Юркины беды

С бла­го­дар­но­стью
Алле Кре­че­то­вой и Алек­сан­дре Гра­че­вой,
пер­вым чита­те­лям в ходе напи­са­ния

Книголюб

Книж­ки мало ска­зать «любил». Зачи­ты­вал­ся, сна­ча­ла водя паль­цем по стро­кам, а потом «гло­тая» тек­сты фра­за­ми, абза­ца­ми. На про­вер­ке ско­ро­чте­ния дирек­тор шко­лы ухмыль­ну­лась: «Он хоть усва­и­ва­ет, что тара­то­рит?» – и была удив­ле­на подроб­ным, деталь­ным пере­ска­зом деся­ти, пят­на­дца­ти стра­ниц, не без сво­их, прав­да, кра­сок и нюан­сов. В биб­лио­те­ке «граж­дан­ско­го» рай­о­на – горо­док был поде­лен на воен­часть и «мир­ную» тер­ри­то­рию, – Юрке пред­ло­жи­ли, в кон­це кон­цов, стать пол­но­прав­ным чле­ном обще­ства кни­го­лю­бов и полу­чать наи­бо­лее попу­ляр­ные изда­ния вне оче­ре­ди, ино­гда и пер­вым.

«Тише, наш малыш спит!» – и Юрка выклю­чал при­ем­ник и про­иг­ры­ва­тель, соби­рал игруш­ки и зава­ли­вал­ся на диван с книж­ка­ми Юрия Наги­би­на. Боль­ше все­го любил его «Рас­ска­зы о Гага­рине». Ну как же! Писа­тель – тез­ка, пер­вый кос­мо­навт Зем­ли – тез­ка. Каза­лось, в этом что-то есть, что сам он одна­жды охва­тит взгля­дом весь зем­ной шар или напи­шет об этом вели­чай­шем при­клю­че­нии-откры­тии.

Юра даже удив­лял­ся, когда на его вопрос: «А ты читал про Тиму­ра и его коман­ду?» – неко­то­рые отве­ча­ли: «Ну, фильм смот­рел, читать? А зачем?» – и одна­жды риск­нул про­бле­му решить по-сво­е­му. А что? Если не чита­ют сверх того, что вошло в учеб­ни­ки по рус­ско­му язы­ку и лите­ра­ту­ре, пусть слу­ша­ют! Без радио­спек­так­лей и пла­сти­нок с поста­нов­ка­ми ска­зок не доду­мал­ся бы, конеч­но. А так – во дво­ре, отго­ро­див­шем­ся от сосед­них домов доща­ты­ми сара­я­ми, в одном сарай­чон­ке, неиз­вест­но кому при­над­ле­жав­шем, про­гни­ли дос­ки – выло­ма­ли две, и мож­но ста­ло про­тис­ки­вать­ся вовнутрь и устра­и­вать еже­днев­ные засе­да­ния Клу­ба Люби­те­лей Слу­шать. Чет­ве­ро дру­зей-одно­класс­ни­ков и двое под­го­то­ви­шек из сосед­не­го дома – бре­вен­ча­то­го двух­этаж­но­го сру­ба – соби­ра­лись сра­зу по доро­ге с уро­ков домой и про­сто загля­ды­ва­ли Юрке в рот, когда он вооду­шев­лен­но пере­ска­зы­вал, что про­чи­тал вче­ра вече­ром. Один «Вол­шеб­ник Изу­мруд­но­го Горо­да» с про­дол­же­ни­я­ми чего толь­ко сто­ил – а томи­ки эти Юрка кара­у­лил, каж­дый день про­хо­дя до биб­лио­те­ки четы­ре квар­та­ла и выста­и­вая в оче­ре­ди взрос­лых уже кни­го­че­ев.

Биб­лио­те­карь помо­га­ла ему, сни­мая книж­ки с верх­них полок, под­ска­зы­ва­ла, как быст­рее най­ти инте­ре­су­ю­щее изда­ние – спа­си­бо ей, конеч­но, но вот если Юра про­сил дать, что она почи­та­ла бы сво­им детям… Неиз­мен­но доста­ва­лись из строй­ных рядов кожа­ных и кар­тон­ных пере­пле­тов самые замыз­ган­ные, выцвет­шие и истер­тые кни­жи­цы. «Боит­ся, что неак­ку­рат­но читать буду», – насуп­ли­вал­ся Юра, но вслух ни разу ниче­го не выска­зал.

В тот день мама с утра была какой-то печаль­ной, гре­ме­ла чем-то и шур­ша­ла воз­ле шкаф­чи­ка с лекар­ства­ми, – к нему Юрке доступ был закрыт без раз­го­во­ров раз и навсе­гда, после того, как неча­ян­но… Ну не так уж и неча­ян­но… Фоку­сы он про­бо­вал про­ве­рять на себе. Узнал от това­ри­щей, что мож­но облить руку спир­том и под­жечь – и пона­ча­лу даже боль­но не будет, пока спирт не сго­рит. Потом да, может жгнуть так, что и наорешь­ся и напры­га­ешь­ся от боли. Вот он и напро­бо­вал­ся. Когда руку нача­ло при­пе­кать – мах­нул, сбить пла­мя, да так, что раз­лил пузы­рек с наша­ты­рем по корич­не­во­му син­те­ти­че­ско­му ков­ри­ку, и тот вдруг полых­нул всем раз­ли­тым пят­ном… В общем, что-то мама капа­ла, что-то гло­та­ла, чем-то маза­лась – про­сты­ла, да, и идти за моло­ком для малы­ша доста­лось Юре.

На глав­ной ули­це, Совет­ской, было два про­дук­то­вых мага­зи­на. Один ниже Юрки­но­го дома, за кино­те­ат­ром «Кос­мос» – уни­вер­маг «Север». Дру­гой – выше, за биб­лио­те­кой и баней, в несколь­ких квар­та­лах. Да, мороз, хоть и солн­це, да, доро­ги и дорож­ки во льду – но надо было видеть, с каким неудо­воль­стви­ем бра­тиш­ка обе­дал кар­то­фель­ным пюре без моло­ка и мас­ла – про­сто тер­тая кар­тош­ка. Юрец покреп­че завя­зал отво­ро­ты шап­ки-ушан­ки и пото­пал по све­же­му льду – хрум! Хрусть! Храц!

«Вот так Север у нас», – дума­лось. – «В Ори еще дожди идут, а у нас моро­зя­ка и ледя­ные пока­туш­ки». В уни­вер­ма­ге моло­ка не ока­за­лось. Про­да­вец посмот­ре­ла на него боль­шу­щи­ми гла­за­ми: «Кому-кому? Малы­шу? Да ты сам-то кто, маль­чик? Ах, ты стар­ший! Ну, спе­ци­аль­но для стар­ше­го позво­ню тем, пусть тебе оста­вят пару лит­ров. Сколь­ко в твой бидон­чик вме­ща­ет­ся? Не учи­ли в шко­ле? Ну, вто­рой класс, рано еще, навер­ное. Ну-ка, пока­жи… Хоро­шо, иди к ним. Ска­жешь – Юра за моло­ком для бра­ти­ка. Пожа­луй­ста, хоро­ший мой!» По доро­ге при­хо­ди­лось оста­нав­ли­вать­ся, рас­ти­рать нос и щеки – папа научил, как не обмо­ро­зить­ся – но все же дото­пал, и нали­ли ему пол­ный бидон, даже отли­вать обрат­но при­шлось. Сам попро­сил – вдруг поскольз­нешь­ся и про­льешь. Про­тив никто не был.

Уже начи­на­ло тем­неть, и сумер­ки были стран­ные – сине­ва­тый снег в тенях пря­тал ледя­ные сколь­зоч­ки, и при­хо­ди­лось насту­пать осто­рож­но. Почти все­ми паль­ца­ми обхва­ты­вал руч­ку бидон­чи­ка, а ука­за­тель­ный вытя­ги­вал, что­бы луч­ше при­дер­жать крыш­ку и не рас­плес­кать ни кап­ли. Вот и дверь биб­лио­те­ки. «Ото­греть­ся, в теп­ло, ина­че сва­люсь вслед за мамой!» – что при­шло на ум, то и сде­лал.

«Да, здрав­ствуй­те, опять я, новин­ки? Какие?»

Ему даже дали посмот­реть на еще пах­ну­щую крас­кой кни­гу с лаки­ро­ван­ной облож­кой и плот­ны­ми, белей­ши­ми листа­ми, с ярки­ми и таки­ми весе­лы­ми кар­тин­ка­ми – «Муф­та, Пол­бо­тин­ка и Мохо­вая Боро­да». Юрий, нет сум­ки? Не беда, дадим Вам пакет. Сей­час, зна­е­те ли, в сто­ли­це мод­но с таки­ми вот паке­та­ми вез­де ходить. Толь­ко очень Вас про­сим – акку­рат­нее, книж­ка пока в одном экзем­пля­ре…

Понят­но, что бежать было нель­зя и слиш­ком силь­но топать тоже – он как-то вот при­но­ро­вил­ся шагать по невер­ной дорож­ке, в одной руке покуп­ка для бра­та, в дру­гой дол­го­ждан­ная сказ­ка, о кото­рой столь­ко слы­шал, даже, вро­де, мульт­фильм по ней сня­ли, толь­ко поче­му я его не ви?..

Ноги понес­ло впе­ред. Вско­лых­нул­ся, слов­но кана­то­хо­дец. Рука с бидон­чи­ком – «не про­лить!» – взле­те­ла вверх, но паль­цы толь­ко силь­нее сце­пил и ука­за­тель­ный еще жест­че вжал в крыш­ку. Рука с паке­том повис­ла в воз­ду­хе. Пожа­луй, какой-нибудь вол­шеб­ник, уме­ю­щий оста­нав­ли­вать вре­мя, мог бы подой­ти, осмот­реть кру­гом, здесь коле­но подо­гнуть, тут локоть выпря­мить, осан­ку попра­вить – и все бы обо­шлось, но вол­шеб­ство даже и в запо­ляр­ной, но все-таки сред­ней, шко­ле не пре­по­да­ва­ли.

«Моло­ко бра­ту или кни­га себе?» – слов­но спро­сил кто-то тихий на ухо, и Юрка рух­нул на левый бок, пря­мо на мод­ный пакет, пря­мо в сугроб.

*

А мама напек­ла бли­нов на моло­ке! Как так полу­чи­лось, Юра объ­яс­нить не смог бы, но снег попал как раз на стра­ни­цы с кар­тин­ка­ми, и три ска­зоч­ных дру­га теперь смот­ре­лись помя­ты­ми и мут­ны­ми.

Но это ниче­го.

Нико­го не спра­ши­вая, Юрка при­го­то­вил в каче­стве изви­не­ния и кон… коп… ком­пен­са­ции! В каче­стве ком­пен­са­ции дру­гую, не менее увле­ка­тель­ную сказ­ку – «Баран­кин, будь чело­ве­ком!» Ее герой, тоже Юра, чего толь­ко ни делал, что­бы дока­зать всем, что он чем-то хорош.

А вот ему дока­зы­вать ниче­го не хоте­лось.

Он наел­ся бли­нов со слад­кой сме­та­ной, и, тща­тель­но вымыв и высу­шив руки, открыл книж­ку на пер­вой стра­ни­це.

«Одна­жды у киос­ка с моро­же­ным слу­чай­но встре­ти­лись трое нак­сит­рал­лей: Мохо­вая Боро­да, Пол­бо­тин­ка и Муф­та. Все они были тако­го малень­ко­го роста, что моро­жен­щи­ца при­ня­ла их пона­ча­лу за гно­мов…»

Хм.

«Юра Гага­рин защи­тил диплом с отли­чи­ем, перед ним были откры­ты все доро­ги, но когда това­ри­щи спра­ши­ва­ли: “А ты куда?” – он отмал­чи­вал­ся. И не пото­му, что, подоб­но былин­но­му витя­зю на рас­пу­тье, не знал, куда повер­нуть коня, а пото­му, что ощу­щал мучи­тель­ную неправ­ду в сво­ем недав­но сде­лан­ном выбо­ре. А выбрал этот юный метал­лург не горя­чий цех, не инсти­тут, а Орен­бург­ское лет­ное учи­ли­ще.»

Но этот выбор: чудо или быль – ему делать было еще рано.

Везунчик

Ну и стер­вец же рос, этот «наш малыш»! Его кро­ват­ка сто­я­ла в голо­вах у Юрки­но­го диван­чи­ка, и Данил­ка при­но­ро­вил­ся швы­рять Юрке на лицо свою подуш­ку. Ино­гда почти по часу пых­те­ли в тем­но­те, пере­ки­ды­ва­ясь туда-сюда. Боль­ше все­го Юру пора­жа­ло упор­ство, с кото­рым трех­го­до­ва­лый малец стре­мил­ся его побе­дить, но усту­пать сам тоже не хотел. Воз­ня про­дол­жа­лась, пока мама не при­ка­зы­ва­ла обо­им улечь­ся голо­ва­ми в раз­ные сто­ро­ны. Ино­гда одно­му из них доста­ва­лось шлеп­ков, но обыч­но окан­чи­ва­лось таким вот «худым миром»…

Да, пере­упря­мить его было слож­но.

*

Ули­ца Кон­сти­ту­ции была, да и есть, пожа­луй, в каж­дом рос­сий­ском горо­де. Вот и в Пещер­ске она была, и, надо ска­зать, один конец упи­рал­ся в пас­са­жир­ский реч­ной порт, а дру­гой – в зда­ния горад­ми­ни­стра­ции, суда, управ­ле­ния внут­рен­них дел. А вот при­мер­но посе­ре­дине и сто­я­ли-лежа­ли-сиде­ли ста­ди­он и впри­тык к нему шко­ла: четы­ре эта­жа, крас­ный кир­пич. После сне­го­па­да трак­тор рас­чи­щал двор и все неру­ко­твор­ные гор­ки сне­га сгре­бал в одну высо­чен­ную – насколь­ко хва­та­ло высо­ты под­ня­тия ков­ша. После уро­ков, сто­и­ло про­зве­неть всем зна­ко­мо­му сиг­на­лу, вата­ги млад­ших клас­сов с кри­ка­ми мча­лись к ней, нашей горуш­ке. Когда надо­е­ло про­сто ска­ты­вать­ся по доволь­но длин­но­му скло­ну – кто гонял на порт­фе­лях, кто на сво­ем про­стом, кто выис­ки­вал в спорт­за­ле сан­ки, – когда надо­е­ло, ста­ли играть в «Царь горы». Вот тут-то Юрка и столк­нул­ся с парень­ком из сво­е­го квар­та­ла – в каком точ­но доме он жил, непо­нят­но, но ино­гда он вме­сте с ком­па­ни­ей Клу­ба Люби­те­лей Слу­шать заби­рал­ся в сарай, обжи­тый Юркой для пере­ска­за вслух одно­му ему доступ­ных кни­жек. Фами­лия у него была еще стран­ная – Пар­тиз, то ли немец, то ли фран­цуз. Пого­ва­ри­ва­ли, его стар­ший брат зачем-то носит пере­дач­ки в зону – доща­тые сте­ны, обви­тые свер­ху колю­чей про­во­ло­кой, и выш­ки с охран­ни­ка­ми (авто­ма­ты напе­ре­вес) начи­на­лись мет­рах в два­дца­ти за шко­лой.

Сём­ка. Так его зва­ли. Он взо­брал­ся по кру­то­му скло­ну горы и вце­пил­ся Юрке в ворот­ник клет­ча­то­го паль­тиш­ка – «Сам ска­тишь­ся или под­толк­нуть?» Юра пере­хва­тил креп­кую руку повы­ше кисти и выкру­чи­вал, и боро­лись они, и ёрза­ли по макуш­ке горы, пока кто-то не толк­нул их обо­их на скольз­кую лен­ту ска­та.

«Кто? Кто это сде­лал?» – в отча­я­нии про­кри­чал он, шлеп­нув шап­кой об ледя­ную дорож­ку.

Одно­класс­ни­ки уго­ва­ри­ва­ли успо­ко­ить­ся, все чест­но, ну не совсем, ну не дали побо­роть­ся за «царя», ну и лад­но – но он упря­мо сто­ял на том, что «кто-то спод­ля­нил». И вдруг здо­ро­ву­щий Сашок ухмыль­нул­ся – «Ну я вас столк­нул. И что делать будешь?»

Драть­ся один на один было бы смеш­но – голы­ми рука­ми про­тив тан­ка.

Юра созвал всех, кто его уте­шал, в Рези­ден­цию Клу­ба Слу­ша­те­лей.

*

«Пусть нас рас­су­дит Дух Вой­ны» – так и реши­ли, нима­ло не шутя. Юля Энгельдт вызва­лась най­ти «воен­ное» заня­тие для дево­чек – поло­ви­на клас­са вста­ла на Юрки­ну сто­ро­ну, поло­ви­на – за Саш­ка, и дев­чон­ки тоже реши­ли выска­зать, что счи­та­ют не совсем муж­ским поступ­ком. «Не вол­нуй­ся, Вели­кий, помо­гут чем смо­гут. Что? Вто­рую неде­лю же никто из роди­те­лей не зна­ет ниче­го, так кто будет бол­тать? Да, ты Вели­кий. Пом­нишь сказ­ку про Вол­шеб­ни­ка Изу­мруд­но­го горо­да? Вот ты Вели­кий и Ужас­ный… Хохо­тун!» – так отсме­я­лась Юля.

Юра ходил кру­га­ми по квар­ти­ре, то чаю напьет­ся, то про­иг­ры­ва­тель вклю­чит – до вре­ме­ни реша­ю­ще­го боя оста­ва­лось сорок пять минут: на ста­ди­оне, на той сто­роне, подаль­ше от доро­жек для биат­ло­на, уже выси­лись снеж­ные валы, и по Юрки­но­му спис­ку зна­чи­лось – вот эти при­не­сут снеж­ки гото­вые и чуть зале­де­нев­шие, вот эти – рогат­ки с про­во­лоч­ны­ми пуль­ка­ми, вот эти как-то ухит­ри­лись ута­щить из хок­кей­ной шко­лы вра­тар­ские мас­ки, а эти соби­ра­ли по дру­зьям само­дель­ные и мага­зин­ные (нет, что вы, что вы, игру­шеч­ные!) луки.

– Юр, я пове­ду Данил­ку ко вра­чу, что-то он каш­ля­ет совсем нехо­ро­шо, тебя закрою. Гово­рю, чтоб знал, поче­му закры­то. Если при­дут к тебе дру­зья поиг­рать, так и ска­жешь – закрыт. Что ты так на меня смот­ришь? Всё, нам пора, пока-пока.

Он бро­сил­ся к окну, выхо­див­ше­му во двор, – окну, покры­то­му ледя­ны­ми листья­ми и цве­та­ми – да, вон она поса­ди­ла бра­та на сан­ки и они дви­ну­лись в сто­ро­ну Совет­ской, боль­ни­ца была в ее нача­ле, на сан­ках-то дове­зет, на руках он тяже­лый… «О чем я думаю? О сра­же­нии или о бра­те?» – в окош­ко хлоп­нул малень­кий сне­жок. Двое маль­чи­шек, назна­чен­ных им заме­сти­те­ля­ми, и Юля (на пле­че повяз­ка с крас­ным кре­стом) что-то кри­ча­ли. Юра попро­бо­вал подер­гать шпин­га­лет – окно откры­лось, пова­лил пар, он выгля­нул, весь в пару, пере­ве­сив­шись через край со вто­ро­го эта­жа типо­во­го для город­ка дере­вян­но­го сру­ба… Ноги иска­ли опо­ру… Нашли. «Юр, они не при­шли! Побе­да за нами! Они испу­га­лись!»

Голо­ва закру­жи­лась. Он готов был выле­теть из окна. Ноги рас­пря­ми­лись и поза­ди что-то грох­ну­ло.

Это упал вме­сте с под­толк­ну­той тум­бой теле­ви­зор. Упал пря­мо выпук­лым кине­ско­пом на ковер.

В дверь посту­ча­ли. Юра, еле сла­див с нарас­тав­шей дро­жью, кажет­ся, даже спро­сил «Кто там?»

«Я. Сёма Пар­тиз. Брат с ними пого­во­рил, ни тебя, ни нас доста­вать не будут. Тут вот Юля хочет ска­зать». – «Ты вели­кий и ужас­ный… везун­чик!»

*

Повез­ло ему, да, да так, что сидеть еще два дня не мог.

«И надо же – не взо­рвал­ся кине­скоп, не трес­нул. Везун­чик, да и толь­ко!» – при­го­ва­ри­вал отец.

По согла­сию чле­нов Клу­ба к слу­ша­ни­ям допу­сти­ли участ­ни­ка жен­ско­го пола. Перед сном Юрка смот­рел в пото­лок, вра­щал ука­за­тель­ным паль­цем одно­му ему види­мые звез­ды и повто­рял: «Юля, июль, Юл. Юля, июль, Юл. Юля, июль…»

Сон при­хо­дил неза­мет­но.

Вот ведь везун­чик.

Даже при­ле­тев­шая подуш­ка не смог­ла раз­бу­дить.

Везун­чик, везун­чик.

Блиндаж

Это в школь­ном дво­ре на рас­чист­ке рабо­тал трак­тор, а во дво­рах жилых домов справ­ля­лись сами. После бура­нов, кру­тив­ших по город­ку вих­ри, осво­бож­да­ли дорож­ку к про­ез­жей части ули­цы и к сара­юш­кам, обрам­ляв­шим двор – вот и полу­ча­лась посре­ди него при­лич­ная такая гора сне­га. Что уж там думал отец, неиз­вест­но, но вне­зап­но пред­ло­жил Юрке постро­ить «блин­даж». Посре­ди сне­го­ва­ла выры­ли «коло­дец», обста­ви­ли сте­ну без углов фанер­ны­ми ящи­ка­ми для поч­то­вых посы­лок, утрам­бо­ва­ли вдоль коль­ца лежан­ку, тоже застлав фане­рой. Кры­шу пере­кры­ли дос­ка­ми и при­сы­па­ли снеж­ком – со дво­ра соору­же­ние ну никак не было замет­но, зато внут­ри – ромаа­ан­ти­ка! Юрка ната­щил само­дель­ных дере­вян­ных мечей, полу­сло­ман­ных авто­ма­тов, ухит­рил­ся акку­рат­но про­де­лать под самой кры­шей «бой­ни­цы» – под­сте­ре­гать ковар­ных вра­гов. Весь вечер, до ужи­на, пока мате­ри не зазва­ли разыг­рав­ших­ся сыно­вей домой, с дру­зья­ка­ми под­жи­да­ли веро­ят­но­го про­тив­ни­ка, отча­ян­но отби­ва­лись от чьих-то атак, дела­ли вылаз­ки из сво­е­го ДОТа до про­ез­да меж­ду дома­ми, заго­няя вра­же­ских снеж­ко­ме­та­те­лей в подъ­ез­ды и ску­ку квар­тир.

Бли­же к ночи со дво­ра доно­сил­ся смех. Юрка нерв­ни­чал – что там такое? Нако­нец, выклю­чив свет, раз­гля­дел через полу­за­мерз­шее окно ком­па­нию стар­ше­класс­ни­ков с бра­том Пар­ти­за, вро­де бы, заби­рав­ших­ся в низ­кий вход блин­да­жа. Сме­я­лись, пели, через бой­ни­цы све­ти­ло горя­щей све­чой, навер­ное.

Наут­ро Юрка, вырвав­шись-таки из дома, обна­ру­жил в ДЗО­Те и бутыл­ки из-под пива, и сига­рет­ные окур­ки, и кучу еще вся­кой дря­ни – ее и под­ме­тать-то было про­тив­но, но чисто­ту СВОЕЙ хижин­ки он поста­вил пре­вы­ше все­го.

*

Днем был урок физ­куль­ту­ры, и Юра при­та­щил лыжи – обыч­ные, с креп­ле­ни­я­ми? Да какие-там креп­ле­ния! Кожа­ное коль­цо – вста­вить носок вален­ка. Но и так катать­ся было весе­ло, и Юрка даже ухит­рял­ся обо­гнать неко­то­рых одно­класс­ни­ков. Набе­гал­ся вокруг шко­лы так, что пари­ло от гру­ди и дышал с при­сви­стом. Учи­тель запи­сал их «рекор­ды» и рас­пу­стил по домам тех, кто доду­мал­ся ран­цы выне­сти на ули­цу или пору­чить их сидев­шим на отды­хе от физ­руш­ных радо­стей – вви­ду послаб­ле­ний после болез­ни.

Юра гнал домой доволь­ный, оги­бал ста­ди­он. Вни­ма­тель­но осмот­рел доро­гу. Шлеп-шлеп-шлеп, не сни­мая лыж. Ска­тил­ся со скло­на, мах-мах, вот и дом. Ночью опять сне­го­па­ди­ло, блин­даж стал совсем горуш­кой. Юрка, радост­ный такой, забрал­ся на вер­хуш­ку – скат был кру­тым и обе­щал весе­лье.

Что-то хруст­ну­ло, он не успел понять, что – из снеж­ной кучи тор­чал по пле­чи. Почти все тело бол­та­лось на весу под разо­шед­ши­ми­ся, оче­вид­но, дос­ка­ми. Они потрес­ки­ва­ли, но дер­жа­ли. Юрка попро­бо­вал подви­гать­ся, но руки взма­хи­ва­ли так бес­по­мощ­но, что махом ими толь­ко и оста­ва­лось под­креп­лять крик «Спа­си­те!» – паль­то задра­лось, рубаш­ка вылез­ла, на моро­зе пузо мерз­ло, надо ска­зать…

Он висел, висел, руки нача­ли зате­кать, мыс­ли лез­ли – «Живот отмерз­нет, позво­ноч­ник вос­па­лит­ся, не смо­гу ходить, желу­док отка­жет, как есть???» В сосед­нем дво­ре пока­за­лись какие-то стар­шие ребя­та – он выкрик­нул, и выкрик­нул не думая – «Помо­ги­те, пио­не­ры!»

Несмот­ря на воз­раст – все-таки рано­ва­то – роди­те­ли выпи­сы­ва­ли ему и «Костер», и «Пио­нер», и «Пио­нер­скую прав­ду», и кодекс чести «избран­но­го в пио­не­ры» он уже знал – «помо­ги, чем можешь, попав­ше­му в беду»… Хохот про­хо­див­ших зве­нел в ушах – они даже швыр­ну­ли в него наспех ска­тан­ны­ми снеж­ка­ми – «Шап­ку, шап­ку надо с него сбить! Ай, ай, бежим».

Отец шел на обед домой. Все ока­за­лось про­сто – раз­дви­нуть дос­ки поши­ре – и Юрка доволь­но мяг­ко упал на ноги. «Нет, пап, я не хотел кры­шу еще силь­нее ломать» – «Гля­ди, там опять наки­да­ли-насо­ри­ли. При­дет­ся блин­даж засы­пать. Нет, при­дет­ся!»

Юрка сглот­нул под­сту­пив­шую к гор­лу оби­ду, про­ве­рил лыжи – «Не сло­мал ли?» – и умчал­ся до вече­ра гонять со ска­та от доро­ги. Вече­ром обло­жил­ся жур­на­ла­ми. Выис­ки­вал прав­ду – могут ли пио­не­ры и ком­со­моль­цы прой­ти мимо попав­ше­го в беду?

*

Клас­се в вось­мом клас­срук доня­ла его – «Поче­му ты не всту­па­ешь в ком­со­мол?» – «Не хочу, прин­ци­пи­аль­но». Он нико­му так и не ска­зал – не помог­шие в малом помо­гут ли в боль­шом?

Это тер­за­ло. Мелочь, смеш­но?

Может быть.

Вам не уда­ля­ли ниче­го из живо­та от пере­охла­жде­ния.

Хах

Хохо­тун? А все про­сто – в их шко­ле была тра­ди­ция: отме­чать дни рож­де­нья не толь­ко дома с род­ны­ми, но и в клас­се. Име­нин­ник при­но­сил по паре кон­фет и пече­ню­шек каж­до­му одно­класс­ни­ку, и – это как раз глав­ное: жела­ю­щие поздра­вить выхо­ди­ли к дос­ке, чита­ли сти­хи, пели пес­ни – ника­кой при­ну­ди­лов­ки, кого люби­ли боль­ше, тех поздрав­ля­ли так дол­го, как мог­ли.

Юрка читал корот­кие анек­до­ти­ки. Была в дет­ском жур­на­ле «Костер» руб­ри­ка «И все засме­я­лись!..» – забав­ные ситу­а­ции или взгляд на них с обя­за­тель­ным окон­ча­ни­ем этим сло­га­ном. Вот их и пере­ска­зы­вал. Класс сме­ял­ся – это лад­но, вот сам Юрец не мог ино­гда закон­чить свое выступ­ле­ние, пере­ла­мы­ва­ясь от хохо­та над тем, что еще толь­ко пла­ни­ро­вал про­из­не­сти…

И вот отту­да, от неболь­шой над­стро­еч­ки-воз­вы­ше­ния меж­ду класс­ной дос­кой и окна­ми, ему были вид­ны все, и так ясно сия­ли гла­за Юли, и даже слов­но бы раз­ли­чал ее шепот: «Хохо­тун и есть!»

*

Вес­на при­хо­ди­ла в Пещерск, сами пони­ма­е­те, поз­же всей Рос­сии. В Ори вооб­ще уже лето буше­ва­ло, а Юрка еще толь­ко наде­вал рези­но­вые сапож­ки – сля­коть и лужи одо­ле­вать. С при­шед­шим теп­лом – да с каким там теп­лом, если даже лето было, мяг­ко гово­ря, про­хлад­ным! Ну лад­но, все-таки теп­лее осе­ни – с при­шед­шим теп­лом ста­ло воз­мож­но опять заби­рать­ся в забро­шен­ный сарай, рези­ден­цию Клу­ба Люби­те­лей Слу­шать, и теперь ведь с ними была и Юля! Спе­ци­аль­но для нее Юрка выби­рал книж­ки с жен­ски­ми – да каки­ми жен­ски­ми-то? дев­ча­чьи­ми! – пер­со­на­жа­ми. Про­дол­же­ния «Вол­шеб­ни­ка Изу­мруд­но­го горо­да» чего сто­и­ли! Юля слу­ша­ла с боль­шу­щи­ми гла­за­ми, в самых напря­жен­ных местах пере­ска­за всплес­ки­вая рука­ми, хло­пая себя по затя­ну­тым в теп­лые кол­гот­ки колен­кам. Ради этой улыб­ки Юрка готов был пере­чи­тать всю город­скую биб­лио­те­ку – там спе­ци­а­лист­ки уста­ли удив­лять­ся, поче­му маль­чиш­ка про­сит кни­ги про дево­чек…

А папа сма­сте­рил Юрке кораб­лик – плос­кая палу­ба, тре­уголь­ный нос, закруг­лен­ная кор­ма. Три мач­ты с пару­са­ми из клет­ча­той кле­ен­ки и по палу­бе про­во­лоч­ное ограж­де­ние по сто­я­кам-гвоз­ди­кам! Юрка запус­кал его в поток у дома и вел до самой биб­лио­те­ки, ино­гда толь­ко пере­прав­ляя в дру­гой рукав раз­ли­ва­ю­ще­го­ся бур­ле­ния.

«Ух, какой!» – Юли­ны гла­за не вра­ли. – «А как мы его назо­вем?»

Мы.

Юрка, пока­за­лось, был готов отдать за это даже про­иг­ры­ва­тель с пла­стин­ка­ми ска­зок.

*

А Сем­ка даже не послу­шал про похож­де­ния Элли и Энни – зачем ему чьи-то фан­та­зии? Он прак­ти­че­ски сра­зу пред­ло­жил Юрке обмен – корабль на «взрос­лую» книж­ку, в кожа­ной наде­ваш­ке, скры­ва­ю­щей облож­ку с назва­ни­ем. Зачем? Ну любовь же, пора учить­ся, что с ней делать…

Книж­ку Юра читал с тяже­ло бью­щим­ся серд­цем, хоте­лось кри­чать: «Все не так! Она не такая! Мы не такие!» – но оста­нав­ли­ва­ла про­стая оче­вид­ность: папа и мама люби­ли друг дру­га, и Юрка родил­ся. Даже не дочи­тав, понес «эту фиг­ню» обрат­но. А Сема… Эх, Сема! Сема отло­мил мач­ты, и на чистую палу­бу при­бил башен­ки со ство­ли­ка­ми. Был парус­ник, стал бро­не­но­сец.

«Сей­час как дам залп из всех ору­дий!» – Сема водил корабль (быщь, быщь) по «зали­ву», на бере­гах кото­ро­го гото­ви­лись к бою оло­вян­ные авто­мат­чи­ки. – «Чего назад? В руки берет­ся, назад не отда­ет­ся!»

Ну Юрец и выпа­лил, что пер­вое при­шло – «Я тво­е­му бра­ту ее вер­ну!»

Мач­ты обрат­но не вхо­ди­ли, пада­ли.

При­шлось нести-пока­зы­вать папе. «Если ты мои подел­ки не бере­жешь, я боль­ше ниче­го тебе делать не буду!»

И толь­ко Юля, вдруг погла­див его по голо­ве: «Мы назо­вем его Сме­ю­щий­ся!»

*

Что Юрка вычи­тал в книж­ке – о том мол­чал до 16 лет.

Ну, и все засме­я­лись.

Нет? Вы тоже роман­ти­ки?

Очень при­ят­но!

Нарисуй это

Болел Данил­ка тяж­ко – дышал с при­сви­стом и при­х­ри­пом. Вра­чи ска­за­ли: запо­ляр­ный кли­мат может его загу­бить. Роди­те­ли о чем-то дол­го сове­то­ва­лись вече­ра­ми на кухонь­ке, Юрка едва рас­слы­шал – вер­нуть­ся в Орь?

Нет, нет, нет, какая Орь, вы что?! Он вче­ра впер­вые взял Юлю за руку, и они шли, ладо­шка в ладо­шке, до само­го ее дома – не так уж дале­ко вниз по ули­це, эх, ну поче­му неда­ле­ко!

Теперь вто­рой день хоте­лось петь. Юрка вклю­чал свой «Рон­до-201» и ста­вил малень­кую пла­сти­ноч­ку «Рол­линг сто­унз» – отец еще в инсти­ту­те при­сы­лал из Риги маме в Орь такие вот «пою­щие пись­ма». «Ай си э лайнз оф карс энд зей олл пэйн­тед блэк!» – Юрка даже под­пе­вал: мама под­ска­за­ла, какие там сло­ва, еще бы! Она ведь пре­по­да­ва­ла ино­стран­ные язы­ки в море­ход­ке Пещер­ска! «Виз флау­эрс энд май лов бос нева ту кам бэк!» – Юрец обста­вил­ся и сту­лья­ми, и кастрю­ля­ми, и каки­ми-то короб­ка­ми – лупил по ним нещад­но каран­да­ша­ми, то ли ритм выби­вая, то ли мело­дию. Каран­даш­ный гри­фель потом в ито­ге при заточ­ке ломал­ся через каж­дые пол­сан­ти­мет­ра. Зато Юрка набуц­ки­вал­ся так, что в кон­чи­ках паль­цев даже томи­лось нечто слад­кое – доволь­ство музы­кой, вам оно зна­ко­мо?

На 9 Мая в шко­ле всем дали ну невы­пол­ни­мое совсем зада­ние! Надо было най­ти вете­ра­на вой­ны и запи­сать с его слов рас­сказ о памят­ном сра­же­нии. Ну кто захо­чет гово­рить с чужи­ми детьми?

Юлин дедуш­ка согла­сил­ся.

При­шли к ним вчет­ве­ром – Юра про­во­жал Юлю, тащил ее ранец, ладо­шка в ладо­шке, а у подъ­ез­да их уже жда­ли ребя­та из Клу­ба. У дедуш­ки в квар­ти­ре была своя ком­нат­ка, сте­ны уве­ша­ны фото­гра­фи­я­ми, дипло­ма­ми и гра­мо­та­ми «За тру­до­вые заслу­ги», а в шка­фу даже сто­я­ли моде­ли парус­ни­ков! Юрка еле слу­шал его рас­сказ, огля­ды­ва­ясь на нее – как она при­стро­и­лась у вхо­да на стуль­чик, как под­нес­ла палец к губам, как кива­ла: «Слу­шай, запи­сы­вай!» – а он все любо­вал­ся ее школь­ным костюм­чи­ком – да, обыч­ный, как у всех, но на ней он был пре­кра­сен.

«Юр, а ты хочешь посмот­реть бра­у­нинг? Имен­ной!» – еще бы не хотел! В Орь? Ну тогда ее заби­раю с собой!

«Всем лежать!» – про­кри­чал Юра, ски­нул предо­хра­ни­тель и жим, жим, жим! Три оглу­ши­тель­ных выстре­ла про­гре­ме­ли в неболь­шой ком­нат­ке! Все схва­ти­лись за уши, а Юрка бро­сил­ся к две­ри, схва­тил Юлю за талию, взмет­нул­ся на бое­во­го коня и помчал­ся в даль, к тем­но­му лесу, к жду­щим их блин­да­жам!..

Юрка взве­сил на ладо­ни писто­лет – как его удер­жи­ва­ли при стрель­бе, непо­нят­но – и вме­сте со все­ми засо­би­рал­ся.

Юля тро­ну­ла его за пле­чо – «Остань­ся, дедуш­ка хочет с тобой пого­во­рить!»

Не надо раз­го­во­ров. В кон­це неде­ли мы с мамой уез­жа­ем в Орь.

«Виз флау­эрс энд май лов вил нева ту кам бэк!»

Колон­на чёр­ных машин с цве­та­ми и моей любо­вью, кото­рые нико­гда не вер­нут­ся.

Пото­му что бра­ту теперь нель­зя так силь­но про­сты­вать.

Поэто­му. Имен­но поэто­му все стро­ну­лось и меня­ет­ся. Мир пере­кра­и­ва­ет­ся и нико­гда уже не будет преж­ним.

Он еще раз­ду­мы­вал, писать ей пись­ма или нет.

Не стал. С глаз долой…

Как ни стран­но, от нее тоже не при­шло ни строч­ки.

Пейнт ит. Пейнт ит блэк…

_________

I see a line of cars and they’re all painted black

With flowers and my love both never to come back

Колонна чёрных машин с цветами и моей любовью, которые никогда не вернутся – композиция «Paint It Black» группы «Rolling Stones»

Не мы

Что зре­ние сла­бое – это выяс­ни­лось в четы­ре года, еще когда на Севе­ре жили, когда заме­ти­ли, что щурит­ся, раз­гля­ды­вая кар­тин­ки в книж­ках. Стал носить очки, и это было и пово­дом для гор­до­сти, и про­кля­тьем – на ули­цах неко­то­рые кри­ча­ли: «Очка­рик, в… ухе… шарик!» – но и нахо­ди­лись девоч­ки, любо­пыт­ные, улы­бав­ши­е­ся: «Ты в очках такой умный»…

Уже по при­ез­де с Севе­ра, аж в чет­вер­том клас­се, ему объ­яви­ли, что надо лечить глаз­ки, и будет видеть, в кон­це кон­цов, гораз­до луч­ше. Все­го про­шел око­ло десят­ка кур­сов лече­ния, каж­дые пол­го­да отправ­ля­ясь на месяц-пол­то­ра на боль­нич­ную кой­ку – и тебе элек­тро­фо­рез с при­моч­ка­ми на гла­за, и лазер­ная засвет­ка сет­чат­ки, и уко­лы нико­ти­но­вой кис­ло­ты, и какие-то зака­пы­ва­ния с непро­из­но­си­мы­ми назва­ни­я­ми. Пол­то­ра меся­ца в дет­ском отде­ле­нии город­ской боль­ни­цы… Даже если три пала­ты дру­зей набрать – все рав­но скуч­но, тяж­ко, тош­но – вре­ме­на­ми то один, то дру­гой бро­сал­ся на кой­ку в сле­зах: «Домой, домой!» Но это было вовсе не испы­та­ние, было кое-что поху­же…

Вот, напри­мер, к пол­нень­кой, низень­кой (для сво­е­го воз­рас­та) девоч­ке с кро­ва­ти в пра­вом углу воз­ле две­ри при­шли роди­те­ли. Почти все вышли из пала­ты, что­бы не мешать, а он сде­лал вид, что спит. «Тебе надо ее кушать, надо, сил не будет!» – уго­ва­ри­ва­ла мать, и что-то пря­мо пиха­ла с лож­ки, а девоч­ка упря­ми­лась: «Ну сколь­ко мож­но чер­ную, не люб­лю я ее! Крас­ной нет?» – и вдруг до него дошло, чем ее насиль­но (!) пот­чу­ют – оша­ра­шен­ный, выско­чил в кори­дор: «Слу­шай­те, она вооб­ще отку­да такая взя­лась??? Икру не хочет есть!» «Икра? А что это?» – с покрас­нев­ши­ми щека­ми спро­сил один, лопо­ухий, и тут Юра вспы­лил: «А! Ну вас!» Когда роди­те­ли капри­зу­ли ушли, он, все еще воз­му­щен­ный, подо­шел к ее кро­ва­ти, что­бы луч­ше слы­шать и не про­пу­стить ни зву­ка: «А кто твой папа? Кем он рабо­та­ет? Гене­рал? Ааа, ну ясно…» – и ото­шел, злой на всех, и на пси­хо­ло­га-педа­го­га, соби­рав­шую в обе­ден­ном зале груп­пу на боль­нич­ное заме­ще­ние школь­ных уро­ков.

«Я не пой­ду, а зачем? Не отста­ну я от клас­са, и дого­ню, и пере­го­ню, и за мной еще гнать­ся будут!» – так и ска­зал. Зато после заня­тия быст­рее всех ока­зал­ся у шка­фа с про­иг­ры­ва­те­лем. Под став­шие люби­мы­ми пла­стин­ки мож­но было играть в про­стень­кие, в общем-то, игры – впус­кать внутрь боль­шой «тарел­ки» волч­ки, почти наугад, чей вытолк­нет всех «про­тив­ни­ков», или посе­рьез­нее – раз­вер­нуть кле­ен­ча­тое поле из кле­ток для «шагов» – кругов-«неожиданностей», тре­уголь­ни­ков выиг­ры­шей и про­чих сюр­при­зов – для путе­ше­ствия в дру­гой угол, пере­ша­ги­ва­ния фиш­ка­ми по чис­лу выпав­ших меток на куби­ках. «И в сол­неч­ной Ита­лии… И в пас­мур­ной Грен­лан­дии… Носил с собою чело­век… Все иму­ще­ство своё! Обры­вок шку­ры мамон­та…» – под­тя­ги­вал Бояр­ско­му. Что он бра­вый муш­ке­тер – уже знал, а что такие пес­ни поет – толь­ко здесь и услы­шал…

В тот день Юра все так же под­пе­вал музы­ке с пла­сти­нок. Новень­ких при­ве­ли и на вре­мя оста­ви­ли перед постом меде­се­стер – иска­ли им место в пала­тах. Двое, почти оди­на­ко­вые на лицо, с оди­на­ко­вы­ми при­чес­ка­ми – задран­ны­ми квер­ху на лбах хохол­ка­ми. Пома­хал им: «При­вет!» Один нахму­рил­ся, кив­нул, отвер­нул­ся, страш­но покрас­нев. Вто­рой, улыб­нув­шись, выдав­ли­вал так дол­го, так: «Прррр… иввв… еээ­эт». Ему вдруг ста­ло и стыд­но, и жал­ко, и от чего-то боль­но. Вне­зап­но руку све­ло судо­ро­гой, взмах­нул нелов­ко – а этот, улыб­чи­вый (о! у него родин­ка под гла­зом), вдруг задви­гал­ся, почти сме­ясь, и делая какие-то стран­ные дви­же­ния. Педа­гог стро­го посмот­ре­ла на Юру: «Ты зна­ешь язык жестов? Нет? Стран­но. Он решил, что ты ему что-то хочешь ска­зать». Он готов был про­ва­лить­ся сквозь зем­лю от сты­да, но что уж, так полу­чи­лось, так полу­чи­лось…

Их под­се­ли­ли в его пала­ту. Под­се­ли­ли – мест не хва­та­ло, было мно­го про­опе­ри­ро­ван­ных, две кой­ки сдви­ну­ли вме­сте, и вот вам на тро­их. Этот, с родин­кой, все улы­бал­ся и поры­вал­ся что-то объ­яс­нять жеста­ми – Хму­рый крас­нел и даже хва­тал бра­та за руки, гля­дел на Юрку так тяже­ло, буд­то тот в чем-то вино­ват. Юра пытал­ся дога­дать­ся, что зна­чит вот этот жест, и вот этот, но… В кон­це кон­цов достал блок­нот и руч­ку: «Напи­ши, что хочешь ска­зать». Так пошло лег­че, хоть что-то ста­ло понят­но, у них мама совсем немая, да, а они? «Не зна­ем» – «Ну, как не зна­ем? Вот смот­ри, в книж­ке фрукт, как назы­ва­ет­ся? Ска­жи вслух!»

Улыб­чи­вый выдав­ли­вал зву­ки по одно­му, по кап­ле, и когда полу­чи­лось сло­жить зву­ки в сло­во, обра­до­вал­ся, захло­пал в ладо­шки. Юрке ста­ло радост­но, но под серд­це буд­то игол­ка воткну­та – жал­ко что ли «немых»? «Жал­ко у пчел­ки», – про­шеп­тал себе под нос, и…

***

…и через неде­лю бес­пре­стан­ных заня­тий Улыб­чи­вый стал гово­рить мед­лен­но-мед­лен­но, но гово­рил же! Педа­гог с удив­ле­ни­ем смот­ре­ла на Юру: «Может, в учи­те­ля пой­дешь, когда вырас­тешь?» – «Нет, я как папа, в авиа­цию!» – «Гене­ра­лом?»

Гене­ра­лом папа не был, в пере­сче­те граж­дан­ско­го зва­ния на воен­ное ока­зы­вал­ся толь­ко капи­та­ном, вро­де – может, поэто­му икру Юрка на Новый год-то не все­гда видел, не то что в обыч­ные дни осе­ни. Зато папа поло­жил в «пере­дач­ку» про­зрач­ный пакет с эмбле­мой Аэро­фло­та, а в нем, а в нем! Вяле­ный чер­но­слив! Соч­ный, смач­ный, слег­ка терп­кий – Юра дер­жал его на язы­ке дол­го, напи­ты­ва­ясь вку­сом.

«Улыб­чи­вый! Тьфу, Слав­ка! Дер­жи чер­но­сли­ви­ну! И бра­ту вот тоже!» – они сиде­ли на кушет­ке в кори­до­ре, а Юра пошел по пала­там уго­щать дру­зей, так и было, и вре­ме­ни-то про­шло немно­го, минут восемь, Юрка еще уди­вил­ся, куда поде­ва­лись мед­сест­ры, ааа – в каби­не­те зав­от­де­ле­ни­ем что-то позва­ни­ва­ло и слы­шал­ся смех, а на кушет­ке у само­го мед­по­ста Хму­рый душил бра­та и сквозь зубы сипел: «Ооот­даа­ай», – а Слав­ка, с нали­тым кро­вью лицом, и не пытал­ся сопро­тив­лять­ся, толь­ко улыб­ка пере­ка­ши­ва­ла гото­вые лоп­нуть губы, – из раз­жа­тых паль­цев помя­тая чер­но­сли­ви­на упа­ла на пол.

Юрка ведь был стар­ше них года на три, так что схва­тил Хму­ро­го в охап­ку и зата­щил в пала­ту очень лег­ко. Вокруг пры­га­ли, гал­де­ли, тол­пи­лись, а Юра вжи­мал Хму­ро­го в кро­вать и впи­хи­вал ему в рот чер­но­слив, сдав­ли­вая челюсть со щек, что­бы раз­жа­лись зубы, впи­хи­вал, а Слав­ка чуть не висел на руке, что-то быст­ро-быст­ро тара­то­ря и вдруг всех затих­ли, толь­ко тон­кий крик, слов­но испу­ган­ная пти­ца, заме­тал­ся над голо­ва­ми: «Про­сти его! Я его про­щаю!» – и Юра похо­ло­дел, обо­млев перед седым Слав­кой, ути­ра­ю­щим сле­зы, топ­чу­щим раз­ма­зан­ные яго­ды…

***

Никто не выдал Юрку. Гово­ри­ли вра­чам, что брат душил бра­та, пока у того воло­сы не ста­ли белы­ми. К вече­ру обле­пи­ли под­окон­ни­ки, при­лип­ли к стек­лам, гля­дя, как малы­ши пле­тут­ся за мамой и бело­во­ло­сый отча­ян­ны­ми жеста­ми пыта­ет­ся что-то объ­яс­нить немой. Немой…

Зверобой

Конеч­но же, на лето Юру «сплав­ля­ли» бабуш­кам в дерев­ню. А там… Прак­ти­че­ски всем мест­ным «чужой» – мало того, что город­ской, так еще с каких-то Севе­ров – где это, роди­те­ли не все пред­став­ля­ли, не то что дети… Вот и носил­ся паре­нек по всей нема­лень­кой деревне (офи­ци­аль­но – рабо­чий посе­лок) на вело­си­пе­де, ино­гда про­сто ради удо­воль­ствия от ско­ро­сти, ино­гда от дома к дому род­ни…

Было за ним нечто стран­ное, чего он сам в себе понять не мог – сто­и­ло уви­деть ящик в шка­фах, неплот­но при­кры­тый и пол­ный мело­че­вок – не мог усто­ять, копал­ся в нем, пере­ры­вая все барах­ло: ино­гда с раз­ре­ше­ния хозя­ев всех этих зажи­га­лок, ножич­ков, пуго­виц, меда­льо­нов, меда­лей, – а ино­гда и по свое­во­лию: дожи­дал­ся, пока оста­вят один на один с «сокро­вищ­ни­цей» и спеш­но пере­тря­хи­вал про­сто ста­рые, ста­рин­ные, и ново­де­лан­ные вещи­цы.

Ино­гда попа­да­лись еще шеве­ля­щие стрел­ка­ми часы – и тогда он спра­ши­вал деда: «Дедуль, а у тебя нет каких-нибудь ста­рых часов, тебе ненуж­ных?» – и тот мило­сти­во раз­ре­шал пере­рыть ящи­ки еще раз, и – о! вот они! Дарю, вну­чек, поль­зуй­ся! А ино­гда нахо­ди­лись меда­ли, и с них раз­ре­ша­лось снять копию – накла­ды­ва­ем фоль­гу, при­ти­ра­ем, акку­рат­но сни­ма­ем сле­пок и зали­ва­ем эпок­сид­ной смо­лой, пере­ме­шан­ной с брон­зо­вой пылью-«золотянкой»…

Юра смут­но пони­мал, что за свою страсть мож­но ведь и попла­тить­ся, и одним скан­да­лом не отде­ла­ешь­ся, но… Вот ведь мельк­ну­ло в ящи­ке, откры­том тет­кой Ирой, что-то бле­стя­щее – как не про­ве­рить, что за свер­каш­ка такая?

Это был… Это был… Это была гиль­за от патро­на! Новень­кая, жгу­че бли­ста­ю­щая, с непро­би­тым кап­сю­лем – и в меша­нине ниток и пуго­виц нашлись мяг­кие «мехо­вые», слов­но из вале­нок выре­зан­ные пыжи.

– Юра! Пле­мяш, ты где там застрял? Иди сюда!

На лет­ней веран­де выстав­лен стол, на нем и само­вар, и чаш­ки, и кон­фе­ты, и ред­кий (в деревне-то) зефир, а вот и пря­ни­ки, а это – ммм, мед в сотах!

– Давай, Юрец, жуй-жуй, гло­тай! – дядь­ка Андрей ино­гда под­на­чи­вал сво­их, дво­ю­род­ных для Юры, ну и его обя­за­тель­но. – Кто не уме­ет сме­ять­ся над собой, тот…

Вот окон­ча­ние кры­ла­той фра­зы Юра не мог вспом­нить, еще бы – все вни­ма­ние сошлось на гиль­зе в кар­мане: если есть чем стре­лять, побли­зо­сти най­дет­ся, из чего!

– Да я уже наже­вал­ся, спа­си­бо. А дядь Андрей, а я посмот­рю, что у вас почи­тать есть?

– А посмот­ри, там и «Всад­ник без голо­вы» дол­жен быть, и «Сле­до­пыт», и «Зве­робой», посмот­ри, ага! Толь­ко две­ри в ком­на­ты при­крой, а то мухи нале­тят.

За при­кры­ты­ми две­ря­ми слыш­ны были толь­ко обрыв­ки фраз и «кусоч­ки» дядь­ки­но­го сме­ха. В тишине Юрка при­жал серд­це ладо­нью – что ж так гро­хо­чет? Вот сер­вант, вот книж­ная пол­ка, вот тот самый ящик… Что-то под­ска­за­ло – «загля­ни наверх». Под­нял­ся на цыпоч­ки. Оно сия­ло там.

Юра по книж­кам знал – вот это при­клад, вот это цевье, два ство­ла, вот рыча­жок, что­бы «пере­ло­мить» и открыть ружье для заря­жа­ния. Патро­ны сто­я­ли в короб­ке там же, навер­ху, у сте­ны.

«Я буду насто­я­щим охот­ни­ком! Ведь раз­ре­шит же выстре­лить в соро­ку или воро­бья!» – и он дро­жа­щи­ми паль­ца­ми вста­вил в один ствол патрон, а в дру­гой, уже с горя­щей голо­вой, кру­га­ми перед гла­за­ми, испа­ри­ной на лбу – пустую гиль­зу. Какие-то пру­жи­ны сопро­тив­ля­лись закры­тию, руки так тяж­ко напряг­лись, щелк!

– Юра, ты где там, зачи­тал­ся? За тобой бабуш­ка при­шла!

*

Он выско­чил из ком­на­ты такой стран­ный, как пья­ный, руки отря­хи­вал от пыли. «Зве­робоя», пом­ню, взял почи­тать. «Вот про­чи­та­ешь и вырас­тешь насто­я­щим стрел­ком! Толь­ко за кого будешь – блед­но­ли­цым или крас­но­ко­жим?» – и тут он схва­тил бабу­лю за руки и потя­нул: «Пой­дем уже, пой­дем!» В воро­тах они сто­я­ли, когда Боря, мой-то, бра­тец Юркин, про­кри­чал: «Стой, инде­ец!» – и как он дота­щил ружье-то? Мы с ним бало­ва­лись ино­гда – стой, стре­лять буду, ну щелк и щелк.

Вот он и щелк­нул.

Одним из двух кур­ков.

Юра засме­ял­ся. Потом всхлип­нул: «Про­сти­те! Я не буду боль­ше по ящи­кам лазать, Борь­ка, не тро­гай!»

Вто­рой выстрел жах­нул ему под ноги…

На рыбал­ку ездим ино­гда, а при сло­ве «охо­та» у мате­ри исте­ри­ка начи­на­ет­ся.

Ильин день

Ска­зал я, что видел он пло­хо? Да и вооб­ще здо­ро­вья не было, счи­тай. Посто­ян­но про­сты­вал. А уж худю­щий был! Одно­класс­ни­ки ина­че как «дохе­сом» и не назы­ва­ли. Дру­зья уго­ва­ри­ва­ли: «Не рас­стра­и­вай­ся, ты про­сто у нас луч­ший по уче­бе, вот и зави­ду­ют». Успо­ка­и­ва­ло то, что дру­зья, что есть они, вот, рядом, а что дру­гие сме­ют­ся… Тощий… Ну, про­бо­вал даже через силу есть. Ну, даже не три раза в день, а шесть – без тол­ку. В каком-то жур­на­ле про­чи­тал: «…в резуль­та­те тако­го обме­на веществ не может про­ис­хо­дить нара­щи­ва­ние мышеч­ной мас­сы, а уж тем более жиро­во­го слоя». Ну и для себя успо­ко­ил­ся. Обмен не тот.

Обмен не обмен, а про­зви­ще «Юрий Тон­ко­ру­кий» при­кле­и­лось к нему намерт­во.

В лагерь этот они попа­ли после седь­мо­го же клас­са? После вось­мо­го никто бы не загнал, конеч­но. Тру­до­вой лагерь. При­зе­ми­стые беле­ные кор­пу­са-бара­ки; сто­ло­вая под наве­сом, на откры­том воз­ду­хе; умы­валь­ник на 10 чело­век. Утром вме­сто будиль­ни­ка под­ни­ма­лись под какую-то дурац­кую пес­ню, да какую там пес­ню – ор! Ор из боль­шу­ще­го дина­ми­ка, выстав­лен­но­го на окно кор­пу­са адми­ни­стра­ции.

После умы­ва­ния ледя­ной водой – еще и оче­редь отсто­ять надо – и попы­ток чистить этим теку­чим льдом зубы (тут же сво­ди­ло болью), по коман­де зани­ма­ли места в сто­ло­вой, по коман­де ухо­ди­ли, по коман­де стро­и­лись для выхо­да на поле.

А вот «труд­ным», с кем учи­те­ля мая­лись и в шко­ле, схо­ди­ло с рук, похо­же, и «про­спал», и «не слы­шал побуд­ку», «не успел на зав­трак», и «что мне, голод­ным пол­дня рабо­тать?» Они при­пле­та­лись на поле сво­ей стай­кой, вчет­ве­ром-впя­те­ром, сра­зу выго­ня­ли всех с маши­ны и при­ни­ма­ли в кузов гру­зо­ви­ка вед­ра с огур­ца­ми или полу­зе­ле­ны­ми поми­до­ра­ми, ста­ра­тель­но поме­ча­ли цифер­ка­ми, кто сколь­ко собрал, и покри­ки­ва­ли: «За меня еще пол­вед­ра! За Тол­сто­го два вед­ра, не спим!»

Юрка смот­рел на них с нена­ви­стью, и гла­за начи­на­ли гореть еще силь­нее, когда видел, как Миша­ня или Серый, полу­чив от скло­нив­ше­го­ся свер­ху, через борт маши­ны, щел­чок по лбу, тащи­лись соби­рать еще вед­ро, хотя нор­му дав­но уже выпол­ни­ли и мог­ли бы отды­хать вме­сте с ним, пря­мо на поле пере­ку­сы­вая све­жи­ми огур­чи­ка­ми. Боль­ше все­го беси­ло, что в клас­сах по два­дцать восемь чело­век, паца­нов в каж­дом по четыр­на­дцать при­мер­но, и все поз­во­ля­ли вер­хо­во­дить над собой чет­ве­рым…

«А кто-то сей­час заго­ра­ет у реки», – дума­лось. – «Ско­ро купать­ся нель­зя уже будет».

– Юрец, поче­му купать­ся ско­ро уже все, каюк?

– Вода зацве­та­ет.

– Это как еще?

– Водо­рос­ли какие-то при­бреж­ные, семе­на выбра­сы­ва­ют, жгут­ся, вол­ды­ри даже мож­но зара­бо­тать.

– Юрец, ты энцик­ло­пе­дии, что ли, чита­ешь? Не голо­ва, а Дом Сове­тов!

Рядом свист­ну­ло, и шарик поми­дор­ки шлеп­нул­ся, пре­вра­тив­шись в розо­вое меси­во.

– Тон­ко­ру­кий, мы реши­ли пой­ти на озе­ро, тут неда­ле­ко, – это Вован, с кузо­ва, ока­зы­ва­ет­ся. – Ты с нами или с дев­ка­ми оста­нешь­ся?

– С вами, – делан­но зев­нул Юрка. – А что учи­те­ля?

– Поэто­му и спра­ши­ва­ем. Дев­ки все рав­но зама­сты­рят, кто и куда ушел. Идешь?

– Иду, конеч­но.

Путь на озер­ко ока­зал­ся дол­гим, доль­ше, чем дума­ли, и в этом похо­де Юра про­клял и лагерь, и шко­лу, и всю систе­му обра­зо­ва­ния, поз­во­ляв­шую тре­бо­вать от луч­ших луч­ше­го пове­де­ния, а от лобо­тря­сов – лабу­ду обыч­ную, по шту­ке в руки. Всё пото­му, что Вань­ка-Вано зади­рал его всю доро­гу, швы­ряя полу­спе­лы­ми поми­до­ра­ми то в ноги, то вдруг при­цель­но в голо­ву.

– Ты очу­мен­но класс­ный друг, Вано, – сплю­нул Вован. – Сам у него кон­фе­ты клян­чит, и сам кида­ет­ся.

Вано гля­нул на новый «сна­ряд» в руке, при­щу­рил­ся, потер об шта­ни­ну, кус­нул, скри­вил­ся:

– Ну вот как в него не бро­сить? Эээ, Тон­ко­рук, ты чего?

Юра, дыша как загнан­ный, выбро­сил булыж­ник на обо­чи­ну толь­ко убе­див­шись, что Вань­ка отбе­жал дале­ко.

– Вот и оно, под обры­вом!

– А спус­кать­ся как будем?

– Раз­де­нем­ся здесь и сра­зу пры­га­ем в воду!

– Умный в гору не пой­дет, – Серый сум­ни­чал. – Очень надо кому-то что-то дока­зы­вать.

– Кто не поплы­вет, тот обхо­дит озе­ро и несет нашу одеж­ду на тот берег! – и со страш­ным, весе­лым воп­лем Вован вле­тел в воду под обры­вом как заправ­ский пры­гун.

«Опять при­ступ дисто­нии, что ли», – испу­гал­ся Юра, чув­ствуя ужас­ное серд­це­би­е­ние и теря­ясь в поплыв­шем перед гла­за­ми маре­ве. Уже и вода сомкну­лась над макуш­кой, и выныр­нул, и опять под воду… Успел раз­гля­деть, что впе­ре­ди плыл шум­но, с кучей брызг, Вов­чик, Вано же у Юрки за спи­ной что-то про­кри­чал и повер­нул обрат­но и у бере­га уже искал поло­гий спуск, и кто-то еще обо­гнал Юрку и моло­тил по воде как вес­ла­ми.

Брат у Серо­го учил­ся в море­ход­ке в Ленин­гра­де и вре­мя от вре­ме­ни при­сы­лал запи­си на гиб­ком про­зрач­ном пла­сти­ке с помет­кой в пись­ме – «Запом­ни, вот это будет ско­ро мод­ным и надол­го». В послед­ний раз была пес­ня како­го-то неиз­вест­но­го рань­ше Юрке пев­ца с восточ­ной фами­ли­ей, с гул­ким, низ­ким голо­сом: «И вот ты сто­ишь на бере­гу и дума­ешь – плыть или не плыть?» От пес­ни Юре ста­ло страш­но, но сей­час… Он выныр­нул опять и небыст­ро, но уве­рен­но, пря­мо царе­вич-лягу­ше­вич – брасс это, что ли? – поплыл, поплыл, ведь поплыл же! Обо­гнал одно­го, дру­го­го, кто-то зафыр­чал, плю­ясь водой: «Тьфу на тебя, обго­нишь – убью!» – а на бере­гу Вов­чик захле­бы­вал­ся сме­хом: «Тон­ко­ру­кий плы­вет, а Серый и Вано ему тап­ки несут, где это вида­но было!» – и подал руку, вытас­ки­вая Юрку из воды.

Он все еще не мог согреть­ся, в тряс­ке мел­кой дро­жью. Сер­гей и Ваня подо­шли, а Вован, доку­ри­вая «Сто­лич­ную», сплю­нул и выпа­лил:

– Зна­чит так, с сего­дняш­не­го дня кто Тон­ко­ру­ко­го тро­нет или обзо­вет – будет иметь дело со мной. Всем ясно?

В бара­ке Юрке ста­ло пло­хо. Врач, кото­ро­го Вов­чик чуть ли не за руки тащил, сме­рил дав­ле­ние и почти горсть лекарств отсы­пал.

Толь­ко это уже было неваж­но.

Пото­му что берег остал­ся где-то в про­шлой жиз­ни.

Космонавты

А вот не было у него вело­си­пе­да в горо­де, и все тут! Мать, устав мазать зелен­кой и йодом его синя­ки и сса­ди­ны от паде­ний на беше­ной ско­ро­сти, – ско­ро­сти, с кото­рой он рас­се­кал по дере­вень­ке, – запре­ти­ла ездить на вели­ке по горо­ду. Поэто­му до озер­ка при ТЭЦ его вози­ли на раме или багаж­ни­ке то Мифус, то Леший. Нет, ну ино­гда и он, конеч­но, накру­чи­вал, выкру­чи­вал, наво­ра­чи­вал педа­ли, силясь про­вез­ти дру­зей так дале­ко, как мог. Если Миш­ка так и норо­вил съяз­вить что-нибудь про чере­па­шью ско­рость, то Леха все­гда нахо­дил, чем под­бод­рить. Миха­ил не забы­вал ска­зать: «Все­го кило­метр, как отъ­е­ха­ли!» Алек­сей чаще все­го улы­бал­ся: «Кило­метр остал­ся!» А им и ездить-то вме­сте осо­бо неку­да было – толь­ко купать­ся в этом бли­жай­шем к горо­ду при­лич­ном угол­ке при­ро­ды, сли­том из кув­ши­нок, все­гда теп­лой воды (в озер­ко спус­ка­ли пар с элект­ро­цен­тра­ли), и креп­ко­го бере­га, не раз­мы­то­го и не так уж дико про­рос­ше­го кор­ня­ми, – кор­ня­ми почти выкор­че­ван­ных дере­вьев…

Соби­ра­лись в назна­чен­ное вре­мя у шко­лы и от нее через при­мет­ную лесо­по­сад­ку выез­жа­ли по объ­езд­ной к ТЭЦ, по доро­ге заво­ра­чи­ва­ли к фили­а­лу ком­би­на­та, рабо­те Леш­ки­но­го отца: строй­от­дел мог похва­лить­ся Крас­ной ком­на­той – и уго­лок ленин­цев с бюстом вождя и полоч­кой для его избран­ных сочи­не­ний, и уго­лок отды­ха с тен­нис­ным сто­лом.

Миша с Лешей про­сто рва­лись к игро­во­му сто­лу, а вот Юра… Что поде­лать! С его замед­лен­ной реак­ци­ей ни одна игра по-насто­я­ще­му не уда­ва­лась – все эти дви­же­ния вовне, все это окру­жа­ю­щее, сума­сво­дя­щее и раз­дра­жа­ю­щее усколь­за­ло от при­сталь­но­го вни­ма­ния. Зато погру­же­ние в себя, в абстракт­ные кон­ту­ры и циф­ры, в книж­ные обра­зы, дава­лось так лег­ко, что каза­лось – он родил­ся с ком­пью­те­ром в голо­ве.

А пока что Юрка силил­ся хоть как-то научить­ся тому, что столь мно­гим дава­лось с лег­ко­стью, и в настоль­ный тен­нис реза­лись втро­ем на выбы­ва­ние – ну это, конеч­но, они ему льсти­ли.

«В сет­ку!.. Под­столь­ный!.. Небе­руш­ка!» – уда­ры мячи­ка о ракет­ку буд­то в лоб били, и толь­ко рос­ли раз­дра­же­ние и рас­се­ян­ность, и глаз не ухва­ты­вал полет бело­го ком­ка пла­сти­ка, и все уже, хва­тит!

«Ну, тогда поеха­ли купать­ся!»

*

Раз­бе­жать­ся и плюх­нуть­ся в воду с прыж­ка, подо­брав ноги и обхва­тив их. Вой­ти в воду «ласточ­кой». Ино­гда полу­ча­лось – охо­хо! аха­ха! эхе­хе! – рука­ми выстре­мить тело в стре­лу, а ноги рас­ки­нуть в зако­ря­ку – это тоже надо было суметь. А прыг­нуть, погру­зить­ся до само­го дна, и по нему плыть, на сколь­ко хва­тит дыхал­ки? Вот в этих раз­вле­че­ни­ях Юра от них почти не отста­вал, и даже – даже! – выиг­ры­вал по вре­ме­ни пла­ва­ния под водой!

Сего­дня к месту все­гдаш­не­го весе­лья подъ­е­ха­ла маши­на, семей­ка – мама-папа-малыш – раз­ме­сти­лись неда­ле­ко от воды с покры­ва­ла­ми, «паца­ны, как вода? дно чистое, коряг нет?» – вро­де никто нико­му не мешал.

Маль­чу­ган – мама уже пере­оде­ла, «беги, милый!» – пото­пал к гро­мад­но­му пню, с кото­ро­го и сига­ли они в воду. Леш­ка в мас­ке для под­вод­но­го пла­ва­ния с любо­пыт­ством смот­рел – что кара­пуз устро­ит?

«А вы что, кос­мо­нав­ты, здесь дела­е­те?»

Леха упал в воду и отту­да пошли бур­ные струи ничем не стес­ня­е­мых пузы­рей. Миха пол­зал на карач­ках по тра­ве, выдав­ли­вая еле-еле через хохот: «Кос­мо… кос­мо…» Юрка обхва­тил раз­ло­ми­ну пня, что­бы не сва­лить­ся в воду и не захлеб­нуть­ся: «Кос­мо­нав­ты… мы…» Роди­те­ли рас­те­ряв­ше­го­ся малы­ша ута­щи­ли его, схва­тив в охап­ку, – подаль­ше от этих вели­ких хохо­ту­нов.

И все засме­я­лись…

Ага. Слов ино­гда мало. И «смех» не зна­чит ниче­го.

С тех пор у них было общее кодо­вое сло­во. В труд­ную мину­ту, когда мозг раз­ры­ва­ло от серьез­но­сти момен­та, напо­ми­на­ли друг дру­гу – «кос­мо­нав­ты» – и, каза­лось, даже дышать ста­но­ви­лось лег­че.

Чертова лысина

Гри­бы иска­ли дол­го, осмат­ри­вая каж­дое дерев­це, каж­дый пенек – вдруг вот здесь под­оси­но­вик? На полян­ку вышли и пона­ча­лу про­сто сто­я­ли и огля­ды­ва­ли, удив­ля­ясь – посре­ди лесо­по­ло­сы такой заку­ток!

– Пря­мо под блин­даж для пар­ти­зан, – сост­рил Юрок, а Миша­ня даже и не взду­мал засме­ять­ся, обо­шел «пята­чок», при­гля­ды­ва­ясь, мно­го ли дере­вьев успе­ли пустить кор­ни на пустое место.

– Чер­то­ва плешь, так, что ли, это назы­ва­ет­ся, – Мишок «раз­брыз­гал» широ­ки­ми шага­ми листья на «лысине». – Пошли на строй­ку за лопа­та­ми! Как зачем? Пар­ти­за­на­ми будем.

Строй­ка, ну как строй­ка… К шко­ле при­строй дела­ли – теп­ли­ца для вне­класс­ных заня­тий по био­ло­гии, с дру­гой сто­ро­ны обли­цов­ку спорт­за­ла меня­ли. Лопат, кир­пи­чей, цемен­та и толя во внут­рен­нем дво­ри­ке было нава­лом, надо толь­ко про­лезть под высо­кие воро­та. Ни Юрке, ни Миш­ке не уда­лось – «Юрец, у тебя-то отку­да живот взял­ся?». При­шлось звать на помощь Миш­ки­но­го млад­ше­го бра­та: «Запас­ной», – так он его звал, – «все­гда при­го­дит­ся в мое отсут­ствие». Кое-как про­пих­ну­ли инстру­мен­ты и про­смо­лен­ный толь – и дёру, дёру, воло­ча руло­ны одним кра­ем по раз­би­то­му асфаль­ту – за доро­гой воз­ле шко­лы и был край горо­да, там за пусто­шью вид­не­лись ряды дере­вьев…

Яму для зем­лян­ки рыли три дня – глу­бо­кую, почти в рост. Кор­ни все-таки попа­да­лись – обру­ба­ли выта­щен­ным во вто­рой заход топо­ри­ком. Торо­пи­лись – не пошел бы дождь. Кры­шу настла­ли дере­вян­ны­ми щита­ми, бро­шен­ны­ми кем-то у гара­жей рядом со шко­лой, свер­ху этот смо­ли­стый кар­тон из руло­нов, при­сы­па­ли зем­лей и листья­ми – ну вот отку­да что при­ду­ма­лось, о войне-то зна­ли по филь­мам да книж­кам! Даже печ­ку сло­жи­ли из кир­пи­чей, выта­щен­ных уже в сумер­ках, когда роди­те­ли мог­ли и оттре­пать за позд­нее воз­вра­ще­ние с ули­цы.

Да, уста­ли. Да, чуть не надо­рва­лись – Юрка с его дисто­ни­ей тас­кал тяже­сти стой­ко, но перед гла­за­ми плы­ли пят­на. Но, как ни смеш­но – свой кло­чок зем­ли, свой, сво­и­ми рука­ми обу­стро­ен­ный, сво­и­ми тру­да­ми! От печ­ки пари­ло, мож­но было снять курт­ку, и в кар­тиш­ки реза­лись на остав­лен­ном в полу высту­пе – зем­ля­ном «лежа­ке» – с осо­бым азар­том.

– А ты в кур­се? После­зав­тра опять на поля выво­зят нас – кар­тош­ка, свек­ла, мор­ковь, еще что-то. Нет? – Миша­ня при­оса­нил­ся. – Класс­ная мне все рас­ска­зы­ва­ет. Когда успе­ва­ет? – он важ­но при­гла­дил куд­ри. – А нахо­дим вре­мя, нахо­дим…

Что за намек, и был ли он – Юра и не заду­мал­ся…

*

Они еще толь­ко зашли в авто­бус после нуд­но­го тру­до­во­го дня, а Миха уже заши­пел: «Юрша, Юрша, за мной, быст­ро», – чуть не про­бе­жал вдоль сало­на и плюх­нул­ся на зад­нее сиде­нье. – «Чув­ству­ешь – оно не при­кру­че­но!» «Ты с ума сошел? Все же видят! Это не рулон толи в сумер­ках тянуть!» «Ну чего ты орешь, чего ты орешь! Не дрейфь! Все по-наше­му будет!» – и после часа тряс­ки по доро­ге от кол­хо­за до ворот шко­лы у Юрки все-таки лоп­ну­ла в голо­ве малень­кая звез­да – Миш­ка крик­нул: «А зад­нюю открой­те!» – схва­тил сиде­нье, выско­чил чуть не прыж­ком в дверь и пере­бро­сил сидуш­ку через бетон­ный забор сосед­не­го со шко­лой дет­са­да. Все так и было, толь­ко сто­крат быст­рее, чем это опи­сы­вать при­выч­ным язы­ком.

Юрка огля­дел­ся. Одно­класс­ни­ки выби­ра­лись из авто­бу­са. Класс­ная отме­ча­ла в спис­ке, все ли здесь. Води­тель поку­ри­вал, ску­ча­ю­ще огля­ды­вая детво­ру, высы­пав­шую из дру­гих авто­бу­сов. Юрка потер горя­щие уши, кто-то тряс его за рукав, что ли? Точ­но – Миша­ня что-то шипел, ааа, «пошли-пошли», куда? «Ко мне домой, тво­им пред­кам позво­нишь, что до вече­ра у меня оста­нешь­ся».

И пошли, и позво­ни­ли, и остал­ся, и Миш­ки­на мать накор­ми­ла удар­ни­ков школь­но­го тру­да вкус­ню­щим супом – а в гостях все­гда вкус­нее, нет? – и потом бежа­ли до огра­ды дет­са­да – фуф, на месте, никто не ута­щил, и вдво­ем пово­лок­ли в свое убе­жи­ще сухую и мяг­кую сидуш­ку. Надо же! Коро­ли леса, да и толь­ко!

*

– Я сна­ча­ла хоте­ла пого­во­рить об этой ситу­а­ции после заня­тий, – класс­ная отсту­ки­ва­ла по сто­лу кон­цом указ­ки одной ей слыш­ный ритм, – но, думаю, в транс­порт­ном пред­при­я­тии дол­го ждать не будут, скан­дал не нужен нико­му, но и откла­ды­вать реше­ние кон­флик­та не соби­ра­ют­ся. Корот­ко. Вче­ра, по воз­вра­ще­нии с полей, в нашем авто­бу­се про­па­ло зад­нее сиде­нье.

Ха-ха – это мяг­ко ска­за­но. Из сосед­них клас­сов загля­ну­ли в две­ри – при­шли посмот­реть, что тут за анек­до­ты тво­рят­ся вжи­вую. Ха-ха… Вот вам и «ха-ха». Как ни стран­но – Миша­ня тоже чуть не попо­лам сло­жил­ся от хохо­та, а Юра? Юра обо­млел, заме­тив, что на него испу­ган­но огля­ну­лась Кате­ри­на. Если его обзы­ва­ли еще пол­то­ра года назад Тон­ко­ру­ким, то ей лепи­ли пря­мо про­ти­во­по­лож­ные клич­ки, но не в этом сей­час дело, неуже­ли виде­ла?

– Я хочу ска­зать от име­ни все­го клас­са, что мы оскорб­ле­ны таки­ми подо­зре­ни­я­ми. Могу пору­чить­ся за всех наших маль­чи­ков, что нико­му это сиде­нье и не нуж­но было. Тем более девоч­кам! – ай да Катя, ай да «само него­до­ва­ние»!

Класс­ная скри­ви­ла губы:

– Если бы! Если бы так, то не было бы жало­бы. Нач­нем урок, а вориш­ки пусть поду­ма­ют, сто­ит ли позо­рить честь клас­са. Тем более, что шефы соби­ра­лись за хоро­шую рабо­ту пре­ми­ро­вать вас поезд­кой в Минск.

После уро­ка, все еще чув­ствуя на себе Катин взгляд, Юра сжал Миха­чу локоть.

– Юрец, ты чего, ай!

– Из-за нас дво­их нака­жут всех!

– И вол­ну­ют тебя все? Никто не видел. Или не поня­ли, что это такое было.

– А как же Катя?

– Дура твоя Катя, при­чем влюб­лен­ная! Ай, ты чего хва­та­ешь­ся так! Паль­цы кача­ешь поти­хонь­ку?

Любовь, не любовь – в это Юрка вни­кать не хотел, хотя вдруг вспом­нил и все Кати­ны улыб­ки, и ее под­сказ­ки, когда еще с ней сиде­ли рядом, и как она пере­се­ла, после того – ну, того, того слу­чая, когда он, выслу­шав ее ответ, ее, под­ня­той с места, выдер­нул из-под нее стул. Да. И села она голо­вой об пар­ту сза­ди… Любовь?

Вече­ром, когда еще шла вто­рая сме­на и класс­ная долж­на была про­ве­рять тет­ра­ди у себя в каби­не­те, делая так все­гда и без­от­мен­но, Юра, отду­ва­ясь, поста­вил сиде­нье у две­ри и посту­чал.

Пото­му что если Катю еще и в Минск не пустят – это будет уже совсем некра­си­во.

Один

Нет, ну что вы, один он не оста­вал­ся. Да, одно­класс­ни­ки уже шути­ли, наслу­шав­шись от роди­те­лей – «пуб­лич­ное оди­но­че­ство», «жизнь – это боль, док­то­ра мне, док­то­ра», были еще какие-то шут­ки на пере­мен­ках, Юра даже не пытал­ся их запом­нить. Рядом если не все­гда, то очень часто были Миха, Серый, Леш­ка, Санек – обще­ния с ними хва­та­ло, но все рав­но… Вот такое чув­ство, что дру­го­го тебя нет, ты ни на кого не похож, никто не смо­жет, по боль­шо­му сче­ту, тебя повто­рить – вот это что? Это и есть «оди­но­че­ство на виду у всех»? Ну тогда пусть будет оно. У Цоя услы­шал: «я один, но это не зна­чит, что я оди­нок» – и не согла­сен был абсо­лют­но, и готов был спо­рить со сво­им куми­ром!

*

А куми­ров, надо ска­зать, при­ба­ви­лось, и ведь они были так непо­хо­жи друг на дру­га! В 9 клас­се почти всем роди­те­ли ста­ли выда­вать поне­мно­гу денег на кар­ман­ные рас­хо­ды, не осо­бо забо­тясь, на что их тра­тят. Юрка, Миша и Алек­сей ста­ли мело­ма­на­ми – ну, как им каза­лось. У Леш­ки был очень каче­ствен­ный про­иг­ры­ва­тель, вот и стал Алекс выпи­сы­вать толь­ко вхо­див­шие в моду пла­стин­ки – «Бло­кА­да» и «Шестой лес­ни­чий» «Али­сы», «Князь Тиши­ны» «Нау­ти­лу­са», «Груп­па кро­ви» Цоя. Где зака­зы­вал? А в совет­ском супер­сер­ви­се «Кни­ги поч­той», в кото­ром в пору пере­строй­ки ста­ли про­да­вать и музы­ку, рас­ша­ты­вав­шую «дере­вян­ные» устои… Дого­во­ри­лись, что Алек­сей поку­па­ет пла­стин­ки, Юрка и Миш­ка – кас­се­ты в салоне зву­ко­за­пи­си, Юрка с Пинк Флой­да­ми, напри­мер, а Мих­ась с тан­це­валь­ной музы­кой: Джек­сон, Джой, ну и вся­кие там Си-Си-Кэт­чи.

Еще пару лет назад на Юрку рисо­ва­ли шар­жи – худень­кое тель­це, шаро­об­раз­ная голо­ва, нере­аль­но боль­шие очки, и то в книж­ку паль­чик тычет, то с хими­че­ски­ми про­бир­ка­ми возит­ся. Одно­класс­ни­кам каза­лось, что он учит­ся с утра до вече­ра, все вре­мя после шко­лы отво­дя чте­нию учеб­ни­ков. Эх… Ну, решал он пря­мо на заня­тии все зада­чи, при­го­тов­лен­ные мате­ма­тич­кой на урок, за пят­на­дцать минут, ну допол­ни­тель­ные зада­ния, успе­вал еще домаш­ку сде­лать и сидел читал в свое удо­воль­ствие! Какое зазуб­ри­ва­ние учеб­ни­ков? Миш­ка успо­ка­и­вал: «Да лад­но, зави­ду­ют! Тоже хоте­ли бы пер­вы­ми быть!» Это пару лет назад. А теперь тро­и­ца дру­зей, кото­рую все крат­ко зва­ли уже Мело, дела­ла школь­ный биз­нес, да, да! Точ­нее, зака­зы при­ни­мал и рас­счи­ты­вал­ся Алек­сей, Юрке же доста­ва­лись пер­вые копии запи­сей и экс­тра­ва­гант­ные зака­зы пла­сти­нок, с кото­ры­ми порой «про­ле­та­ли» напрочь, рас­счи­ты­вая полу­чить осмыс­лен­ный текст и кра­си­вую мело­дию, а полу­чая, порой, хоро­вое пение фра­зы «Я не люб­лю тебя» – была такая груп­па, «А‑ВИА». Что уж гово­рить о шедев­ре «Муха – она как пря­ник»…

Катя пода­ри­ла им – да вот, пода­ри­ла! – диск метал­ли­че­ской груп­пы «Чер­ный кофе». Юра уже начи­тал­ся, что какие-то там долж­ны быть «тяже­лые гитар­ные риф­фы», но ника­кой тяже­сти не услы­шал – вока­лист доволь­но при­ят­но пел про дере­вян­ные церк­ви Руси, пере­ко­шен­ные древ­ние сте­ны – и, если чест­но, такие мураш­ки бежа­ли от этой мело­дии по все­му телу! В салоне зву­ко­за­пи­си на сле­ду­ю­щий день после про­слу­ши­ва­ния «Кофе» так и спро­сил – «Что у Вас есть метал­ли­че­ско­го, с кра­си­вой мело­ди­ей?» «Ооо, ну для тебя… Для тебя вот. Про­сто коро­ли метал­ла. Вклю­чу, одну ком­по­зи­цию послу­ша­ешь!»

I can’t remember anything… (Не могу ниче­го вспом­нить – пере­вел Юрка на лету.)

Can’t tell if this is true or dream (Не могу ска­зать, было ли это во сне или наяву – пока текст был поня­тен.)

Deep down inside I feel to scream (Глу­бо­ко внут­ри – хоте­лось закри­чать.)

This terrible silence stops me (Но эта жут­кая тиши­на оста­нав­ли­ва­ла меня.)

Вот это, навер­ное, и зна­чи­ло – «тяже­лый». Нагне­та­ю­ща­я­ся мрач­ность, такие мело­дич­ные «пере­хо­ды», и вдруг, вдруг! Гита­ра кри­ча­ла, рва­лась, пла­ка­ла, лете­ла прочь из это­го мира!

Юрка еле пере­вел дыха­ние, кру­тя голо­вой: «А как? Как вы реши­ли, что для меня?»

«А назы­ва­ет­ся пес­ня – «One»*. А вооб­ще, пого­ди… Если кон­крет­но для тебя, по тво­им вку­сам – вот. «Али­са» ваша с них мело­дию содра­ла. Ну, ну, похо­же ведь? Что? Зака­зы­ва­ешь обе? Вот, уга­дал я. Уда­чи!»

*

«Метал­ли­ка» – это, конеч­но, ока­за­лось «на раз­рыв серд­ца»! Роди­те­ли мор­щи­лись – «по полю тан­ки гро­хо­та­ли, вот и вся музы­ка». Юркин отец потре­бо­вал пере­ве­сти ему хоть несколь­ко тек­стов – а, ну «Спра­вед­ли­вость для всех», тогда доб­ро, лады! А Юрка зами­рал – как мож­но так быст­ро брать ноты и аккор­ды, да еще так кра­си­во!

А вот «Кью­ров»** с тех пор носил воз­ле серд­ца – таких исце­ля­ю­щих душу мело­дий боль­ше не было ни у кого. Это, он был уве­рен, любовь на деся­ти­ле­тия! Не зря же Катя попро­си­ла у него пере­пи­сать все их аль­бо­мы – он еще заду­мал­ся, не наме­ки ли это опять на ее осо­бые чув­ства? Запись сде­лал, а вот домой идти к ней кате­го­ри­че­ски отка­зал­ся – и ока­зал­ся прав: как толь­ко не высме­и­ва­ли дев­чо­нок, при­гла­шав­ших к себе одно­класс­ни­ков! Стран­ная пора была для школь­ни­ков, стран­ная…

Их оста­но­ви­ли по доро­ге домой двое – сын одной из учи­тель­ниц, Рябой, и с ним еще один, из спец­шко­лы. «Ну ты, ты чего сего­дня не накра­шен­ный?» – с Юрки быст­ро сби­ли шап­ку. – «И поче­му при­че­сан­ный?» Юрка еще успел уди­вить­ся – поче­му Леш­ка ото­шел? А вот потом – мель­ка­ние кула­ков, тяже­лый звон в голо­ве, кровь из носа, кир­пич на доро­ге и взмах им. Леша сто­ял и смот­рел – сто­ял и смот­рел, как Юрка плат­ком выти­ра­ет кровь с раз­би­то­го лица, как исче­за­ют вда­ли бегу­щие без огляд­ки, и выска­зал: «Ты поищи по жур­на­лам, как этот твой Кьюр выгля­дит. А то ведь можешь и еще раз схло­по­тать».

И поче­му-то: Now the world is gone, I’m just one (cей­час весь мир сги­нул, есть толь­ко я один) – вспом­нил Юра. Про­це­дил что-то сквозь зубы, вро­де: «Спра­вед­ли­вость для всех тре­бо­вать не вам», – и еще что-то про гОтов, подо­брал порт­фель и побрел домой.

Один.

Каза­лось – посто­ять за сво­их дру­зей, пусть и очень дале­ких – через это испы­та­ние дол­жен прой­ти каж­дый.

*

На Миш­ку напа­ли в сумер­ках – на май­ке с над­пи­сью «Jackson» слиш­ком уж счаст­ли­вым выгля­дел Король Лун­ная Поход­ка. Порван­ная май­ка, вывих лок­тя.

Юрку опять «нашли» через два дня: «Слышь, ты чё, пря­мо так все­рьез и уда­рил бы? И раз­бо­рок потом и мен­тов не побо­ял­ся? Ну я не знаю, кто что про тебя гово­рит, но ты, по-мое­му, реаль­но без баш­ни! Лан, забы­ли всё!»

Леш­ку под­жи­да­ли на выхо­де из шко­лы, не оклик­ну­ли, а пря­мо-таки свист­ну­ли! Алек­сей спу­стил­ся со сту­пе­нек, и, хму­рый такой, встал в «стой­ку». «Кара­тист, что ли?» – «А ты про­верь!» Боль­ше на него не дер­га­лись.

Слу­шать музы­ку не пере­ста­ли.

Пере­ста­ли при­вле­кать к себе вни­ма­ние.

Провинция‑с.

А вы гово­ри­те – «кос­мо­нав­ты». Ино­гда и это не смеш­но.

__________

* One – композиция «Металлики» с альбома «…And Justice For All»

** The Cure – родоначальники готического рока, сценический образ – соответствующий

Экза­мен

Бро­шен­ную «зем­ля­ну­ху» Миша­ня ему не забыл. Да они и в при­стра­сти­ях ста­ли рас­хо­дить­ся. Ну вам, может, и неваж­но, что слу­ша­ет друг и как часто, а Юрке «фу», выска­зан­ное в адрес Цоя и Флой­дов, реза­ну­ло по серд­цу. В мага­зине лома (а появил­ся и такой в пере­стро­еч­ном уга­ре) Миш­ка выта­щил себе из кучи хла­ма лен­то­про­тяж­ный меха­низм – «дви­жок» маг­ни­то­фо­на – за какую-то треш­ку, Юрке же сбыл за десят­ку, не сморг­нув. А когда Юра собрал маг­ни­то­фон (элек­трон­ную начин­ку, кста­ти, спа­и­вал из куп­лен­но­го в Мин­ске радио­кон­струк­то­ра), так вот – когда собрал, он что ска­зал?

– Ну что, ништяк зву­чит… Надо было мне желе­зо тебе про­дать за 25. Моя маг­ни­то­ла такой чисто­ты зву­ка не даст. Слу­шай, а если я назад лен­то­про­тяг забе­ру, ммм?

А вы спра­ши­ва­е­те, поче­му на пере­ме­нах Юра все чаще стал сидеть на под­окон­ни­ке в кон­це кори­до­ра один, раз­гля­ды­вая бего­вые дорож­ки и фут­боль­ное поле при шко­ле, поче­му да поче­му…

Вован, искренне покляв­ший­ся засту­пать­ся за Юрца, ушел после вось­мо­го клас­са в учи­ли­ще, и Юра опять остал­ся один на один со сво­ей бедой – худо­бой и про­чи­ми выте­ка­ю­щи­ми из про­бле­мы бед­ка­ми. Таки­ми, что…

– Дума­ешь, мне при­ят­но слы­шать, как над тобой сме­ют­ся? – Миша­ня и в этом стал вдруг «напря­гать­ся». – Я один не могу про­тив все­го клас­са сто­ять и тебя защи­щать! Да знаю, что ты не про­сишь! Вот что, в кон­це кон­цов…

И Миша­ня выска­зал свое, пора­зив­шее как гро­мом:

– Мы теперь сда­ем экза­мен еще и по физ­куль­ту­ре. Если не сдашь – и близ­ко не под­хо­ди. Я про­сто пере­ста­ну с тобой вооб­ще общать­ся! Понял?!

Не сра­зу. Дохо­ди­ло дол­го, и Юра еще и отшу­чи­вал­ся.

Пото­му как с Миша­ней подру­жи­лись с пер­во­го дня заня­тий чет­вер­то­го клас­са. Когда при­е­ха­ли с Севе­ра, пер­вые пол­го­да Юра жил с мате­рью в деревне у бабок – отец был занят покуп­кой «коопе­ра­тив­ной» квар­ти­ры: то доку­мен­ты, то при­ем гру­зо­вых кон­тей­не­ров, то рас­ста­нов­ка мебе­ли в новой треш­ке. Юру при­вез­ли в город перед самым 1 сен­тяб­ря, даже во дво­ре не успел ни с кем позна­ко­мить­ся, и тут вдруг шко­ла. Когда чита­ли спис­ки, кого в какой класс, очень уди­ви­лись, что его по ошиб­ке впи­са­ли к «фран­цу­зам», мать спеш­но реша­ла про­бле­му с дирек­то­ром, и Юра бежал к уже постро­ив­шим­ся шерен­гам, и толь­ко занял место в ряду, как его дер­ну­ли за рукав: «Моло­дец, сра­зу все выяс­нил, пра­виль­но, не тяни кота за хвост! Я Миша».

Ну а теперь и шут­ки не помо­га­ли.

*

Вста­вал вме­сте с отцом в 6 утра. Яич­ни­ца, креп­кий чай, и топ­чи квар­тал до Миш­ки­но­го дома, там пере­оде­ва­ем­ся в спор­тив­ное, по весен­ней про­хла­де раз­ми­на­ем­ся и про­бе­жеч­ка вокруг мик­ро­рай­о­на, к лесо­по­сад­ке, где кто-то доду­мал­ся врыть тур­ни­ки. Ведь и под­тя­нуть­ся ни разу не мог, поэто­му пона­ча­лу про­сто висел, насколь­ко хва­та­ло сил, это поз­же – рывок-рывок, и хоть раз, да достал под­бо­род­ком до пере­кла­ди­ны. Попыт­ка под­тя­нуть­ся – при­се­да­ем, сколь­ко смо­жем, новая попыт­ка – отжи­ма­ем­ся, на сколь­ко хва­тит сил.

На физ­куль­ту­ре к экза­ме­нам их поче­му-то не гото­ви­ли, физ­рук ерни­чал толь­ко: «Ну что, зна­то­ки физи­ки, оста­не­тесь на вто­рой год мыш­цу качать, хе-хе!» А он даже при пер­вых успе­хах не торо­пил­ся пока­зы­вать невесть отку­да воз­ник­шие силы. И ведь не ел ниче­го лиш­не­го или осо­бен­но­го, отку­да что взя­лось?!

Ну и Цой, конеч­но. «Ты дол­жен быть силь­ным, ты дол­жен уметь ска­зать – руки прочь, прочь от меня!» – в жур­на­лах тогда ста­ло мод­но пуб­ли­ко­вать сове­ты масте­ров руко­паш­но­го боя, вот и пытал­ся что-то хык­нуть да гак­нуть, фан­та­зи­руя, что зани­ма­ет­ся со спар­ринг-парт­не­ром.

Во дво­ре тоже сто­я­ли тур­ни­ки, рядом с каче­ля­ми, но выка­зы­вать сла­бость перед паца­на­ми-сосе­дя­ми не тяну­ло вооб­ще никак. Тем более, что он стал от них чем даль­ше, тем боль­ше отстра­нять­ся. В про­шлое ухо­ди­ли каза­ки-раз­бой­ни­ки, «вой­нуш­ка», бит­ки – вче­раш­няя детво­ра начи­на­ла выяс­нять отно­ше­ния с сосед­ни­ми дома­ми, а неко­то­рые даже ходи­ли на раз­бор­ки в сосед­ние мик­ро­рай­о­ны – кого пыта­лись побить, с кого сня­ли мод­ный тка­ный ремень Rifle, кто уже гулял с девоч­ка­ми назло чужо­му рай­о­ну. Юрка одна­жды собрал­ся на «раз­бор поле­тов», но – дво­ро­вой друг Валёк оста­но­вил: «Там про­бле­ма стар­ших, нам там делать нече­го», – и Юра вер­нул­ся к люби­мым книж­кам про опе­ре­же­ние вре­ме­ни.

Валь­ка в тот вечер изре­за­ли намерт­во.

*

Физ­рук при­дер­жи­вал стой­ку тур­ни­ка в спорт­за­ле, рази­нув рот:

– Юрий бать­ко­вич, я с тобой 6 лет бил­ся, и ты за два меся­ца рас­ка­чал­ся? Бег на пять, под­тя­ги­ва­ние и отжи­ма­ние на 4 с плю­сом? Да ты изде­ва­ешь­ся! В сек­цию, что ли, ходил?

В сек­ту он ходил. С хит­рым назва­ни­ем «дру­жи — не буду». Вче­раш­ние насмеш­ни­ки не зна­ли, к чему при­драть­ся. А вот, вот: «Такая друж­ба тво­рит чуде­са. Боя­лись рас­стать­ся, хи-хи», – но Юра и не взду­мал покрас­неть. Впе­ре­ди были экза­ме­ны на поступ­ле­ние в Тех­ни­че­ский Лицей при мест­ном уни­ве­ре. Отвле­кать­ся было неко­гда. Раз­ве что на пяти­со­тое про­слу­ши­ва­ние заво­ра­жи­ва­ю­щих строк: «Поже­лай мне уда­чи в бою, поже­лай… мне… у‑да-чи!»

А бои у каж­до­го были свои.

Ведь неко­то­рые бьют­ся за жизнь еже­днев­но.