля и про­чих пре­ле­стей. Созво­нил­ся с началь­ством – дали пару дней прий­ти в себя.

Ниче­го не помо­га­ло. Пря­мо как в рекла­ме. Тряс­ло, сухость во рту, озноб. Прав­да, это не было замет­но (ну если чуть-чуть) за непре­стан­ны­ми бесе­да­ми с тобой. Ты зава­ри­ва­ла креп­кий чай, с мятой и лимо­ном, слад­кий, при­нес­ла из похо­дов на «све­жий» сто­лич­ный воз­дух мед и вдо­ба­вок кучу паке­тов ТераФ­лю – все-таки кто-то из нас пал жерт­вой рекла­мы. Мёд, кре­вет­ки и све­жие поми­до­ры – в сто­ли­це, в янва­ре! Нико­гда не думал, что жур­на­лист может жить… без­бед­но? Не то сло­во. Бога­то? Не совсем про тебя, но бли­же.

Пом­нишь, я гово­рил о Хэмин­гу­эе с напря­жен­ной осто­рож­но­стью? Не совсем дове­ряю я людям, поло­вине пла­не­ты рас­ска­зы­ва­ю­щим, что насто­я­щий празд­ник – это сыр и белое вино в Пари­же. Он не жил, оче­вид­но, в 98-ом в Ори, когда празд­ни­ком был ста­кан кофе из паке­ти­ка «три в одном» под сига­ре­ту без филь­тра. Нава­ри­ли воды, наелись… А вот в 2001-ом кре­вет­ки в сто­ли­це – ну, какой это празд­ник? Празд­ник это ты.

***

Ноут­бук тебе купи­ли же. Я отка­зал­ся от помо­щи мене­дже­ра и сам высмат­ри­вал по цен­ни­кам с тех­ни­че­ски­ми харак­те­ри­сти­ка­ми под­хо­дя­щую модель. Выбрал то, что купил бы себе. Мене­джер подо­шел вто­рой раз и рези­но­вой улыб­кой при­кле­ил­ся-таки к тебе, но ты и его про­ве­ла – дозво­ни­лась (мини-Нокия, тита­но­вый кор­пус) до дядюш­ки там, в Ори, в цен­тре ком­плек­ту­ю­щих (поче­му сра­зу не ска­за­ла? под серд­цем гру­да пия­вок мерз­ко шевель­ну­лась – не дове­ря­ешь?), и ста­ла зачи­ты­вать ему цифир­ки с малень­ко­го листоч­ка – нашли, чем цену при­крыть.

Ну конеч­но, ага, на цену сиди- и диви­ди-при­во­дов смот­рит дядя, а филь­мы, лицен­зи­он­ные и не очень, смот­рим ты да я, на этом еще эко­но­мить, когда такие пре­мии неча­ян­но сва­ли­лись. Всё, берем! И диск «Мат­ри­цы» бону­сом, еще бы отка­зы­вать­ся, ты ведь не виде­ла?

Ну и вот, тем­не­ло, смот­ре­ли кино, поеда­ли вкус­няш­ку, но я все рав­но выкаш­ли­вал­ся весь и почти без остат­ка. «Мат­ри­ца, Мат­ри­ца, а от како­го сло­ва эта ваша Мат­ри­ца, ммм?» – «Какая раз­ни­ца, они вое­ва­ли с Систе­мой!» — «Систе­мой чего? Жиз­не­обес­пе­че­ния и пожиз­нен­ной забо­ты?» – «Ты к чему?» – «Зна­ешь что… Соби­рай­ся-ка, поедем в одно стран­ное место» – «Куда еще? Я дышать-то почти не могу!» – «Мне кажет­ся, ско­ро смо­жешь».

***

Мет­ро, мет­ро – сто­лич­ная сказ­ка, быль и… и ску­ка. Когда при­вык­нешь к ско­ро­сти и непре­стан­но­му гулу, тянет чем-то себя занять. Тогда еще чита­ли книж­ки. Насто­я­щие книж­ки, из бума­ги. Я же раз­гля­ды­вал лица, отвер­нув гла­за и сде­лав вид, что не заме­чаю, как тебе стро­ит глаз­ки типус в мехо­вом паль­то – а очень хоте­лось набро­сить­ся и вышвыр­нуть на оче­ред­ной стан­ции. «Стан­ция!» – и это уже нам, про­би­ва­ем­ся на выход, рука в руке, как холод­на твоя ладо­шка, или это я в жару?

Темень, огни, кру­жит­ся голо­ва, вос­тор­жен­но вскри­ки­ва­ют дети, кто-то поверх их сме­ха басо­ви­то похо­ха­ты­ва­ет, а меня тянет упасть и забыть­ся…

«Недол­го высто­ять оста­лось, доро­гой, кре­пись!» – и я креп­люсь, хотя все вокруг – мель­те­ше­ние огней, росчер­ки све­то­вых линий, све­тА, све­тА – прав­да, что ли, Мат­ри­ца? И куда это мы при­шли?

Музей-запо­вед­ник «Усадь­ба Коло­мен­ское».

Посре­ди мега­по­ли­са – ста­ри­на дере­вян­ных изб и стрель­ча­тых баше­нок цер­ко­вок, каких не видел боль­ше нигде. «Не успе­ли, музей­чи­ки внут­ри зда­ний закры­ва­ют­ся в два­дцать трид­цать, а сей­час сколь­ко? Уууу, уже без деся­ти, но лад­но, я не за этим тебя при­ве­ла».

Шли через стро­е­ния и стро­е­ньи­ца, надо же, я и не думал, что где-то подоб­ное может быть – сте­ны-сру­бы, луко­ви­цы купо­лов буд­то вот-вот взмо­ют в небо, а ведь нахо­дят­ся язвы: «За две тыся­чи лет мог­ли бы стать совре­мен­нее, бли­же к чело­ве­ку» – эти хра­мы бли­же к небу. И кста­ти, да – такие купо­ла у инду­ист­ских хра­мов, в десят­ки раз стар­ших – древ­ние, про­шед­шие от Вол­ги до Инда, стро­и­ли так, тыся­че­ле­тия сто­ят эти кон­ту­ры, впе­ча­тан­ные в звезд­ное небо, да, высы­па­ли звез­ды, что, уже лег­че дышать? «Что сто­им?» – овраг, а на той сто­роне хол­ми­на и сквозь тьму уга­ды­ва­ет­ся фор­ма цер­ков­ки. «Пле­вать, я не пом­ню туда доро­гу» – и, навер­ное, по сей день пом­нят заин­де­вев­шие ябло­ни твой смех, ты съез­жа­ла по скло­ну в пла­щи­ке за тыся­чу дол­ла­ров и по той сто­роне караб­ка­лись, сры­ва­ясь, под­тя­ги­вая друг дру­га, ты да я, да мы с тобой, кто нам нужен?

Пом­ню, взду­мал пошу­тить: «Сей­час пере­ступ­лю порог и демо­ны из меня так и поле­зут, так и пова­лят­ся», – ты взгля­ну­ла стро­го и набро­си­ла пла­ток. Надо же, с собой нес­ла в сумоч­ке, а как поло­жи­ла – и не заме­тил. «Сни­ми шап­ку, шут­ник», – из-за две­ри пах­ну­ло теп­лом и чем-то тон­ким, едва замет­но летя­щим сквозь холод, и вошли.

***

Я ведь не раз­би­ра­юсь в ико­нах. Казан­ской Божьей Мате­ри от Вла­ди­мир­ской не отли­чу. Ты сама под­ве­ла меня к Обра­зу посре­ди церк­ви: «Поставь свеч­ку вот так, рас­плавь доныш­ко и при­креп­ляй», – а в двух шагах сто­ял батюш­ка и смот­рел удив­лен­но и насто­ро­жен­но. Что во мне мог­ло так при­влечь вни­ма­ние? Руки тряс­лись – это да. И само­го меня тряс­ло беше­ной тряс­кой и холод­ный пот так мерз­ко высту­пал на лбу. Я поста­вил све­чу, так и не пере­кре­стив­шись, про себя про­шеп­тав, про­сто, пер­вое, что при­шло: «Про­сти», – и Бого­ма­терь смот­ре­ла так печаль­но, слов­но пред­ви­дя судь­бу Сына и мил­ли­ар­ды судеб…

«Ты чего выско­чил?» – «Не могу, курить хочу» – «А что шап­ка? А что нарас­паш­ку?»

Было все­го-то око­ло нуля, обе­ща­ли – ско­ро будет таять снег. Ябло­не­вый сад, выса­жен­ный по хол­му вдоль доро­ги-подъ­ема, слов­но при­гнул­ся к зем­ле перед вели­чи­ем Того, Кто Спас.

«Ну, про­шел кашель?» – и я полу­чил снеж­ком по шап­ке. Твой пере­лив­ча­тый смех – и при­ле­те­ли еще два.

Меж­ду яблонь, опу­шен­ных мяг­ким сне­гом, бега­ли, сме­ясь, двое, а над их сме­хом тихо сия­ла звез­да.