Памяти Льва Александровича Буракова,
давшего литературную «путевку в жизнь»
Монета
Санек, Сашок, Саша – так он и отстранял их имена, когда вспоминал о новой товарищеской встрече, вспоминал так, для себя, хотя и в пересказе для других не забывал о необходимости разделить образы друзей, чтобы никто не спутал Санька-аквариумиста, ровесника, одноклассника, с Сашей-нумизматом – вот он был старше на несколько лет и вообще ходил в другую школу.
Они познакомились там, в городской клинике, в отделении офтальмологии, где оба проходили очередной курс лечения с детства слабоватого зрения. Юрка слышал, как девчонки из «старшей» палаты называли беловолосого парня в больших затемненных очках «Монета». Странно? Загадочно? Не особо, для тех, кто видел, что он постоянно подщелкивает большим пальцем вверх местами позеленевший от древности медный кругляш.
Юрка не решался подступиться к старшим, да они и сами старались держаться подальше от «мелюзги» – «о чем с вами говорить-то, ну-ка, сдернули с буфета!» – и за освободившимися столами играли большущими пластиковыми фигурками в шахматы или, сгрудившись, облепив Наташу Быстроглазку (как по-научному называлась ее болезнь, Юра не знал; зрачки у девушки словно дрожали, туда-сюда, вправо-влево, без остановки), смотрели, как простой шариковой ручкой она старательно вырисовывает портрет медсестры. Все ее рисунки были туманными, расплывчатыми – вовсе не «смазанными»! – и от того казались еще более стильными. Почти у каждого в отделении уже были писанные черной или синей пастой своеобразные «снимки с натуры»: профиль, анфас, или как-там-еще назывались углы обозрения юных лиц.
– Слушай, я гляжу, ты почти все время с книжкой, как тебя зовут, книгочей? А меня можно просто, Ната! – Юрка пожал протянутую ладонь и немного испуганно замер под быстрыми движениями глаз, словно девушка пыталась что-то высмотреть в его внезапно покрасневшем лице. – Я тут выпросила у ребят томик фантастики, а сама за строчками следить… ну, видишь же… Почитаешь мне? И тебе интересно, и мне нескучно, а?
Юра усмехнулся, вспомнив Пещерск, Клуб Любителей Слушать – привыкать что ли, рассказывать полюбившиеся истории? Забрался с ногами на подоконник в конце коридора, Ната примостилась напротив, и…
Обложка была оторвана, титульные страницы тоже додумались выдрать – кто автор, Юрец так и не узнал. Написано же было о пришельцах с других планет, представших перед обитателями индейских джунглей, о смелых мужчинах и обворожительных женщинах, о листах растения Монстера, похожих на многопалую руку. Зачитался до того, что перестал взглядывать на притихшую слушательницу, принимая ее неожиданные возгласы удивления и одобрения за естественную «подзвучку» – еще и не такой восторг слышал.
– Натуль, ты чего с малышней возишься? – сначала Юра увидел подлетающую вверх монету, и только за ее движением – широкую улыбку довольно взрослого уже парня.
– Он, по-моему, самый серьезный среди всех его одногодков. Ну, в этом отделении, конечно. А читает как! Хоть сейчас на радио, спектакли озвучивать! – отозвалась новая подруга: спустила стройные ножки с подоконника и, чуть наклонившись к балующемуся монеткой, попробовала перехватить мелькающий вверх-вниз медяк.
– Как зовут, чтец? А меня Саша. Да на, посмотри! – Юра даже с недоверием поднес к глазам ладонь с красно-зеленым кругляком: крупно надпись «рубль» и двуглавый орел на обороте, 1826 год. С чего недоверие-испуг? Да как же, дореволюционная вещь, вдруг «антикоммунистическая»?
– Ну ты даешь, Юрец! Кто ж тебя так революцией напугал? Это же реликвия! Я их коллекционирую. Чего-чего… Накопляю! Старший брат помогает, моряк он, в загранки ходит, иногда присылает иностранные монетки, вот так. Да, увлечение такое, а у тебя? Музыка? Ооо, а какой у тебя мафон1?
Пока расписывали друг другу подробности, кто на чем любимые мелодии слушает, Юрка будто вспомнил, откуда взялся страх.
Принес однажды домой дневник с двойкой по поведению. Родители, привыкшие быстро перелистывать разграфленные страницы – 5, 4, 5, 4+, 5, 5 – чуть в обморок не упали и бросились домой к «классной»: что мог учудить наш примерный?! А на уроке литературы рисовал! Иллюстрацию к Маяковскому, представьте себе! Земной шар, на самой верхушке, на полюсе, темная фигура в простой кепке с надписью «рабочий» вонзает в землю красный флаг, а другие фигурки, «красноармеец» и «колхозник» штыком, молотом и серпом сталкивают прочь с земной поверхности фигуры «буржуя» и «банкира». «Так что предосудительного?» – «А вы посмотрите на рисунок внимательнее. Кто над земным шаром? Ильич? А если на каждой каракулине писать ‘Ленин’, куда мы скатимся?»
Данилов-старший с неделю не мог понять, как объяснить не-такому-уж-ребенку претензии партийно-бдительной учительницы. Но, наконец:
– Понимаешь, нельзя изображать Владимира Ильича как тебе вздумается! Это ж мировой вождь трудящихся! А ты его имя на кляксе пишешь!..
– Ната, а ты Ленина рисовать не пробовала? Ну в книжках же есть портреты! Я думал, ты всех умеешь…
– Так, это что за перебитие разговора? – нахмурился Саша. – Я тебя спросил, где живешь, сможешь ли ко мне с магнитофоном прийти. Да ладно тебе! Тридцатый дом? А у меня тридцать второй! Соседи, получается! Вот здорово!
Здорово. Было бы. Если не считать, что в каждом из дворов свои развлечения: у Юрца истоптанный газон между подъездами и трансформаторной будкой – футбол, футбол, куда ж без него! – а у соседей горка, качели, бревенчатые срубы – маленькие крепостцы. Время от времени один двор вторгался на территорию другого оторвать себе кусочек счастья в игре, пока самые бдительные не оббегАли все квартиры самых серьезных – собраться и вытурить «пришельцев» восвояси.
– А у тебя сколько концертов «Модерн Токинг»? – залюбопытствовал Юра, будто еще стеснялся попроситься в гости. – Четыре? Ничего себе. У меня два! Приду, конечно.
Но все это будет потом, а сейчас надо возвращаться в многоместную палату, куда специально собрали мальчишек примерно одного школьного возраста. Здесь и сейчас есть чем заняться, несмотря на смертную тоску так, в общем. Может, из-за нее и чудили – сегодня вот играли «в тапки». Расселись по кроватям, кто-то один, выбранный водящим, швырял «тапулю» в выключатель света возле двери. Попал? Зажглись лампочки? Выбираешь нового водящего на свои страх и совесть. Промазал? В тебя летит тапок одного из недовольных. Швырявшиеся в неумеху-водящего доходили порой до остервенения, хохоча и прыгая на сетке кровати. Что за дурь такая, кто ее выдумал? Хороший вопрос, но не всем же играть в разведку?
Разведчиками сами себя назначили Юрий и Александр. Отправлялись порознь бродить по отделению, наблюдали за обстановкой, замечали все, бросающееся в глаза, в том числе – кто у кого отнял игрушки, кому принесли передачу, кто делится гостинцем с однопалатниками, кого медсестры в наказание за шалости усадили на кушетку возле поста, кто нечаянно швырнул тапок во внезапно открывшуюся дверь палаты и угодил в лечащего врача, пришедшего с внеплановым обходом. Самое интересное же начиналось потом! Надо было записать увиденное шифровкой. Знак зодиака с циферкой 1–2‑3 соответствовал одной букве алфавита. Сестры, заставшие ребят притихшими за листками бумаги, отнимали «доклады», но понять в них ничего не могли, и, подержав «пойманных» минут пятнадцать под пристальным надзором, отпускали, прямиком в новое приключение.
Со временем Юрка наловчился читать разведзаписки даже без помощи «таблицы перевода» – малюсенькой шпаргалки, которую прятал в щель кирпичной кладки внизу подоконника. Казалось, эта игра даже чем-то сможет позже пригодиться… А сегодня быстро кидал взгляд с таблички на «разведдонесение» – овен 3, стрелец 2, рыбы 2, ничего не понимаю… Ааа, «правда-что-тебе-принесли-радиоприемник»! Ну, так долго будем вопросы спрашивать!
Спрятал листки и потопал, шлепая разношенными тапками, в палату старших.
– Саша, выходи! Что хотел спросить-то?
– Ты как слушаешь приемник, под подушку кладешь? А он у тебя всеволновой? Тащи сюда, пока сестры на планерке, настрою тебе одну станцию!.. Вот, следи ближе к ночи, музыкальная передача начнется. Сева Новгородцев2 ведущий.
Вечер был неимоверно долог. Уже и тапками в полуистерике обшвырялись, каждый в палате успел побыть «выключателем» и собрать шишки, и за игрой старших следил, сжимая кулаки за Сашу на каждом шахе, и рассеянно слушал Нату, охавше-ахавшую, какой у них в поселке сад, и в холле телевизор посмотрел, ага, ага, «книжки спят»3, пора в палате свет тушить, ура!
Гудело, шуршало – это вот и есть «глушилки» что ли? Про них читал как-то в любимой дедом Колей газете «Известия»… Потом вдруг прорвалось: «Сегодня… группа ‘Ария’. ‘Воля и разум’», – и дыхание перехватило от восторга. Запрещенная же группа! Разве нет?! А поют про что? Антивоенное же, против ядерного оружия, что плохого-то?..
Наутро весь сиял от довольства и сразу после завтрака, перебив себе же план лечебных процедур, накатал чуть не повесть нумерованными овнами и львами. Саша разулыбался и почти бегло накидал ответ: «Музыка-нас-связала-тайною-нашей-стала-слышал-эту-песню»4. Юрка откашлялся:
– А ты как думал, одного Глызина что ли слушаю?
И понеслось – полуночные бдения, шипение и скрип сквозь подушку. В одну из ночей, рискнув самостоятельно поискать станции, нашел… Голос чего? Голос Америки? Да не может быть! «Начата политика перестройки и гласности, и первый признак потепления отношений СССР и США – отмена глушения нашей станции. Главная новость на сегодня – заражение советских космонавтов на станции ‘Мир’ инфекционным заболеванием». Да как же! А почему наши газеты и телевидение молчат?! Советский космос в опасности!
Дома он так и выложил:
– Почему на Би-би-си и Голосе Америки говорят о том, чего нет в нашем эфире?
Данилов-старший изменился в лице – это мягко сказано. А, впрочем… Что он мог ответить? В парткоме его транспортного предприятия сегодня трое сдали партбилеты. Ждали, как поступит он, начальник отдела связи. «Я негативно отношусь к упадку партийной ответственности и дисциплины. Но я против партийных привилегий», – так и сказал, дома запрятав партбилет куда-то, где его не отыскали бы ни дети, ни жена. Прадед по ее родовой линии отгорбатил на Беломорканале, вернувшись насквозь больным – «политические» некурящие работали, пока «уголовный элемент» в пятый раз за день уходил на перекур. Об остальном старик, похоже, даже своей жене не рассказывал. А что за «политическая» статья? Пока прадед-ветеринар объезжал свой округ, проверяя здоровьице телушек и свинок, в одном из захолустий съели, воспротивясь его указаниям, павшую от ящура корову. Признали вредителем. Как так, запрещал употреблять мясо павшей животины в еду? А откуда трупы? Ах, не послушали! Стало быть, словам «коновала» доверия не было? А как же его допустили к работе? Кто допустил? Так и сплелась цепочка «виноватых»…
– Почему, сын, почему… Видишь, время какое надвигается – у каждого своя правда. Не знаю в подробностях, что они там наверху замышляют, но похоже, теперь у каждого будет выбор – какой истине следовать.
***
Юрка промолчал, что ему закапывали глаза чем-то отнимавшим зрение вблизи, – атропином что ли – и читать ему было почти невозможно. Но Ната… Ну, как отказать…
Так что сегодня днем мы продолжаем читать «Могилу Таме-Тунга», а ночью? Ночью будем слушать какого-то Бориса Гребенщикова. Послушаем, послушаем…
Саша «Монета» знал все частоты еще вчера запрещенных станций наизусть.
Еще бы не знать, если живешь «с песней по жизни» и «как в песне поется».
Со стороны-то кажется – припеваючи живем!
Припеваючи…
_________
1 Магнитофон (сокр., разговорное)
2 Легендарный радиоведущий передачи «Рок-посевы»
3 Из песенки к передаче «Спокойной ночи, малыши!» — «Спят усталые игрушки, книжки спят»
4 Композиция группы «Мираж»
Шрам
– Привет, друг!
– Привет, дружище! – Юрка все-таки собрался с духом и притопал в чужой тридцать второй двор по заледенелой дорожке – зимой противостояние подростков было не таким острым, все занесено сугробищами, из игр только хоккей – так скользких проездов-то хватало каждому дому…
Комната у Саши как комната, ну с первого взгляда – на полу и стенах ковры, этажерка с книгами, шкаф, письменный стол… А если приглядеться? Тут сразу вырывается «ого!» – рядом с книгами плоские коробки с «отсеками», в каждом монета, снизу приклеен белый прямоугольник с датой выпуска, временем изъятия из оборота и у кого когда куплена. На стенном ковре – гитара и рог.
– На гитаре не умеешь? Хочешь, «Арию» сыграю? – Юрка надувался чаем с вареньем, бросая короткие взгляды то на хозяина, то на конверты пластинок «Модерн Токинг» на стене – даже если бы владел инструментом, постеснялся бы выпендриваться.
Магнитофон у Саши был простой – переносной кассетник «Аэлита» – как и рассказывал в больнице, лишнего не присочинил. Зато половина стола, свободная от учебников, заставлена коробками из-под обуви, набитыми кассетами.
– Брат уезжал в Питер учиться, оставил все на меня. Видишь, чего только у него нет – и Эйси-диси, и Айрон Мэйден… У него много друзей, одни привозили пластинки из заграни, другие – катушки для бобинного магнитофона… Так вот и собрали коллекцию…
Юрка с восхищением, но и с испугом провел пальцем по торцам кассет. Отпечатанные на машинке вкладыши, тревожащие названия групп, имена певцов: узнай «классная» про такое – одной двойкой по поведению не обойдешься, и родителей вызовут, и на собрание актива пионерской дружины вытащат, краснеть в тон галстуку…
– Рок я не понимаю, да, мы про это говорили. Может, пока, «Ария» вот ведь не вся, но понравилось, что по радио слышал, – засмущался Юрка.
– Кстати, радио! У вас громкоговоритель есть? Слышал про радиохулиганов? Ночью включают передатчик в эту проводную сеть и музыку крутят, анекдоты травят… Почему «не борются с ними», борются. Я слышал, иногда включают не 30 вольт в радиорозетку, а 220. У парней вся передающая аппаратура сгорает. Но потом они чинятся и опять в игре! Ну, так рассказывают.
– Вот дают… Кстати, да, «рассказывают»! Сейчас много чего говорят и между собой, и по эфиру – будто мы не будем больше идти к коммунизму, что-то другое будет.
– А тебе не рано об этом волноваться?
– Пока выходит, что не рано, – классрук издергала Юрку, предлагая вступить в комсомол. «Нет? А почему? Ну ладно, не вступай, но давай будешь председателем дружины. Почему нельзя? Если постараться, то все можно». Юре грело сердце: «Ты гордость всего нашего учительского состава! Кроме физрука, конечно. Мы так надеемся, что ты себя еще и лидером проявишь! Но почему – нет? Что мешает?» О причинах Юра старательно умалчивал1, только:
– Понимаешь, я вот сейчас командир звездочки. Мне прикрепили четверых отличниц, и я как дурень с бабской командой маюсь. Они какие-то конкурсы рукоделия хотят проводить, кружки театральные и географические, так и это полбеды! Нас сделали «шефами» для троечников и двоечников! Настоящее пионерское задание, блин, поднять успеваемость в классе. И что из всего этого получается? Я таскаюсь по квартирам, помогаю домашки делать. Они все, главное, развлекаются в свое удовольствие, кто телик смотрит, кто гулять собирается, а я потей за всех. Это справедливо?
– Понимаю. Но ты сам пойми – вас, лучших, в пример ставят, чтобы на вас равнялись и тянулись за вами!
– Ага, конечно, тянутся! Только ненавидят и смеются – «Юра решает, а Паша сдает»2!
– Так завидуют вам, зависть это!
– Так мне от этого легче, что ли?
– Да вот как уяснишь для себя, в чем тут дело, так и станет легче! Еще не ты к ним будешь ходить, а они к тебе валом повалят!
Юрка только передернул плечами, сжав зубы, быстро смахнул крохотную слезинку и несколько раз вдохнул, избавляясь от «кольца» в горле – кое-что о науке самообладания уже знал.
– Да не расстраивайся ты! Хочешь, возьми мой кассетник домой, перепишешь, что надо? Да не робей! Давай так – тебе вот концерт «Модернов», а мне вот эту кассету с «Миражом» продублировать надо, идет?
– Ладно, – пробурчал Юрка, засовывая прозрачные коробочки в нагрудные карманы и втискивая «Аэлиту» в потертый целлофановый пакет. Так и потопал сквозь поднимавшуюся поземку, зажав ценный груз локтем.
– Эээ, Данилов! Или как тебя, Тонкорукий3, стой! – на дороге меж домами, открытой всем ветрам, где постоянно кто-нибудь да падал под зимним дыханием неба, его догнал пацан из Сашиного двора. То ли Серега его звали, то ли Васек – в летних набегах на Юркин двор он верховодил «варварами», обозванными так Юрцом за отсутствие у них цивилизованной площадки для футбола. Обычно проблемы с «нашествием» решались крепким рукопожатием: «Вы у нас играете два тайма с перерывом, наша малышня в это время по вашим крепостцам лазает», – и пацаны-соседи заглядывали Юрке в рот: «Миротворец!» Баба Настя перед сном читала молитвы и почему-то Юре врезалось в память: «Блаженны миротворцы, ибо их есть Царствие Небесное!» Даже «Отче наш» не мог запомнить, а эту фразу…
– Ты чего в наш двор сунулся, а, Данилов? Это что у тебя, мафон? Сам отдашь или наших позвать?
Юра, улыбаясь, поставил пакет немного в стороне от расчищенной дорожки, и, выпрямляясь, пружиной – головой в грудь наглецу.
Пальто мешало, сковывая взмахи рук, и Юрка успел сдернуть с горла шарф и рванул ворот, слетели две пуговицы, вдох, удар, заламывание рук, вот Юрец придавлен спиной ко льду и враг что-то кричит, усмехаясь. Вывернулся, шарахнул ему по башке и придавил всем телом к дороге, опять заломав обидчику руку!
– Ну, болван, будешь еще рыпаться, будешь?! – прямо носом его в наметенную снежную кашу.
Отчаянно просигналила «скорая», выезжавшая со станции между домами. Юрка вскинулся на звук, нахал выкрутился, столкнул Юрца и бросился бежать, на ходу шапкой стряхивая с пальтеца налипший снег. Что-то прокричал, погрозил сквозь метель разбитым об лед кулаком и скрылся в белом мельтешении.
Юра снова зажал пакет с «Аэлитой» подмышкой. До своего подъезда осталось несколько десятков шагов сквозь летящую ледяную крошку. Правая рука саднила, Юрка покрепче прижал магнитофон и выпростал руку из рукава. На запястье кожа как надорвана, толстым таким куском, и сдвинута в сторону. Да нет, не так уж больно, кровит – вот беда. Объясняй матери, зачем подрался, ага.
Юра ввалился в подъезд, улыбаясь неизвестно кому: «Сами вы Тонкорукие!»
Шрам – короткая белая полоска – остался до сих пор.
______________
1 См. повесть «Юркины беды»
2 Перефразировка детской юмористической песенки: «Папа у Васи силен в математике, папа решает, а Вася сдает!»
3 Прозвище Юрки в школе; см. повесть «Юркины беды»
Куряка
– Мне пасуй, я открыт!
Юрка перехватил мяч, сильно выставив ногу, чуть растяжение не заработал, но все-таки мяч вот, у него – и с разворота пиннанул так, что вратарь упал на землю позже, чем кожаный шар перелетел через насыпанную мелом линию.
– Уррра! – кричали ребятишки, от мала до велика, вся Юркина команда из пяти человек. Серега из второго подъезда побежал за мячом, и… Но…
Пожалуй, Юрец перебрал с обзыванием соседнего двора «варварами» за отсутствие у них площадки. У самих-то пространством игры служила лужайка между проезжей дорожкой вдоль подъездов и трансформаторной подстанцией. С одной стороны роль ворот выполнял покосившийся уже турник, на котором никто и не подтягивался никогда, только ковры на нем выбивали, с другой вместо штанг складывали горку кирпичных обломков – чуть поодаль строили гаражи, и каменного «богатства» хватало. Председатель ЖЭКа кооперативного, в общем-то, дома, Николай Трофимович, сколько раз уже поднимал вопрос об обустройстве полноценной игровой площади для «футболёров», но жильцы почему-то упрямо голосовали «против», одобряя зато высадку цветов под окнами, выходящими во двор. Трофимович же смотрел на Юру и видел смеющегося внука за минуту до вылета старенького «жигуленка» на встречку…
Поначалу они вообще пинали полумалышовские резиновые мячики на участке между строящимися гаражами и глухой стеной левого крыла дома, стоявшего буквой П, но – на нее из подвала выходила труба газового коллектора с большущим вентилем, и мячи постоянно натыкались на резьбовой штырь заглушки, а с того конца полянки хозяева гаражей регулярно гонялись за ними с резиновой «колбасой» – утеплителем, прокладкой между бетонными блоками стен на стройке, – еще бы! Как грохотали металлические стены неприглядных алюминиевых коробок! «Себе по голове постучите!» – кричали автовладельцы, так сказать.
Резиновые мячи хоть и протыкались регулярно, но их было не жалко, а тут вдруг Юрец привез из деревни подарок деда. Настоящего футбольного мяча не было ни у кого – стоили они уже на толкучем рынке чуть не двадцать пять рублей при средних зарплатах 150–200 рэ, да и родители считали чересчур роскошной покупкой «профессиональный» кожаный шар для дворовых легкомысленных развлечений… Юрка же стал обладателем мяча… волейбольного! Поначалу сердце резануло, то ли сладкой болью обиды на непонимание, чтО ему действительно надо, то ли горечью печали за стариков, выкроивших с пенсий и подработок сумму на стОящую игрушку. «Ты же тут с сестрами в волейбол лупцуешь? Ну так хватит резиной руки обжигать, шуруй настоящим орудием!» – напутствовал дед Коля. Юрка подавил чуть не брызнувшие слезы и с улыбкой принял пока еще сдутую кожаную полость с ненакачанной камерой под шнуровкой…
Волейбольный мяч легче настоящего футбольного, потому пришлось привыкать бить не так сильно. Зато в игру в «набивание» (подстукивали шар коленкой или стопой) состязаться стало куда приятнее…
Да, переместились на поляну внутрь двора. И если там боялись проколоть неосторожным ударом общедворовую радость, то здесь были свои неприятности.
Цветы.
Очень много было в их доме пенсионеров, кто так и не дождался квартиры от государства и оказался вынужден покупать ее на свои кровные или средства детей и даже внуков. Посиделки на лавочках у подъездов – обычное дело, ребята пробегали мимо стариков, бросая на ходу «здрасьте, здрасьте» – Юрка приучил, что старших надо уважать, какими бы вредными они ни становились с возрастом. Охрана у цветников выходила постоянная.
По большому-то счету мяч до клумб никогда и не долетал, тормозясь ветками деревьев и потом прокатываясь только до дальнего бордюра. Подумаешь, велика проблема – подбежали быстренько, схватили коричнево-серый шар, «извините» и вперед, снова в спортивный бой. Но…
Куряка.
А как еще дети, обожавшие придумывать клички, назвали бы единственную «дымящую» среди всех дворовых бабулек? Из всех ее нарядов постоянная деталь – черный пуховый платок на плечах, из всех бросающихся в глаза примет – сигарета без фильтра в длинном, блестящем черном мундштуке. И голос-то у нее был хрипло-скрипучий, но не бросала ведь смолить, так и сидела в никотиновой туче с подружками, которые только и отмахивались от облачков и струй дыма.
Куряка, куряка!
Пухляк Андрей «Винни» из первого подъезда обозвал ее раз «Шапокляк», но детям было непонятно, что значит это слово, хотя и знали его из мультов про Чебурашку.
Куряка, куряка!
Вовчик из Юркиного четвертого подъезда однажды нанюхался бензина из бака припарковавшегося у лавочек «Урала», доплелся до старушек и еле-еле промямлил: «Нет, ну я вас понимаю, зачем вы курите, но мы-то чем вас злим? Или что там вы о себе думаете, что мы вам жить мешаем? А скажите ‘не мешаем’! А зачем тогда кричать постоянно?!»
– Вы задрали со своим футболом! Если на цветы наши залетит, попомните, заведу овчарку и буду вас травить ею! Скоты сопливые! И ты, очкарик-запевала! Сейчас за шею и к родителям, дождешься!
– Ну ладно тебе, Максимовна! Ну не специально же, не шалят ведь, так, случайно! – увещали крикунью соседки, но… Бес-по-лез-но.
– Надо еще в школу сходить, пусть пионерская дружина разбирается! А то – в детскую комнату милиции, заколебали, сволочи!
Обычно она только ругалась. Сегодня, пока Юркина команда еще кричала «ура», куряка уже метнулась навстречу катящемуся к цветам мячу.
– Стойте, вы что! – завопил Юрка, ужаснувшись тычкам еще дымящейся сигаретой в шнуровку кожаного шара. – Отдайте, что мы вам сделали!
– Ну что, – «Винни» хлопнул по плечу, – будешь еще говорить, что всех старших надо уважать? Прямо всех? И ее?
Юрка в отчаянии обхватил голову и уселся на бордюр:
– Верните! Я буду здесь сидеть и твердить «верните», пока не отдадите! Мяч денег стоит! Мне его дед подарил!
– Ах, дед? – старуха расхохоталась. – Тогда сейчас я тебе такой подарок устрою, запомнишь на всю жизнь! – и бросилась в подъезд.
Ребята обступили «запевалу», как обозвала она однажды Юрца, галдели, уже доказывали что-то взволнованным пенсионеркам…
Распахнулось окно третьего этажа. Куряка в одной руке держала мяч, другую, с длинным кухонным ножом, уже занесла…
– Стойте! – заорал Юрка. – Что вам надо от меня? Я вам хоть раз навредил чем?
– Ах, ничем? – куряка бросила нож и мяч, исчезла в глубине комнаты, вдруг появилась в соседнем окне со шлангом в руках. – А ну, чего собрались, банда, друга выручать? Получайте!
По лицу хлестнула ледяная струя.
Юрка ахнул. Вода била по губам, по лбу, по груди. Детвора с воплями бросилась врассыпную.
Он стоял один под «водометом», вздрагивая от холода, прокричал:
– Я не уйду, пока не отдадите наш мяч!
«Наш». Теперь уже не просто «мой», теперь уже «наш» – дело всего двора.
Бабульки повскочили:
– Максимовна, ты чего с дитем связалась? Так-то зачем?
– Будет помнить теперь… – и осеклась, услышав Юркино:
– Я все про вас знаю, зачем вы так?
Он стоял в лужище воды, мокрый с головы до пяток, под горящими взглядами обомлевших пацанят, вздрагивая от холода.
В школе им поручали собрать самые необычные истории соседей-фронтовиков.
Куряка всех детей проводила на войну.
Младший ушел пятнадцатилетним. Упрашивала и умоляла не покидать ее, но подросток сбежал – искать на фронте отца.
Да, проводила всех, непослушных.
Не вернулся никто…
Юрка поймал мяч дрожащей рукой, прижал к себе как драгоценность:
– Пацаны, я всё, сохнуть пошел.
Вечером «скорая» поставила предварительный диагноз: «Воспаление легких».
– Ничего, – прошептал Юра. – Некоторым и мячик-то подарить некому.
А вы говорите – подумаешь, мяч!
Дневники
Рассказывали ведь уже? – из северного Пещерска Юрка с мамой приехали в деревню, где потом больше полугода ждали, пока отец в Ори решит все вопросы с приобретением новехонькой «трешки», пока обустроит квартиру к заселению, пока примет контейнеры с мебелью и вещами. Приехали же в город перед самым первым сентября. Юрка вышел из автобуса, маршрутом от вокзала, и дух захватило от вида девятиэтажек на фоне заката – раньше видел их только по телевизору и на подъездах к Казанскому вокзалу. Все такое непривычное, все внове, и стояки с перекладинами напротив подъезда – на них можно подтягиваться, а можно и забраться с ногами и сидеть на одной из трех продольных труб.
Юрка обежал квартиру, удивляясь обстановке – вся привычная мебель стояла так по-новому, а им с Данилкой вообще вон какая просторная комната! – и умчался на улицу.
– Ракетки возьми, в бадминтон играть!
Юрка скривился – вот еще, мало того, что навязали эту девчачью игру, так еще в первый день с нее знакомство со двором начинать! Но «хлопалку» все-таки захватил с собой – мама! Спорить с ней бесполезно…
А во дворе-то и никого, вот досада. Готовились, что ли, к новому учебному году? Только на «брусьях», замеченных первыми во всем убранстве скучной игровой площадки, восседал долговязый парень, из-за роста даже и не скажешь, погодок или старший.
– Эй, новенький, идем сюда, залезай, знакомиться будем! Я Шарапов! А у тебя кликуха есть? Как нет? Ничего не липнет к тебе? Ну да ладно, в школе еще тебе навешают прозвищ. Запрещенные песни знаешь? Тогда слушай!
Юрка ерзал по «брусу», краснел, отводил глаза.
– Ёц-тоц, перевертоц, бабушка здорова! Ёц-тоц, перевертоц, кушает компот!
– Где ты таких песен только нахватался, Шарапов?
– Друганы на гитаре играют, а что? Вон, тебя что ли мамка из окна зовет? О, так ты на моем этаже! В квартире напротив? Ну, сосед, пока! Если кто докапываться начнет, скажи «Шарапова знаю», по микрорайону можешь спокойно ходить. Ну всё, всё! О, а ракетки зачем? Фу, бабская же игра, учись в футбольчик гонять, всё, помчался я.
Шарапов и в школе оказался той же, в соседнем микрорайоне, минут десять ходу, в параллельном «Г» – перед линейкой хлопнули ладонями, и в строю Юркиного четвертого «В» словно волна пробежала: «Друг Шарапова?» – и навстречу потянулись руки к пожатию.
Когда это было…
– Юра! Данилов! Ну-ка, подойди, пожалуйста! – Николай Трофимович глянул на свет сквозь запыленную линзу, протер еще раз очки. – Я вот что сказать хотел. Ты у пацанов наших уважением пользуешься похлеще Шарапова, тебя послушают. Соберешь молодежь вечером на субботник? Смотри, как самим-то в футбол играть, бумажки какие-то, другой мусор всякий, а? Вот и ладно!
Юрка улыбнулся на прощанье и потопал в подъезд. Глянул на запястье – часы «Луч» с переливающимся синим циферблатом были шире руки, эх, не зря все-таки в классе обзывали Тонкоруким, – скоро надо назад в школу, там субботник тоже, убираем улицу Просторную по пришкольной территории, от остановки до другой. Кандидат в председатели пионерской дружины, попробуй не приди – затаскают на заседания и педсоветы! Юркина «звездочка»1 из примерных отличниц уже сейчас там готовила грабли и метелки, пока отпросился домой на обед – школьных завтраков не ел почти месяц, копил на радиодетальки, приемник хотелось собрать, не такой здоровущий, как отцовский ВЭФ-202…
Утром перед уроками вместо пятиминутной политинформации с зачитыванием особо важных новостей из вчерашних газет докладывал об истории субботников. Сам Ленин бревна носил, вот даже фотография есть, всё для страны, не посрамим честь юных ленинцев! Что-то во всей этой «докладухе» смущало, вон Лешка уныло рисует на парте «AC/DC»2 – дальнозоркость, подправленная очками, позволяла разглядеть и такую подробность, – а вон Мишаня, приложив ладонь ко рту, отчаянно шепчет, не слышно же, по губам читать? Записку передает под партой, опять, скорее всего, наупражнялся в шифровке «танцующими человечками»3 – рассказами Конан Дойля зачитывались оба…
Что ж, поубираемся, куда деваться! В футбол гонять по сигаретным пачкам не особо приятно.
Из лифта вывалился долговязый.
– О, Юрец, ты с уборки этой пионерской тоже смылся? Я? Вечером? Убираться? Ты обалдел что ли, меня же «блатные» засмеют. Ты это, с лифтом поаккуратней, там чего-то под кнопками шуршит и трещит.
Юрка, как обычно, привалился к стенке кабины, даванул кругляк с цифрой «8», двери захлопнулись, завыл мотор, между створок дверей замелькали перекрытия этажей.
В первые недели житья на новом месте лифт и мусоропровод казались высшим чудом цивилизации, Юрка даже с восторгом катался на лифте с этажа на этаж, пока внизу не начинали стучать в двери: «Прекратите баловаться! Сейчас милицию вызовем!» Милиция, милиция… У Шарапова дядя – участковый, нашли кем пугать…
Снова глянул на часы – есть 25 минут на «поесть» и «бежать».
Грохнуло.
Лифт дернулся и встал.
– Эээ, что за шутки?! – Юра попытался немного раздвинуть двери, где застрял? Вроде между пятым и шестым. Так! Спокойно! Желтая кнопка со звонком!
Жмакал кнопку и долбил двери кулаком минут десять. Достаточно, чтобы убедиться, что никто не идет на обед, все заняты уборкой необъятных советских просторов. Без паники! Кабина не отрывается, не падаем, висим себе между этажами. Пол вроде чист.
Уселся на корточки, из портфеля вытащил толстую «общую» тетрадь с наклеенной на обложку бумажной полоской – «Мои дневники».
«Катя просится перевестись в мою звездочку. Лешка решил вступать в комсомол. Говорит, это дает перспективы. Миха предлагает организовать фотокружок, чтобы школа устроила нам фотостудию. Наталья Васильевна согласна распустить моих отличниц, чтобы собрать звезду заново, но пятым обязательно взять Сашка Трубу, чтобы он был под наблюдением и перевоспитывался. Сашок возмущается и болтает всем, что с прихвостнями Шарапова общаться не жела…»
Свет мигнул раза четыре и потух.
В густой темноте меж дверей пробивалась полоска света. Вгляделся, вслушался – нет, никто не поднимается, никто не стучит в двери, мир исчез.
Глубоко вдохнул несколько раз. Положил голову на колени, и…
Снилось, будто он в команде корабля в бесконечном черном космосе – пытаются вернуться домой из долгого перелета между планетами, но какая-то поломка снаружи. Все по одному выходят в космос и пропадают. Остался Юрка один, и вот уже в спускаемом аппарате падает на землю. Никому ничего рассказывать нельзя, прячется в одном из высотных домов, вламывается в чью-то квартиру, надевает из шкафа обычную одежду поверх скафандра, его застает хозяин. Как ни странно, но начинает помогать. Юрка уходит, спускается по лестнице, а со всех сторон народ бежит – узнали, что космонавт приземлился. Тут он подпрыгивает, обхватывает колени руками – словно младенец в утробе – и так плывет по воздуху. Хлопает дверь подъезда и такие знакомые осторожные шаги…
– Папа! – прокричал из темноты, нащупал кнопку звонка – тишина, нет питания, – папа, это я, я здесь!
– Юрец, да ты как там? Долго сидишь? – и поднялся гвалт!
Сверху что-то кричал Шарапов, снизу Николай Трофимович, какие-то тетки и бабки голосили: «Парнишка застрял! Ему там дышать нечем! Он есть, наверное, хочет – пришел-то днем со школы, поздоровался с нами и вот гляди-ка! Семь часов, а он все в лифте!»
– Юра, Юра, слышишь меня, это я, Николай Трофимович! Света до девяти часов не будет, выдержишь еще?
– Надо мне такое счастье! – выдохнул Юрок. Темнота давила и душила. – Вытащите меня, я космонавт вам что ли?!
Затрещало, заскрипело – двери тяжело раздвинулись, папа жал на лом между створок, председатель ЖЭКа протянул руки, так, рывок, давай, тянись, упирайся, хо-хо, вылез-таки!
– Ну Юра, ну выдержка, железные нервы, я за тебя сам вам площадку уберу! – Трофимович, виновато пряча глаза, долго тряс руку, прикрыв сверху левой ладонью.
– Ладно, давайте без лишних эмоций, – поморщился старший Данилов. – Идем, Юр, котлеты с макаронами стынут!
Через полчаса Юрец выбежал во двор. Пацанята с метелками замерли. Данилов с улыбкой протянул руки и забрал у переставшего балагурить Николая Трофимовича толстый чилижный4 веник.
– А сосед твой где, Юр?
– А это кто идет?
Шарапов, покряхтывая, подтащил ведро с сухой побелкой и лопаткой стал насыпать линии футбольной поляны:
– Ну что, сосед, мы в одной команде или как?
Когда стемнело и пора было ложиться спать, Юрий Данилов раскрыл общую тетрадь с полоской-наклейкой и вписал: «Команда молодости нашей, команда, без которой нам не жить5. Выучить мотив».
__________
1 Звездочка – группа из пяти пионеров, меньшая ячейка пионерской организации
2 Австралийская рок-группа
3 Система шифрования фигурками человечков из рассказов о Шерлоке Холмсе
4 Чилига – кустарник, из которого делались хозяйственные веники для уборки вне помещений
5 Популярная песня 80‑х годов
Ничейная земля
– Ввиду того, что количество мест в компьютерном классе гимназии ограничено, предлагаю разбиться на группы, будем посещать его по средам в две смены. Всех устраивает, надеюсь?
Собственно, прямо-то голосовать Наталья Васильевна не просила, но взметнулись руки почти у всех.
– Методист по вопросам компьютерной грамотности рекомендовал два часа занятий с привычными переменами и час игры.
Ну, тут даже сторонницы организации зооуголка и кружка вышивки вскинули обе руки.
– А что будем учить помимо игры, Наталь Васильн? – Сашок округлил глаза. Хохотали «с ним» или «над ним» – так ли важно? Настроение у всех поднялось словно с запасом до следующей среды.
– Ну что тебе сказать, Трубецкой… – ахахахи и охохохи, бывшая классрук покраснела. – Трубин. Извини, Саша. Трубин. Кроме игр, будем учиться языку программирования «Бейсик». Кто желает, может приобрести учебные пособия вот по этому списку.
– Можно мне, я хотел бы, – потянулся Данилов.
– Куда тебе, Тонкорук, мозги из ушей полезут, иди в спортзал! – заржал Труба.
– У меня-то есть, чему лезть!
– Ага, девок-то наших обнимать тебе это очень пригодится!
В мертвой тишине математичка тихо, четко, раздельно проговорила:
– Я вот вызову ваших родителей – потом оба будете проводить компьютерное время стоя! Всё? Вопрос закрыт. Задача номер пятьсот тридцать шесть. К доске пойдет… – карандаш заскользил по строчкам журнала…
***
Уговорились выезжать (аж за два района) всей сменой – не хватало во враждебной гимназии огрести вместо игр. Труба всё пытался доказать, что Тонкоруку надо идти во вторую смену – на учебу в гимназии выходили старшие классы, с этими договориться о мирном проходе одному не удалось бы. Алексей и Михаил отказались ехать без Юрия.
– А, ну вы, Мело1, опять за свое! – зло сплюнул Сашок.
– Что ты докопался до него, чё те надо вообще? – Лешка повернулся к насмешнику левым боком, словно накапливая силы в правом кулаке.
– Умники, как вы не поймете – всех опять будут заставлять учиться не нормально, а за ним тянуться! Меня эти пионерские звездочки достали, так теперь еще на компьютерного гения равняться, ага! – Труба прикурил от дрожащей спички. – Делайте, блин, что хотите! Если меня из-за него опять тыркать начнут – я за себя не ручаюсь.
– Успокойся, – сощурился Юрец. – Ближе к Новому Году гимназия будет проводить конкурс по компьютерным играм – иди, участвуй, оторвешься, приз получишь. Мне твои игрушки побоку.
– Так, Юр! – опешил Алексей. – Ты вправду решил заучиться там совсем, что ли?
– Ты-то хоть бы не подкалывал, Василий Иванович2! – Юрка даже руку к сердцу приложил, скривившись. – Вот если вам хоть раз лишнее домашнее задание дадут, если они там будут вообще, то я сам уйду во вторую смену!
– Так, что вы делите шкуру неубитого медведя? Зайса, а вот кому зайса3?! – Мишаня изобразил на пальцах «ушастую» голову с большим «глазом».
Примирились смехом.
***
Обычная, в общем-то классная комната, но парты стояли не рядами, а по сторонам: одним – лицом в окна, другим – лицом к стене, семь туда, семь сюда – не спишешь строчки программы-задачки, даже если начнешь ерзать и оглядываться. Блок с клавиатурой, логотип «Atari», черно-белый монитор – и хватит, и то за счастье!
После первого месяца занятий успокоились и одноклассники, и учителя – все остались при своем – Тонко… тьфу! Данилов! Данилов, конечно, и тут выделился, но не один. Алексей поддержал друга. В чем?
– Ребята, я предлагаю вам всем выбор. Если хотите – играйте! Час даем вам на развлечения. Но если кто-то хочет потратить это время на дополнительное самообразование, само! Исключительно «само»! То пожалуйста – разрабатывайте свои программы, участвуйте в городской олимпиаде.
Кто бы сомневался, что Юрец, заметавшись между учебником «Игровое программирование» и списком дискет с играми, выберет… ну, ну… кто его знает?.. ну… Дааа! Юрий и Алексей выбрали проект игры «Пешеходный переход». Труба только покрутил пальцем у виска…
Мишаня, рискнув выйти на перемене на крыльцо гимназии, не спеша извлек из внутреннего кармана «холодной» курточки «дамскую» сигарету с ароматом вишни, разжег, благодушно выпустил струю дыма – скорее дымил, чем курил – и выговорился:
– Э, вот ты, с дипломатом! Кто-нибудь у вас хард-рок запрещенный слушает? Да не дрейфь, я на помощника ментов что ли похож? Хорошие копии нужны? А фотовкладыши в кассеты? Обращайтесь! Миха я. Вот этого можешь спросить, в очках, Юрку, если меня не будет, или вот его, Леху. Что? Будем дружить школами? Ну вот, Труба, а ты трясся. Тоже мне, держак4! – смачно сплюнул и пошел резаться в уже полюбившийся «Chou-chou train»5…
Обязанности по созданию игры разделили пополам – Алексей придумывал, как нарисовать восемь-десять игровых машинок, едущих по многополосной трассе (пешехода – переминающегося с ноги на ногу Чаплина с тросточкой и в котелке – придумали мгновенно, оба, даже не сговариваясь), едущих в разных рядах, с разной очередностью, на разном расстоянии, с разной скоростью. Впрочем, это была уже забота Юрия – как согласовать логически движение автомобильчиков, чтобы у «пешехода» были шансы перейти дорогу. Пробовали писать циклы и подпрограммы, надоставали учебников, даже иностранных – Юркина мама преподавала немецкий, но в английском тоже неплохо ориентировалась, несмотря на давность завершенного обучения в педагогическом универе Ори…
Однажды Алексей пропустил занятия. Просто не пришел в среду на сбор в школу. Юрка с Михасем не находили полдня места, поезд в игре врезАлся во встречные составы, Чаплин бессмысленно гиб под колесами.
– Парни, парни! – суетился Лешка, отловленный уже вечером, притащивший их к себе домой чуть не за руки. – Тут такое! Золотая жила! Смотрите! – и махнул над россыпью кассет с напечатанными списками чего, чего?
ZX Spectrum6 он, оказывается, увидел у Димана из «А» класса и весь день проторчал в гостях, не веря своим глазам, отказываясь принять за реальность простоту закачки программ.
– Парни, у него родители вообще мировые! Обедом и полдником накормили, весь зал – его комната, комп, «Маяк»7, колонки 70 Ватт, все дела! Он завтра нас ждет, «Спектрум» тоже «Бейсик» понимает, можем у него хоть полдня игру отлаживать!
– Ну а «золотая жила» что? Программы копировать предлагаешь? – Мишаня задумчиво гладил подбородок – бородка уже выбивалась.
– Скоро такие компьютеры могут все заполонить… А что, пошли в гости! Завтра так завтра! – Юра чуть было не растерялся, закопавшись в ворох кассет, но нашелся ведь! Два названия врезались в память сразу – «Elite» и «Nether Earth»8, симуляторы, как значилось на распечатке, но вот симуляторы чего…
Наверное, завтра не наступит вообще. Ни для кого. Никогда.
Тем более – для приготовившихся сразу тащить в гости свои кассетники.
***
А Димок-то оказался душа-парень! Пока гости по очереди гоняли шустро перебирающего ножками коротышку-рыцаря9 по этажам с препятствиями, вражескими стрелами, дракончиками, лифтами, хозяин и кофе всем наливал, и перезагружал игру с кассетника, если случался сброс памяти, и сыграл на гитаре несколько песен, сыграл «перебором», что-то такое донельзя мелодичное. Мишаня попросил инструмент, похвалиться испанскими мотивами – учился игре в районном ДК, и на конкурсах выступал, так что «Мело» – не просто торговая марка, вот так.
Юрка уже и потерял счет этажам, пройденным Лехой, и голова чуть не кружилась – все оглядывался на звон струн – как тут и его очередь пришла кнопки жать. Да, да, вот ту, где про фабрику роботов, если можно!.. А про космос что там?..
А вот бы объединить два сюжета, или как это назвать? Чтобы набирать армию на одной планете, лететь сквозь космос отвоевывать другую, сражаться за подлеты к звездным системам? Хотя да, это, конечно, имитация «Звездных войн» получается. Их Юрка уже посмотрел в кинотеатре «Союз» на большом, разумеется, экране; тетка-переводчица сидела в проходе и читала текст с листов, подсвеченных фонариком. Никому, кстати и не показалось, что Империя – Советский Союз; что там навыдумывали политруки, партактивы, комсорги?
Пока друзья гоняли «Ланцелота», Юрка и книжные шкафы обсмотрел, и кассеты перезаписей на «Маяке» переслушал, и с Димой наобщались на кухне за чашечкой чая со сгущенкой.
– Вам везет, у вас братья. Леха один? То-то мы быстро друг друга поняли. Хотя и с этим согласен – нам одним больше достается, тебе и Михе приходится делиться, согласен. Да отец в Газпроме работает, оттуда и квартира, и мафон, и компьютер этот…
– Юрец, твоя очередь! Ты играть или отлаживать программу будешь?
– В гимназии доделаю. Там осталось лишние строчки кода повыкидывать с комментариями, какой цикл что выполняет.
– Слушайте, – Димок потянулся к гитаре. Затренькал что-то простенькое и веселенькое. – Нравится? Так давайте я вам игру озвучу этой мелодией, код сам напишу.
– Ну ты вообще классный чел! – Мишаня хлопнул Димыча по подкачанному плечу. – Парни, а я поучаствую? Давайте обложку сделаю, фотоколлаж! Чаплин, «жигуленок», скорая, гаишник, иномарки, а?
– «Мело»! – улыбнулся Юрка. – Очкарики рулят!
Кто бы рассказал им, что через несколько лет рулить будут мышцы Трубы…
***
На вручении дипломов за лучший компьютерный проект сфотографировались с победным листом уже все вчетвером. Юрка, с закружившейся от счастья головой, смеялся в подставленный микрофон:
– Планы что, планы есть! Пока самим интересно, будем переносить на компьютер игру «Менеджер»10! Кто мы? Мы – группа «Мело»!
Диман и Миха все чаще играли дуэтом – фотомастер приходил в гости с дорогущей акустической гитарой: не зря сидел по полдня в темной ванной за проявкой и печатью. «Ты знаешь, всё еще буууудеееет»11, – тянули оба.
Будет.
Никуда не денется.
А иначе жизнь – тоска.
Всё будет по-нашему! Хватит Земле быть ничейной!
____________
1 «Мело» — название компании Юра+Миша+Леша, занимавшейся распространением полулегальных звукозаписей; см. повесть «Юркины беды»
2 Фраза Петьки из «бородатого» анекдота о Чапаеве
3 Фраза персонажа мультфильма «Падал прошлогодний снег», мечтавшего о продаже «вот этого» зайца, которого еще предстоит поймать
4 Держак – на сленге того времени «авторитет, наблюдающий за порядком»
5 Игра на «Атари», симулятор построения железной дороги
6 Персональный компьютер, вошедший в широкий оборот в конце 80‑х – начале 90‑х. Программы к нему распространялись на аудиокассетах, монитором служил обычный телевизор
7 Магнитофон-приставка широкого потребления, долгое время считавшийся эталоном качества аппаратуры первого класса сложности
8 «Элита» — имитатор космического полета и перевозки космогрузов, «Ничья земля» — стратегия по выпуску боевых роботов для противостояния баз соперников
9 Игра «Ланцелот»
10 Российская версия настольной игры «Монополия»
11 Песня Аллы Пугачевой и Кристины Орбакайте
Однажды…
А дядь Витю в гости не то слово «ждал» – мечтал о новых его приходах. До чего похожи друг на друга были! «Смотрю на тебя, Юр, и себя в детстве вижу». Отец уныло взглядывал на брата, перебиравшего подборку пластинок, которые Юрка притащил от Лехи на перезапись, срывался: «Что ты с младенцем связался!» Виктор недовольно передергивал плечами, приглашал Юру к себе на выходные. Еще бы не приехать! У дядьки в зале двушки из мебели-то были диван, кресла, журнальный столик – полупусто, зато музыкальный центр какой! Из командировки в Ригу привезенный, «Radiotechnika»! Чистейший звук, такой даже прозрачный, хрустальный!
Юрка все чаще приезжал к Виктору Николаевичу с новыми заказами «Мело».
Узнавать-то о новой музыке откуда было? Журнал «Ровесник», «Кругозор» с вкладышами-пластинками. В салонах звукозаписи о новинках не всегда говорили – некогда, то одна кассета запишется, то другую включать…
– Юр, посмотри, вот новый совсем диск. Не слышал про такую группу?
На конверте – видимо, пожилой человек, опирающийся на тросточку, весь увешанный лампочками. «Пинк Флойд… Что-то слышал, но не слушал».
– Это надо в наушниках, там такие гитарные партии на заднем фоне – закачаешься!
Юрка потерялся в потоке мелодий.
Завывала вьюга, в лицо летели крошки льда, и сквозь вопли ветра полузамерзший человек, уже упав на колени, едва шептал: «В один из этих дней… я порву твою душу… на тысячу мелких кусочков!»1 – и ветры взмывали, ветры плясали плачем гитары, пронзительным летящим стоном над сугробами степной Ори. Юрка замирал в сладкой тоске, словно грозил всей школе, выматывавшей нервы насмешками, и танцевал в пляске снежного вихря, накрывая город бураном.
– Вот это да! Вот это музыка! Какой нафиг «Модерн Токинг»!
– Ну, ты знаешь, никогда не надо спешить с оценками. У тех свой жанр, у этих своя специфика, ты же отличников по истории не будешь путать со знатоками физики? Ну вот, и здесь так же. Они разные, и тем и прекрасны!..
А сегодня Юра примчался с дорогой хромовой кассетой, переписывать «Группу крови»2. Дядь Витя оставлял ему запись на пару дней – Юрка не расставался с магнитофоном, даже на ночь клал его под подушку и с утра скорее включал – эти слова, этот голос, внушающий надежду, что можно перебороть тысячу неприятностей и остаться чистым и честным: кто бы еще дал сил противостоять стене неприятия? Возраст такой, опасный возраст – даже шутка кажется смертельным оскорблением, простое рукопожатие – дружбой навек…
«Любовь стоит того, чтобы ждать»3, – повторял про себя Юрка. – «Юля, Ната, Катя, Таня, Лена – когда-нибудь дождусь и от вас самых искренних слов…»
***
– Тонкорук, не ожидал! – это Труба крутил в пальцах футляр кассеты со «Звездой по имени Солнце». – Такая музыка, совсем на твое… занудство… не похожа. И на гитаре сыграть, и станцевать можно!
– Вот и поставим ее на Новый год на танцах! – Юра протянул руку за пластиковой коробочкой, но Сашок прихлопнул пятерню другой ладонью:
– Я у тебя ее затру. На праздник принесу, а тебе фиг!
«Данилов снова попытался подраться с Трубиным. Все смеялись, рядом никого из ‘Мело’ не было», – быстро начеркала Таранькина записку для Лидии Дмитриевны, новой «классной»…
Разбитый нос ныл три дня. Юрка собрался с духом, прошел через лестничную площадку и позвонил в дверь Шарапову.
– Ого, Юрец, кто тебя так? – и просто уничтожил на месте: – Извини, сосед, впрягаться за тебя я не буду. Ты моей Ирке надоел уже с исправлением троек. Ты ее терзаешь, а я за тебя дерись, ну нет!
«Я один, но это не значит, что я одинок»4, – прошептал Юра и поплелся к Алексею – надо было доклеить осколками стекла зеркальный шар для лучшей атмосферы танцев…
Трубин не соврал – кассету, действительно, принес. Мишаня притащил «Джой» и Джексона. Алексей развернул вокруг маленькой настольной елки цветные лампы светомузыки – выключили свет, и от шара посыпались тысячи веселых блесток.
– Я эм-си, я эм-си5! – кричал Труба, хватанувший за шкафами, где стояли треноги вешалок, несколько глотков из бутылки с разведенным спиртом «Рояль»; кричал, переставляя кассеты в одном магнитофоне, на втором отматывая к нужной песне. – И есть еще белые-белые дни6!
– Но все, что мне нужно, это несколько слов7, – повторял вслед за Цоем про себя Юрка, танцуя, танцуя, да, кто бы подумал, и в руках взлетали в ритм и опадали искры бенгальского огня, право, лево, вместе, и снова в такт…
Лешка двигался с Таранькиной в медленном танце – под «Пачку сигарет», представьте себе, под Цоя, ну вообще! Юрка, глотнувший шампанского, – Михась распечатал бутылку «Советского», чуть не угодив пробкой Лидии Дмитриевне в лицо, кто-то подавился смешком, – смотрел мимо Кати, нет, вот будет белый танец – пусть сама решает!
Под «Апрель» она все-таки подошла сама – куда уж медленней?
– Юр, а правда, что вы с Лешкой собрались вместо одиннадцатого класса в Лицей при универе? Да все уже это обсуждают! А как же мы?
Мы. Так коротко и так громко.
Нет уж, хватит!
«В один из этих дней… на тысячи кусочков!»
Никаких угроз. Никакого шантажа.
Живите!
Не век виться вьюге…
15 мая 2016 года
___________
1 Альбом «Delicate Sound Of Thunder», инструментальная композиция «One Of These Days» («Один из этих дней»)
2 Знаменитый альбом группы «Кино», ставший переломным в их творчестве и открывший песни Цоя широкой публике
3 Финальная строка песни «Легенда»
4 Композиция «Ночь» с одноименного альбома группы «Кино»
5 MC – западный термин для диск-жокея
6 Песня Цоя «Место для шага вперед»
7 Там же
Бедный Крюгер
– Итак, Минск! Если у вас есть желание ехать: обращайтесь к своим родителям – кто из них возьмет на себя ответственность и станет вожатым туристической группы. Я вас не повезу! – Лидия Дмитриевна вздернула и без того вздорный носик.
– Коза! – прошептал Мишаня, подталкивая Юрку локтем в бок. – Муж-то ушел к молодой и с того времени она вот такая стервоза.
– Чего ей надо, мы же сидушку вернули1? Была такая настроенная, а сейчас истерит… – Юрка оглянулся, окинул взглядом класс: недоумение на лицах – это мягко сказано. Трель звонка – и все загомонили, переглядываясь, толпясь у выхода на простор сумеречного коридора.
– Юрок, ну что, покажем ей самостоятельность? – это Лешка хлопнул по плечу. – Дааальше действовать будем мыыы‑ы!2
– В наших глазах – звездная ночь, что тебе нужнооооо – выбирааай3! – откликнулся радостно Юрец. – Нет, а серьезно? Что она о себе думает? Что мы начнем ее упрашивать и умолять? Шефы сказали – путевки на 30 человек, за полстоимости, предкам интересно будет!
– Завтра весь день профориентация, свалим! И в турбюро успеем, и в зоомагазин – я давно себе барбусов хочу. Ну этих, золотые карасики с черными полосками! – Леха улыбался, подмигивал, в шутку боксировал Юркино плечо.
Да, по вторникам их готовили к возможному сразу после школы труду: треть класса исправно посещала цех Аппаратного завода, где собирали-паяли экспериментальную модель мини-компьютера «Микроша». Миша же ухитрился проникнуть в детскую больницу, где тащил лямку помощника медбрата – все ради того, чтобы после экзаменов направили в медучилище, как достойно проявившего себя начинающего работника.
Сказано – сделано! Юра с утра сложил в пакет белый халат сборщика и тугую шапочку, чтобы через 10 минут скинуть нелепый груз дома у Алексея – ему врать о предстоящем «походе» не пришлось: родители тряслись над единственным ребенком, позволяя закидоны и причуды.
Пахло весной, девчонки уже переодевались в легкие болоньевые курточки и укороченные юбки, Юра из окна автобуса следил за порханьем стройных ножек, перелетающих через апрельские лужицы, и сердце екало, стоило только представить себя в компании таких озорно щебечущих пичуг.
– Какие вы, ребята, молодцы! Такие молодые и такие деятельные! – сотрудница туркооператива записала их телефоны, выложила разграфленные таблицами листы – ФИО, дата рождения, адрес туриста, контактные лица. – А вот скажите искренне – хотели бы на концерт Цоя попасть? Ассоциация единоборств хочет пригласить его на кинопремьеру «Иглы». Слышали про такой фильм? Прекрасно! А вот его плакаты, коллекционные фото – купите?
Плакали барбусы, скалярии и макроподы – почти все рублики с несъеденных завтраков ушли на черно-белый глянец.
– Юрец, ну как с тобой бизнес иметь? Еще «Мело» называемся! Я на перепродажу взял, честно скажу, а ты? Дома на стенной ковер пришпилишь? Ээ-ээх! Ладно, что теперь? Вечером по родителям пройдемся?
– Конечно! Таблицы заполнить – Мишане надо пендаля дать, пусть помогает! А вожатой, может, Галину Григорьевну возьмем? – учительницу русского обожали все классы: кто еще так вдохновенно рассказывал о поэзии, кто на свою зарплату приобрел проигрыватель и проектор слайдов для повседневных уроков, не только для отчета? Правильно! Вторую такую не найдешь!
– Лидия же взбесится? Тогда от нее вообще никакой помощи не жди! Только и названия, что классрук.
– С чего бы? Мы ей, наоборот, задачу облегчаем же?
– Эх, Юрец-наивнец! Ничего ты в женщинах не понимаешь!
Может, и правда, не понимал. Математичка, бывшая классрук год назад, та жила в доме через дорогу от Юрки, и возвращалась обычно с занятий в компании его и Елены Таранькиной, дочки первого секретаря горкома, ее соседки – разве кто рискнул бы навязать такой девочке дружбу? Отец, скорее всего, попортил бы нервы учителям нахала и профкомам родителей – вот Юра и не решался не то, что заговорить с ней, а вообще глаза поднять. Лишь однажды, когда Наталья Васильевна почти у дома вдруг в ужасе начала перетряхивать сумку – ключи, ключи где?! – и сорвалась полубегом обратно, через два микрорайона к ящикам учительского стола, – тогда Юрка, ошалев от близости нежнейше-голубых глаз, протянул ладонь – зачем, почему, к чему? Красавичка враз подурнела, глаза заволокло тучами: «Ты обалдел, Тонкорук?! Вали Катерине своей руки подавать!» Юрец отшатнулся. Катерина? Да, Катя, соседка по парте на английском, мечтавшая проехать по Минску, городу дедовой славы…
Леша с Мишаней обсмеяли его рассказ о нелепом жесте:
– Юрик-дурик, надо было настаивать на своем, ты ж у нас звезда класса, умник, да еще этот, как его… Завидный жених?.. Короче, отца твоего с дядькой все родители знают! Таранькин на собраниях так и говорит: «А где Данилов-старший? Совсем спесь обуяла, не хочет с нами знаться!»
Юра скрипел зубами неделю.
В ставшем обычным для их класса развлечении – на переменке, пока нет в классе учителя, зажать кого-нибудь из девчонок в углу или за партой и жадно рыскать лапами по взрослеющему телу – не то, что не участвовал, а вообще рискнул однажды схватиться со здоровяком Сашком, подлезшим к Кате. По зубам? Под дых? Нее, что вы! Резким, чужим для самого себя движением метнулся пальцами к шее наглеца и… Подумалось, что потянешь за галстук – попридушишь противника. Неа. Шёлк треснул и в руке остались алые ошметки. «Дурак чтоль, Данилов?» – Сашок изумленно рванул в ответ Юркину шейную ткань. Как отличник-шеф и двоечник-подопечный осквернили главный пионерский символ – выяснял общешкольный Совет. Постановили – виновникам скандала месяц вместо уборщицы драить затоптанные веселыми прискоками полы.
Зато Катя стала эксклюзивной заказчицей у «Мело»…
И вот поди ж ты – класс поддержал «меловых», все предупредили родителей, по два раза ни к кому ходить не пришлось – таблицы и заявки на путевки оформили за один этот вечер, а уже на следующий приложили к пакету документов решения профкомов с рабочих мест старших, – решения о частичном покрытии стоимости путевок за счет предприятий.
ЧУдно!
Галина Григорьевна просияла – ей поездку оплатила школа.
Чудно, чудно!
***
Плацкарт. Купейными местами, конечно, разорились бы. Расселись по полкам почти трети вагона, Галина Григорьевна собрала вокруг себя девишник, но «Мело» усадила в соседнем отсеке – сверять документы, наблюдать за выбегающими на перрон в долгие стоянки на узловых станциях.
Девчонки пели, читали стихи, играли в «резиночки». Мальчишек учительница загрузила психологическими тестами, «Мело» прошлись по местам – не притащил ли кто, часом, с перрона пиво? «Еще раз сунетесь – ушлепаю!» – прошипел Сашок Труба, поигрывая бицепсами: заядлый баскетболист, стремительный, неудержимый – впрочем, ночью вскрикивал и что-то тревожное лопотал спросонья. Алексей нахмурился: «А ты, может, сам дальше с проводниками будешь общаться, с вагоном-рестораном насчет горячего обеда потрещишь, ммм? Ясно». «Идет вслед за мной вышиной в десять сажен добрейший князь… князь тишины4», – промурлыкал Юрка, погасив неотвязную улыбку. «Enjoy The Silence5», – подтвердил Мишаня. Школьные «держаки» только глазами посверкали на троицу организаторов: понятно, не хочешь договариваться с ними – будешь беседовать с Галиной и Лидией. Ага, она-таки поехала. В отдельном плацкарте. С такими же великовозрастными путешественниками. Не понимал Юра, это точно.
– Ребята, тут скоро будут предлагать журналы, фотографии, книги – не пытайтесь с разносчиками говорить, они немые, хотя некоторые прикидываются, знаете? – Григорьевна напрасно беспокоилась: Мишаня не просто увлекался фотографией – кто хотел, тот уже давно обзавелся с его помощью промо-фотками Эй-си Ди-си, Акцепта и прочих Мановаров6 – чем скорее узнавали, что группы в СССР официально запрещены, тем быстрее, просто влет, уходили снимки. Зато «портретиков» котят девчата накупили – уж на это у Михи руки не поднялись.
– Юра, Миша, Алеша, покажите мне еще раз документы на размещение в гостинице. Двухместные номера? Тогда, думаю, надо заранее разбиться на пары, пока время есть…
– …а денег нет, и в гости некуда пойтииии7… – протянул Юрец.
Галина Григорьевна поверх очков так строго:
– Данилов, я знаю, что ты эрудит, но документы у кого?
– Не смотри, на меня, братец Луи-Луи-Луи!.. Не нужны, мне твои, поцелуи-луи-луи8! – затянул хорок девчачьих голосов.
– Ну вообще, девочки! Не рано вам об этом? – засмеялась знаток Лермонтова и Есенина, и Юра прямо под общее веселье хлопнул на откинутый столик тонкую пачку листов – программы расселения, распорядок дня, карты достопримечательностей, список автобусов. – Так я и думала, Данилов, что ты в этой поездке главный!
– Дань и лов! – раздался выкрик с полки Сашка.
– Опять во сне заговаривается? Следите за ним, сейчас начнет в дреме мячи кидать.
– Тараньки на! Дань и Тарань! – не унимался спящий.
– Чтооо? Кто тут меня с Тонкоруком путает?
– Лена! – покрасневшая Григорьевна отвела взгляд от словно прибитого Юры. – Он еще всем нам покажет, что он хоть и тихий, но Долго, долго-рукий!
Юрец только отмахнулся и пошел в вагон-ресторан: напомнить, что пора бы и обед разносить.
Пунцовая Леночка о чем-то яростно шепталась с Катей.
***
В Минск въезжали автобусом из Москвы. Трасса М1.
– Как в другую страну едем! – отметили почти все, удивляясь «бетонке», плотно пригнанным дорожным плитам. Юра вытянул руку, на ладони лежал коробок с солью – хоть бы вздрогнул, даже на стыках не трясло. Проезжали непривычно чистые, нарядные… даже язык не поворачивался назвать деревнями!.. Села, поселки. Да что там! Маленькие городки, словно предместья мегаполисов.
– Прощай, немытая Россия! – пробормотала Галина Григорьевна и тревожно оглядела салон. Нет, не показалось – ученики удивленно приникали к окнам, выглядывая возникавшие меж березовых лесков поселения.
– Белая Русь, что ты хотела! – съязвила Лидия Дмитриевна с места у окошка. Галина только покачала головой.
Дорога летела под шины, выныривая позади ровнехонькой скатертью. Юра разглядывал блестящие, отмытые авто, проносившиеся мимо громады их автобуса-увальня. Мишаня, набросив на руки куртку и тщательно подоткнув края, соорудив непроницаемо темный кокон, наощупь менял в фотике пленку. Лешик выпросил-таки у Таранькиной немыслимую для провинциалов вещь – кассетный плеер «Радиотехника» – и качал головой в такт шумевшей сквозь маленькие наушники мелодии, даже в поездке не забыв общую для троицы страсть.
– Так! – Юра, пробравшись вдоль салона к водителю, о чем-то пошептался с рулящим, – слушайте все! Скоро остановка в этом, как он называется… в кемпинге! Шашлыки дорожные есть не советую, а вот подумать о смысле жизни рекомендую. Еще долговато ехать!
– Юрий! Ну как это можно! – укорила вожатая разумничавшегося подопечного, хотя вопрос, кто перед кем отвечал.
Не советовал-то он не советовал, но своевольники-компаньоны по «Мело» набрали шесть шампуров, бумажные тарелки, бумажные стаканы с кофе…
Оставшуюся дорогу Юра корчился в кресле, сдавливая живот, не в силах отогнать цветные пятна, залившие взгляд даже под прикрытыми веками.
***
Миха начал «щелкать» улицы еще из автобуса – не только исторические здания, но и новостройки. Не было ни одной похожей группы строений – к девятиэтажкам прильнули «башенки» в шесть, пять, семь этажей, на крышах китайскими пагодами красовались лифтовые каморки. Чудеса архитектуры, да и только – дети вспоминали ровные, монотонные коробки их «спального» района и грустнели прямо на глазах.
– Ну, чего вы! Радуйтесь, что в таком красивом городе побывали! Так, «Мело»! Нас же прямо до гостиницы довезут?
Помрачневший, как и почти все, Юра кивнул – да, собственно, вот и двенадцатиэтажка комплекса для гостей белорусской столицы: синие, зеленые, ярко-желтые окна и балконы, застекленный первый этаж, ровнехонький газон у подъезда, клумбы до самой станции метро.
Пока Юрец загибался, зеленолицый, Алексей с Мишаней разыскали администратора, подписали бумаги о заселении, взялись раздавать ключи «парам», сложившимся еще в вагоне.
– Тонк! Рук! Тебе говорю! – Труба изумленно помотал в воздухе брелоком ключа. – Меня с тобой, что ли, поселят? Вот счастье-то!
– Ну… Ты один из всех спал, когда делились. А мне как-то все равно, с кем храпеть.
Разместились. Ужин. Разбились на группки и кинулись прочь, в вечерний город – никому следить не пришлось, только…
– Ребят! – Лидия Дмитриевна в холле, отводя глаза, даже помахала, – внимание! Кому-то придется побыть администратором. Надо остаться одному или двоим на телефоне, чтобы из города звонили, уточняли, кто где, и когда возвращаться.
В наступившей тишине разнесся треск «молнии». «Рукий» достал блокнот, огляделся – рядом со стойкой метрдотеля дверь с вывеской «Видеосалон».
– Кхм. Кино. Вот тебе и «Кино». Идите.
Не оставлять же Катю. Или… Или Таранькину. Ведь нет?
Портье, проводив последнюю группку оживившихся подростков, оглядел осунувшегося худыша:
– Ну, раз вам такую нагрузку дали… Все вечерние сеансы бесплатно. Если что, я вас приглашу к аппарату. Сегодня ужасы, «Кошмары на улице Вязов», знаете такие? Нет??? Нууу, бездну впечатлений я вам гарантирую. Не скучайте!
***
В видеозальчике с огромным телевизором была и барная стойка, Юрка заказал себе вишневый пломбир с вафельной и шоколадной крошкой. Был и магазинчик с маской героя «Кошмаров», саблерукими перчатками, свитером с красными и зелеными полосами – в другие дни, сказали, выставляют «световые мечи» из «Звездных войн», пояс Конана-варвара, головную повязку Рэмбо.
Юра смотрел в сочащийся страхом экран и забывал о тающем мороженом в широкой чашке.
Враг. Враг добропорядочного общества. Твой личный враг. Приходящий без спроса, когда ты беззащитен во сне. Издевающийся, мучающий.
– Данилов!
– Юра!
– Тонкорукий!
– Мы все вернулись! Спасибо тебе.
Поежился, чувствуя, словно живота коснулись холодные ножи.
Бррр. Лифт. Дверь номера. Сашок уже улегся, похоже. Юра выудил из сумищи книженцию, «Сокровища Монтесумы». Оставил свет ночника и стал в полусумерках вчитываться.
Все было хорошо. Катя довольна, у Таранькиной блестят глаза, Галина Григорьевна оживлена и веет от нее легким запахом шампанского. Леха накупил пластинок, Мишаня – кассет с Джексоном.
Все хорошо.
Раздался треск, словно внезапно отворилась форточка.
Юра отложил книжку, чуть не согнулся пополам – в животе сосущая пустота, в горле ком. На кровати СашкА покрывало скрыло с головой тихо сопящего. Юра выключил лампу на прикроватной тумбочке и забился лицом в пропасть между подушкой и жестким матрасом.
Что-то прокатилось по потолку с гулким стоном.
«Как он спит вообще?» – изумился Юра, вглядываясь в кровать под окном.
Щелкнула гардина.
Юрка натянул одеяло до глаз. Что-то скрипнуло и снова щелкнуло. Под одеялом сжался комок нервов.
По батарее скрежетнули когти.
Юрий Данилов, восемнадцатого апреля семьдесят четвертого года рождения, рост 174, вес 56, заорал: «Убью, гад!» – и в один прыжок и удар по стене кулаком включил свет.
– Ну ты, Юрец, вообще шуток не понимаешь! – выдохнул Сашок и зашвырнул перчатку с ножами в угол номера.
Бедный Крюгер. Один против всех и все против одного.
Ночными шутками его не истребишь.
Разве что не спать…
Юра вздохнул, пересчитал оставшиеся деньги и тихо прошелся коридорами – на ночной сеанс.
Страх страхом вышибают?
Иногда бывает и так.
***
Недавно я спросил его:
– Помнишь что-нибудь из поездки в Минск?
– Помню, ты вроде Таранькиной плеер сломал.
– А я помню: Катя тебе свитер Крюгера подарила.
– Фредди… Мне его жаль. Представляешь – чудовище, маньяк, сволочь. А мне жаль. Бедный Крюгер. Почему? Потому, что он давно уже в прошлом. И все его благополучно пережили. Так ведь?
Одиночество перед лицом мира.
Наш детский страх.
Так.
Только кого он жалел – Фредди или грозу школы, Сашку Трубу?
Кто бы помнил! Кто бы… помнил…
____________
1 События фрагмента повести «Юркины беды» – Юра и Миша вынесли сиденье из автобуса по возвращении класса с колхозных полей.
2 Группа «Кино», альбом «Группа крови»
3 Там же
4 «Князь Тишины», Наутилус.
5 Depeche Mode, «Наслаждайся тишиной»
6 AC/DC, Accept, Manowar – популярные в 80‑х рок-группы
7 «Бездельник», песня Цоя с альбома «45»
8 «Brother Louie», песня «Modern Talking» в переложении на русский Сергея Минаева
Наоборот
Первому прочтению Джона Апдайка
Это из Минска Юра привез радиоконструкторы для сборки предусилителя и усилителя мощности, коробку с деталями наушников – грубый красный пластик, жесткие амбушюры из толстенного кожзаменителя. Что еще? Отец умилялся страстью сына к радиолюбительству, но и краснел: «Что, я купить, что ли, не могу ему хорошую аппаратуру?» – подолгу стоял и смотрел, как Юрок на коленях ползал по ковру, протягивая проводки от самопального блока питания к маленьким плАткам. Еще он удивил мать – надо же было через полстраны притащить в сетке-авоське по две бутылки Кока-колы, Пепси и Фанты! «Решил родителей побаловать, но чем?» – и полностью одобрила только серые теннисные туфли с застежками-липучками.
Хех. Это они не видели покупок его одноклассников. Таранькина щеголяла с дерзким значком на отвороте новехонького школьного пиджачка: «Секс-инструктор. Спроси меня, как!» Докладывать ее отцу о таком эпатаже никто не рисковал. Мишаня тоже набрал маленьких картинок – портретиков Джексона и Томаса Андерса1 на белых пластиковых уголках-вставочках для лацканов курток. Ну нет, конечно и серьезная покупка была – разобранный по частям фотоувеличитель; точно такие же «тенниски» Михей приобрел за деньги, вырученные от перепродаж фотографий – мать вытаскивала из нужды двоих пацанов на руках «одиночки», так что небольшой «бизнес» сына пришелся кстати. Лешка же каких только пластинок не накупил! – фирма «Мелодия» начинала пускать на прилавки страны не только отечественный рок, но и западное диско; еще вопрос, кто набрал себе развлекушек, а кто приобрел основу собственного, молодого предпринимательства…
Настоящим ударом для Данилова-старшего стал тщательно разрисованный Юркой кружок бумаги под прозрачным пластиком с иголкой: на фоне четких синих клеточек, имитирующих тетрадный лист, – красные буквы с зеленой обводкой: «Цой – друг мой». «Кому отец первый друг, а кому… певец… соловей, блин! Все-то у тебя кверху ногами», – и словно пропасть легла между Даниловыми: только младшенький радовал родителей подвижностью, любопытством и разговорчивостью…
Юра упорно твердил: «Это не значит, что я одинок»2, – песни «Кино» становились комплексом ценностей, а из книг – давно потеряли обложку, начало и конец уже желтеющие листы молдавских сказок и крупноформатной «Искусство побеждать»: биографией Суворова Юра не то что восхищался и зачитывался, а вообще приходила уверенность – отчаянно больной мальчик Саша стал генералиссимусом, неужто я не справлюсь с тощим телом?
«Как с гуся вода – с Юрки худоба!» – приговаривал дед Николай, шлепая внука густым березовым веником. Баньку выстроили всей семьей несколько лет назад. Юрка, например, пританцовывая, мял ногами глину с соломой для обмазки стен из отборных железнодорожных шпал. Корреспондент поселковой газеты полселения на уши поставил статьей о полузаконной покупке братьями Даниловыми стройматериалов. Зато теперь раз в неделю томилось тело от жарящего пара – на здоровье, на закалку!
На лето Даниловы скидывали детей на попечение бабок – хоть пару месяцев житья без хулиганящего Данилки и вечно гоняющего музыку Юры. Тишина и покой. Что ж…
С утра на велике – к сестрам. Бывшие одноклассники по деревенской школе язвили: «Жить без Лары не может, гляди, скоро детишки пойдут!» – дружить с горожанином никто не спешил. Вот и мотался Юрка от улицы к улице, оставаясь внутри семьи. Ну, еще на аттракционы ездил – рядом с «Промтоварами» в крохотном зальчике угнездился тир, в сельском Доме культуры – огромный игровой автомат «Морской бой». На дневные и вечерние сеансы кинопроката ходить было рискованно: ладно, останешься с синяками и шишками – карманы ведь силком вывернут, а на развлечения родаки денег не больно-то оставляли – только деды баловали, подбрасывая то рубль, то трешку – дед Николай чинил швейные машинки и радиолы, дед Иван от зари до зари пропадал на сенокосах, карасях и диком торне – что себе в избыток, то и уходило за скромные суммы…
Речка Самарка – та излазана вдоль и поперек. Без дяди Вити отъезжать от поселка далеко, конечно, страшновато – бабка Настя постоянно пугала: «Жульманы велосипед отнимут, как потом жить будешь?» Баб Таня советовала: «Купи сигарет так, для виду. Пристанут, мол, курить есть? – а у тебя ответ готов. А не то изобьют почем зря!» Юрка стискивал зубы, но молчал – дядька Андрей, тренер районной спортшколы, втайне от всех уже научил, в какой конец поселка посылать задир для выяснения степени крутизны…
Лазать по ящикам больше не тянуло – кто бы забыл выстрел под ноги3? Зато раздолье открывалось в чуланах, гаражах и сараюшках – всё выискивал радиодетальки для очередного приемника. Здесь и нашлось Это.
Виктор Данилов облетел в командировках полстраны, привозя в дар то «За рулем» – вращающийся круг, по которому неслась намагниченная машинка, – то пластинки с озвучкой инсценировок сказок и былей, а то… А то и набор фотолюбителя – впрочем, к нему Юра остался холоден: долго вертел в руках камеру, пробуя всматриваться в окружающих сквозь видоискатель, но все-таки забросил – не получалось найти интересный кадр, хоть тресни! Искусство выстраивания образов не далось, все внимание поглощала логика радиотехники.
Дед Коля окликнул:
– Юра! Посмотри, что здесь есть, а то выкину! – крутил в натруженных пальцах… Да, тоже камеру, фотоаппарат, но какой! Внушительная такая коробка, от которой отодвигалась «гармошка» с объективом, а в пазы на тылу вставлялась фотопластина. На верхней крышке – поцарапанный логотип «Siemens». – Трофей. Я уж забыл про нее. Вдруг будто сама под руку подвернулась.
– Трофей? А говорили, ничего не осталось с войны…
Николай Данилов про свою службу связистом в погранвойсках, а точнее, войсках НКВД – так же они тогда назывались? – не рассказывал. Только иногда вынимал из фотоальбома карточку: серьезный парень в гимнастерке и шароварах-галифе на фоне рейхстага, а вот групповой снимок – шепча про себя имена, заставляя память озариться светом дорогих лиц и фамилий, водил ногтем по фигурам, и боевые друзья возвращались из прошлого…
Это уже мать и отец вспоминали, что дед Николай привез из Германии мешок серебряной посуды, и только ее продажей и обязаны жизнью в послевоенную голодуху. А теперь вот – камера. Мародерство? Что вы, как можно! Брошенное сбежавшими с отступавшей немецкой армией – брошенное, ничье. Тайное лицо войны…
Юра заглянул в окошко сверху – через линзы и зеркала дед и яблоня за его спиной оказались перевернутыми, и с раздвижением «гармошки» становились то четче, то размытей. Шширк, щелк – вынул и вернул заглушку объектива на место. А вот глубокое гнездо – в него, наверное, вставляли лампу вспышки…
– Ой, а что это, что? – задергал Юру за рукав рубашки Данилка.
– Это? Это память.
Ни одного снимка не сделал – где бы взял новые пластины?
Но камера стоит в серванте до сих пор. Рядом с альбомом выцветших фотографий.
Память о том, чему быть больше нельзя – никаких с ног на голову поставленных законов и идеологий!
Память.
Только память…
***
Сегодня Лара с подругами при появлении Юры как-то заморожено замолкли. В чем дело-то?
– Говорят, меня твоей женой уже называют? Хватит к нам ездить без дела, хватит!
– Ларис, мало ли что говорят?! Говорят, и коровы летают!
Только кто бы его послушал:
– Не ходи к нам больше, видеть тебя не хочу! Умный, а таскаешься, как дурачок!
Юрка вздрогнул – помнится, Таранькина смеялась: «Есть те, кто умен в учебе, и те, кто умен в жизни! Данилов, второе к тебе не относится!» Затрясло:
– Да я сам, что ли, в вашу деревню приезжаю? Прислали, куда деваться!
– А мне кажется, ты наоборот сюда рвешься! Еще бы – дядькам-теткам дорогой гость, бабкам – внучок, золотой!
– Лариса! Я виноват, что первым родился? Виноват, что меня так ждали, будто наследника всего рода?
– Тебе только кажется, что ты первый, а на самом деле, наоборот, лопух лопухом!
Сжал кулак так, что пальцы побелели. Нет, совладал с собой – даже стену не ударил.
– Успокоишься – позвони. Дед Иван по ягоды с собой берет, – да, звал и внучку, земляничное варенье зимой-то всем нравится.
По дедовым часам на запястье, с треснувшим стеклом, прошло минуты две. А ему показалось – вся спокойная жизнь пролетела и больше затишья не будет, только кипение нервов.
***
- Тирлили-тири, тарапа, тырьлом, тырьлом! – дед напевал какую-то песенку, неутомимый весельчак, а Юра таращился в окно на пробегавшие перелески. Данилка, свернувшись, спал, впрочем, вскидываясь на ухабах, что-то недовольно бормотал и снова зарывался в кучу тряпья – в салоне раздолбанного «Запорожца» только кресло водителя и было, обычно с покоса дед возвращался не только с полным возком, но и с набитым от окна до окна сеном.
– Все, мальцы, выбирайтесь! Здесь встанем!
Юра потянулся было за косой, но дед замахал:
– Нет, нет! Я один пойду, а вы вот в овражке ягоду берите. Корзины и вперед! Эх, мать-земля, сколько еще тебя топтать! – и пошел, пошел укладывать ровные ряды срезанной луговой травы, брызжущей здоровым светлым соком. Юрка смотрел на него без восторга, с каким обычно советские писатели рассказывали о прелестях сельской жизни, простого крестьянского труда. Что уж сочинять-то? Всю свою короткую еще жизнь ему приходилось думать – как быстрее и точнее справиться с уроками и заданиями, как долго пробыть потом на улице, чтобы успеть еще и прочесть книжки, которые сам себе выбрал с полок дома и библиотеки; теперь еще приходилось заботиться там, в городе, о заказах их компашке «Мело» – вовремя успеть в один, другой, третий салон звукозаписи, проскочить мимо подозрительных типусов на остановках – они вполне могли оказаться местной шпаной, пробивающейся отъемом денег у проникших из чужих районов.
Будущее. Все текло в будущее. Все мысли были там, впереди – нехитрые семейные обязанности завтра, послезавтра, через неделю; экзамены в заочные школы столичных институтов; и даже удовольствие от музыки – его было мало «сейчас», завтра оно обещало быть тоньше, острее, захватывать уже все внимание своим мелодичным томлением. Иногда он напевал про себя – голос был неважнецкий, хвалиться нечем – популярные строчки: «Завтра будет лучше, чем вчера, выбери меня, выбери меня, птица счастья завтрашнего дня!» И уж никак не думал о важности сытости коров и прелестях поглощения парного молока – его будили спозаранку выпить половину литровой кружки и он давился, душился, еле глотал пахшее навозом пойло – и ночевать у бабки Насти ненавидел, предпочитая чистенький и ухоженный домик бабушки Тани, швеи, строчившей заказанное с утра до вечера, всю светлоту дня…
А пока он собирал ягоду, в гулкой пустоте разума, напитываясь запахами трав – что ж, полевые цветы ему нравились, не без этого. Дед Иван Пелеев всегда – слышите вы это? всегда! – привозил с выездов букетище, тихо косолапил в «переднюю» комнату и менял подсохшие васильки и колокольчики на свежие, пока Настасья спала вполглаза, хитро наблюдая сквозь дрему за молчаливо преданным мужем. А он, полюбовашись на сочно пахнувшие «копёнки», так же тихо ковылял в свою комнату перед сенями, прячась за занавеской и мгновенно начиная храпеть – умение засыпать тут же по закрытию глаз пришло с войны.
Завтра. Все будет завтра. И даже эти ягоды нужны для варенья «на потом».
Данилка вскочил с корточек:
– Ящерка, ящерка! Лови! – и затопал, пытаясь прищемить зеленой быстринке хвост. Хвост и остался – обсмотрел, скривился, зашвырнул прочь.
– Вот надо тебе животное мучать? – Юрка просеял между пальцев горсть земляники, мелочь ссыпалась в корзинку, крупные протянул брату. – Хватит цветы нюхать, помогай давай!
По ягодкам бегали муравьи, вот божья коровка расправила крылышки и умчалась, какие-то мелкие то ли тли, то ли клопики…
– Сам ешь своих насекомых! – и младший помчался по лугу, сшибая палкой головы цветкам.
Дед ушел уже далеко, и не с косой, а уже с вилами, собирая копёшки. «Нет», – подумалось, – «мы все-таки городские», – и вспомнилась песня с дядьвитиной пластинки группы «Криденс» – «Беги через джунгли»4. Да, беги сквозь каменные джунгли, потому что жить тебе в них, любиться, грызться, воевать за свой завтрашний день. И восторги о «гармонии природы» – да вы покатайтесь с рассвета до заката по этим сенокосам, ловле и собирательству не день, не два – с месяц хотя бы! И когда народится новая луна – взвоете оборотнями и броситесь стремглав в цивилизацию. Вы ж на дачах-то копаетесь два раза в неделю, зачем врать про «единение с натурой»?!
Назавтра дед звал на рыбалку: «Потаскаем карасиков, в сметанке-то они хороши как!»
Завтра так завтра.
Все равно заняться здесь без новых книжек и своих паяльных инструментов нечем.
А как же Пинк Флойд, «Wish you were here»5, спросите вы? Как же ангельская музыка о водопадах и садах?
Вот. Вот именно. Не «о чем», а «что»!
Музыка.
Ее-то, наоборот, и было здесь мало.
***
Обратно «Запорожец» Юрка вел сам, дед уже полуспал в куче травы, Данилка на верху копны сена в прицепе орал благим матом, умоляя остановиться и пустить его назад в машину.
Но об этом как-нибудь в другой раз.
Юрка, наоборот, остался доволен – младший стал поменьше задираться.
Shine on, you, crazy diamond6…
___________
1 Вокалист популярной группы «Modern Talking»
2 Из композиции группы «Кино» «Ночь» с одноименного альбома
3 События повести «Юркины беды»
4 «Creedence Clearwater Revival», суперпопулярная в 60‑е – 70‑е годы группа, упоминается композиция «Run Through The Jungle»
5 Композиция с одноименного альбома
6 Одноименная песня, там же – «Засияй, ты, безумный алмаз»
Обучение лёту1
– Чего ты всё Металлика, да Металлика! Послушай «Коррозию»2! – Дима разгорячился не на шутку, но Юра не отступал, и даже вдруг:
– Мы не будем ее никому записывать! Так испоганить имидж Мело!
– Да что ты взъелся?! Кьюров3 твоих можно писать, а Паука4 – нет?
– Да Кьюров аж сам Артемий Троицкий рекламировал, а «Коррозия» о чем поет? Мат-перемат, только что по-английски!
– Да блин, возьми и напиши лучше! – проорал раскрасневшийся Дима. Леха только переглянулся с Мишей, отложившим гитару – только что, перед самой ссорой отлично сыграли на два «голоса» что-то из венецианской древности.
Юрка вскочил. Взлетел и Димыч, сжав кулаки. Юрка махнул на него и выбежал из квартиры – дверью не хлопнул, а тихо так, осторожно, слушая скрип, прикрыл за собой. Внутри затрескали защелки.
***
Дома всё как обычно – отец читает, вполглаза поглядывая на телевизор, Данилка сам с собой играет в «Менеджер». Вскинулся навстречу:
– Партию?
Юра отмахнулся. Выдул, обжигаясь, чашку горячего чая, невидяще застыл над блюдцем: «Месть, месть, месть… Revenge! И более того… Blood revenge5!» Заходил по кухне, считая шаги, постукивая кулаком по ладони.
You think that you almight
But I’m tell «Nevermind!»
You say that I’m fashist
And call me «Devil’s priest»
Blood revenge!6
«Англичанке надо показать. Пусть подправит. Или нет. Некому и незачем знать».
Назавтра, постучав Димычу в дверь, сразу протянул листок бумаги. Тот удивленно пробежал пальцем по строчкам:
– Ну-ка, тайрам-тайрам… Трым-трам-тром… Пусть «месть» будет припевом, или как это называется? Рефреном? Надо Мишке позвонить…
Юра, весь красный и горячий, с лавиной мурашек по затылку, слушал, как Михеич выстраивает вторую партию, имитируя бас-гитару.
– Хм, – Дима доооолго так протирал очки, приладил на переносицу. – А еще текст? Еще сможешь?
– Попробую.
– Твори, выдумывай, пробуй… Кто не дает…
***
Компьютеризация «Менеджера» зашла в тупик. Юра которую неделю на занятиях в гимназии бился над кодом, пытаясь связать вместе подпрограммы. Лешка уже молчал, что его часть работы готова – поле игры схематически выводится, меню выбора имени игрока – вот оно, вот жмешь клавишу – весь расклад твоих акций и игровых монет, жмешь еще – после хода окошки обновляются, что еще?
– А что это, Юрец, у тебя две тетради одновременно открыты?
Хлоп! Ладонь перекрыла листы.
– Ты чего такой нервный?
– Леш, я это… Стихи начал писать.
Лешка присел.
– Ты? Стихи? Для Катьки? Для Димы с Мишей? Вы что, группу собираете?
– А вот это идея!
– Какая еще идея?! – аж взвигнул Леха. – Экзамены! Экзамены в Лицей! Рекомендательные письма от организаторов олимпиад нужны, какие могут быть стихи?!
– Приходи вечером к Диману, послушаешь.
– Ты вообще что ли сбрендил? Не понимаешь, что я спрашиваю?
Юра, красный как рак:
– Я не знаю… Я не знаю того, кто в моей голове… Вот же! Вот же новая строчка! Так, хватит. Клянусь, что игру доделаем! Всё будет!
Лешка, ошарашенный, дома встал перед книжной полкой, где же, где… Вот. Роман «Мы». «Евгений Замятин… уникальное сочетание процессов логического и образного мышления… автор романа и рассказов… строил первые российские ледоколы и писал прозу». Черт возьми! Значит, такое бывает.
Вечером, как уже повелось, собрались у Димана, хором отказались от ужина, отказались и еще раз, ну не будем же, ну мы вас объедать, что ли, пришли, ну спасибо!
Лешка выслушивал гитары и вокальные партии; хорошо, что Юрок не поет, с его-то завышенным голосом, ну зачем они, ну неужто я один на экзамены пойду, так, хорош! Понять, простить, принять.
– Юр, а этот текст… Перевод «Пинк Флойдов»? «Лунатик на траве» который… Идемте, Мишка курнет пока, я скажу кое-что.
– Давай, Лёх, режь правду! Кхе, кхе, Мишаня, в сторону дыши!
– Да нет, я вас понял, пугать не буду. Надо заниматься тем, что у тебя по жизни лучше всего получается. Любимое дело и любимые люди. Я так хочу жить. Никому не навязываю. И вы, наверное, все-таки молодцы!
– А я это называю «не зарывать талант в землю». А таланты разные бывают, – сумничал Юрок.
Мишаня, блаженно выпустив вверх кольца дыма:
– Вот что… Пускай у нас будет цель! Давайте однажды запишем пластинку!
Пусть будет.
Когда еще это будет…
________
1 Аллюзия на «Learning to fly» Пинк Флойд
2 «Коррозия Металла», известная в 90‑х российская метал-группа
3 The Cure
4 Лидер «Коррозии» Сергей Троицкий
5 Месть… кровавая месть
6 Ты думаешь, что всесилен/Но я говорю «Ничего!»/Ты сказал, что я фашист/И назвал меня священником Дьявола/Кровавая месть!
О чем поет ласточка
– Дед, я уже не знаю, что делать! – выдавил Юрка сквозь горло, скованное расстройством – обидой и на промышленность вообще, и на велосипедную фабрику, если только такие существуют. А должны бы, ведь в какой-то мастерской гнули трубы на раму «Уральца», пришпандоривали «звездочки» на колеса и натягивали цепь. Да, всё так, но только теперь Юрке приходится настраивать болтающиеся шестеренки привода и переклепывать эту самую цепку – уж слишком она провисала, уже пятые брюки зажевывало и отрывало шмотья ткани.
– Ну-ка, пусти! – дед подоткнул на переносицу очки, натянул нарукавники (Юрка про себя прозвал его Чистюлькин, уж больно аккуратен был глава семьи), поставил велосипед кверху колесами, на руль и сидушку, и принялся что-то подбивать, подкручивать и вытягивать – из-за спины Юрец не видел, как там священнодействует дед Николай, еще недавно, до пенсии, работавший учителем труда в поселковом районном интернате.
И весь дворик дома, смотревшего окнами на близкую, в десяти шагах, железную дорогу, был просто образцом чистоты – раскидистая яблоня, кусты вишни, ммм, грядки цветов – осенью бабуля Таня снаряжала еще на год подросшему внуку букет для классной руководительницы. Юра краснел, тосковал, томился мыслью: «Опять ведь подлизой обзовут!» – но букет доставлял в Орь ничуть не подвявшим.
– Юр, дядька Виктор приехал, позвонил от сватов! Побежишь, встренешь1, или здесь подождешь?
Юрок и про велик забыл, кинулся в дом искать к приходу дядь Вити клетчатую доску-ящичек с бережно уложенными фигурками и записку с их положениями в неоконченной месяц назад партии.
– Хочешь научиться управлять людьми? Играй в шахматы! – говорил дядя Витя. Развивать интеллект Юра был готов, хотя куда выше-дальше-сильнее почти круглому отличнику, а вот руководить… Сама мысль об этом наполняла глухим недовольством: «Каждый должен свободно выбирать, что делать. Я никому не хочу ставить ногу на грудь2», – в семействе, полном начальников транспортных узлов, это казалось невообразимой анархией.
– Юр, я тебе как будущему нашему последователю, наследнику, даже можно сказать, говорю прямо – не мели ахинею. Ты все слушаешь своих кумиров? Так у них не только песни о переустройстве жизни, у них лирики сколько, о любви, дружбе – неужто это побоку?
Да нет, конечно, не побоку – Юра подписывал кассеты цветными авторучками, чтобы виднее было, где своеобразные призывы покончить с прошлым, а где… «Верь мне, и я сделаю все, что ты хочешь3…» Да, вот так. Настоящей любви еще не было, а тоска по ней иногда захлестывала болезненной сладостью…
Время в деревне текло иначе? Вроде нет, но кроме сестры – никаких друзей-ровесников, не с кем обговорить встречи с грозой поселка, стоявшим на учете за мелкие грабежи. Обжитая деревенскими территория делилась на «село» и «станцию», и попадаться завсегдатаям вокзального буфета (впрочем, и оккупировавшие танцзал Дома культуры вели себя не более миролюбиво) – это оказывалось чревато синяками и порванной рубашкой – не выносили дети механизаторов и доярок городской моды!
Юрка словно возвращался в детскую рань, в третий класс, когда шокировал местных школьников не только рассказами о северном сиянии и белых ночах в Пещерске, но и безумной, заумной, не вмещающейся в рамки понимания скоростью решения задачек – и начитанностью, да, он и библиотекарей сельской школы ставил в тупик просьбами достать ему вот такие-то книжные новинки…
Вот и выходило, что заняться-то особо нечем, кроме доступных любому подростку развлечений – гонки на велосипеде, купание в Самарке подальше от бродов, походы с дядькой Андреем в ближайшие лески за подберезовиками, ну а выезды с дедом с утра пораньше по траву на корм корове, за ягодами и некрупной рыбешкой – это и Данилке было под силу.
Против собственной воли впадал в полное мальчишество.
В городе Мишаня уже «коллекционировал» одноклассниц, Алексей вовсю переписывался с фанатками «Крематория» и «Алисы», а Юрка…
Почему «не было любви»? Бабка Настя однажды позвала, ухватила ладошку в свои заскорузлые от крестьянской работы пальцы, шевелила губами, щурясь, и вдруг выдала, водя ногтем по линиям: «Любить тебе какую-то девочку на Т! Вот у тебя прямо написано – ТБ! Это кто жа? Небось, Танюша какая-то? Краше не было в селе4, а?» Юра, похолодевший, будто его прилюдно раздели, вспыхнул: «Ларка проболталась!» – и бросился к велосипеду. Бешено выкручивал педали, мчался, несся – в центр села, где двухэтажные белые домики вокруг школы.
– Ларка, я убью тебя! – выпалил с ходу, с жара гонки, сердце колошматилось: кто посмел влезать в его тайны? – Ты про Баркову натрепала?
В маленьком огороде под балконом Лариной квартиры совсем недавно закопал «секрет» – выпуклую штампованную пуговицу с эмблемой железнодорожных войск – под медную нашлепку втиснул кусочек бумажки с расплывшейся от теплых слез надписью «Лю. Таню Бар.» Кто-то наплел, что после такого тоску по любимому личику и обожаемому смеху снимет как рукой. Враки!
– Кто проговорился, о чем ты? – лепетала отступая сестра, хорошо, что двоюродная – более близкого родства с ее характером он не вынес бы.
Лицо горело, дыхание перехватило – не выдержал и вцепился ей в горло. Царапины, клочки волос, порванная рубашка – родители Лары, разняв сцепившихся, запретили ему приходить в гости.
– Юрец-огурец, ты тут? – дядька Виктор, как всегда, не с пустыми руками. На этот раз – упаковка «Апельсиновой» резинки. – Только смотри, не как в прошлый раз. Жуй, а ты ее прямо ешь, голова садовая! Велики готовы?
За раками. Ура, речная охота!
***
Наука простая – ощупываешь руками под водой берег, где еще не глубоко; где яма – там пальцами ноги находишь норку – рак не дурак, в свой рост вырывает жилище, и прячется там, выставив вперед острющие наросты-рожки, и держит чуть подтянутыми под себя клешни. Нащупал? Запускаешь руку плашмя, под пол норки, подхватывая головоногого под брюшко – если и начнет орудовать своими «кусачками», так только разве что чуть прихватит кожу ладони, пффф, что больного-то?
Шли вдоль берега, старший впереди, тянул живца из придонных нор, а малой вылавливал добычу по верхнему краю речушки. Над водой – те же круглые норки, но жильцы там – извини! Ласточки-береговушки, стремительные, в черно-белых фраках, испуганно носились над головой, подозревая этих великанов в покушении на кладки, лазурные «домики» будущих птенцов.
– А правда, что ласточки петь умеют? Я пока слышу только «чир» да «чив».
– Ну это ж не соловей, что они тебе, арию что ли споют? У тебя сколько добычи, покажь садок… Ого! Верхний ряд богат на улов сегодня. Ну все, хватит, нечего жадничать. Всех все равно не съедим!
Для костра подобрали дрова не толстые, не тонкие, а в самый раз – чтобы не до конца истлевали, а оставляли алый уголек. Запах, ммм! Копченое мясо так не пахнет, как печеный рак!..
Ласточки, выставив острые спицы хвостов, расселись по деревьям, и щебет тебе, и чириканье: «Будто соло-гитара на тончайших нотах, почти как Каспарян5 тянут, хм, взбрело же», – удивился Юра.
– Сегодня последний день в воду лазаем, Юрец.
– Да я знаю, водоросли зацветут? Обжечься можно?6
– Все-то ты знаешь, ума палата, молодец! Стоп. Ну-ка, покажь бровь! Откуда рана?
Оттуда. Одноклассники бывшие, местные.
– Вот те на… Ну да, вообще-то, городские – ненавистные чужаки, сами так росли с твоим батей. Не пожаловался никому, значит…
Они подкараулили его на полдороги между Ларкиным домом и «Промтоварами», куда Юрка торопился дойти за новыми катафотами – на колеса велика приладить, красота!
– Снимай очки, умник, бить будем! – понятно было, мало что городской, так еще отличник – на уроках еще в те годы успевал решить все задачи, номера которых были выписаны на левой створке доски, получал за это очередную «пятерку» и принимался за номера справа – домашка и сверхурочные. Вот и все, и есть еще пятнадцать минут, побродить в мертвой тишине вокруг школы, до трелей звонка…
– Ну не снимаешь, получи, выскочка! – осколки стекла впились в бровь. – У него кровища течет, бежим!
От шпаны огреб, родители Лары пригрозили выпороть, несмотря на возраст, отец с матерью в Ори что-то застряли, второй месяц не едут… Зато партия с дядь Витей, пока варилось на ужин ведро раков в летней кухне, давала уйти в мир чистого разума, спокойный и бесстрастный…
– Слышишь, Юр? Ласточка во дворе поет, будто плачет? Ты, случаем, кладку не разорил?
– Зачем бы?
Словно тихий девичий стон пролетел над цветами.
Отдаленно громыхнуло.
Снова раздался нежный плач.
Юрка перевел взгляд на деда, закрывшегося газетой «Известия» – выглядывал сквозь очки расплывающиеся строки, пришептывал, проговаривая про себя.
На последней странице, рядом с результатами «Спортлото» и прогнозом погоды маленькая заметка: «Погиб Виктор Цой».
– Ходи, Юр. Чего сидишь? Ты что? Твой ход!
Сквозь хлынувшие струи дождя над поселком пронесся тонкий звон – звон лопнувшей струны.
____________
1 Встренуть, встренешь – встретить, встретишь (устаревший говор)
2 Группа «Кино», композиция «Группа Крови», одноименный альбом
3 «Кино», «Верь мне», альбом «Это не любовь»
4 С. Есенин
5 Гитарист группы «Кино»
6 Отсылка к главке «Ильин день» повести «Юркины беды»
Пропал
Лето выдалось жаркое и сухое, земля уплотнилась и трескалась – можно было вырывать ямки и чертить границы поля игры. Много ли надо для щелчков с руки, с колена, бросков из-за отведенной линии? БИтки – заветные квадратики стекла, которыми облепляли панельные стены многоэтажек – летали от мальчишечьих рук к углублениям в сухой почве; победитель, запуливший свою керамическую красотулину точно в цель, выгребал иногда полный карман цветных стекляшек. Да, представьте себе, попадались среди серых и белых кусочков плавленого песка и синеватые, фиолетовые, полупрозрачные с ярко-белыми прожилками; были размером и в полквадрата, и в четверть – такие и ценились выше («пятидесятки» и «соточки» менялись одна к пяти, а то и к десяти обычным), и на игровой территории давали больше победных очков за метание их иногда аж с трех метров – всегда уговаривались заранее, по каким правилам играть в этот раз, и если Юрка здесь – то и правила чаще всего были его: самые понятные, самые логичные.
Не было еще во дворе ни волейбольной сетки, ни баскетбольных колец в два роста над асфальтом, только кучу песка насыпали старшие среди футбольной поляны – малышам лепить куличики да возводить кургузые «домишки». Вот и изнывали теперь ребята от безделья. Нет, ну в ножички-то можно было поиграть «за домом» – на сухой земле даже интереснее, лезвию сложнее воткнуться в намеченный круг – кто удачно всадил нож, тот отхватывал себе сектор территории противника, и так до поры, пока один не получал всю «базу», вытеснив соперников… Или можно сходить ближе к вечеру на ближайшую стройку в новом микрорайоне, повыковыривать битки из свежезавезенных бетонных блоков, натаскать во двор пенопласта или резиновой «колбасы»-уплотнителя – поджечь и стараться попасть капающим пламенем вот на эту травинку, вот на этот осколок стекла – бомбежка мирной «страны» прямо-таки.
А обитатели новых микрорайонов сторожили свои богатства зорко – сколько раз уже походы за мальчишескими сокровищами оканчивались дракой за право свободно лазать по открытым пока лестничным пролетам и закоулкам будущих квартир… Сколько? Ну, на неделе-то по паре-тройке стычек было.
– Юр, тебе не стыдно с недорослями возиться? – краснел старший Данилов, когда председатель ЖЭКа разводил зачинщиков очередной схватки по квартирам, отчитывая родителей. А с кем ему было возиться? Лешка уехал на всё лето в Украину к пред-пред-предкам. Мишаня? Ну да, с этим, конечно, скучать на пару не так тошно.
Это становилось уже ритуалом – пройти с утра по подъездам его «зазноб».
«Что ты в этой-то нашел? Ну никакой миловидности, не то что красоты!» – «Что ты понимаешь, ресницы у нее какие!» – «Что? Ресницы? Ты влюбился в ресницы?» – впрочем, по-настоящему-то Юра его не осуждал, ведь сам уже мучился телом, сладко нывшим, стоило только представить…
«Ну а тело не допело чуть-чуть… Ну а телу недодали любви…»1 – шептал Юрка и целовал фотографию, обычно спрятанную в щель под окном – кто там мог быть, о ком томилась душа? Всё в тайну, в тайник, подальше от чужих насмешливых глаз…
«Лопух ты, Юрок», – усмехался Михась, задрав нос после обхода «гарема». – «Хоть бы к Катьке поприставал, что ли! Она ж на уроках только на тебя и пялилась». Катя! Подумаешь… Была бы это Таранькина… «Ты бы еще в Мерлин Монро втрескался! Эти все здесь, понимаешь? Вот, на расстоянии вытянутой руки! Ну, это я так, образно. А до Таранькиной нам всем как до Луны. И это… Она ж высмеивает тебя при любой возможности? Стоп! Стоп-стоп-стоп! Может, она и вправду к тебе неровно дышит… Так! Давай составлять план захвата девчачьей души в плен!»
***
В это лето родители смягчились, вроде дошло, что в деревне Юре уже нечем было заняться – отправили загорать и купаться одного Данилку. Но… Переселили Юру в зал, временно, на три месяца. Ибо Лара!
Да-да, Лариса Пелеева собственной персоной – примчалась вот так, заранее, учиться на подготовительных курсах при педуниверситете Ори. Юра только и спас из своей комнаты, что магнитофон и наушники. Муторными вечерами, пока Лара за его столом решала задания, а отец что-то смотрел по ТВ, Юрец в который раз переслушивал до наивности простые песни: «А она живет… в центре всех городов… и ты хочешь быть рядом, но надо… ехать домой… уже темно…»2 Да, и горло сжимало тисками: «Проснись, это любовь!» А к кому – он так и молчал.
Иногда Лара уходила в гости к подругам, на выходных даже звонила: «Я останусь здесь, не теряйте меня!» – а Юре и все равно было, где она там: историю с растрезвоном на все село его отношения к хрупкой тростинке Барковой3 он ей так и не простил.
Вот и в этот раз она позвонила – телефон, кстати, Даниловым провели внезапно, без государственной очереди, «в связи с производственной необходимостью»: родители шептались, что дядя Витя «взлетел» гораздо выше Юркиного отца и может решать вопросы и посложнее… Позвонила, и: «Юрок, ты? Скажи своим, что я недалеко от вас ночую, у Лены Таранькиной».
Юра посидел на пуфике у трюмо с телефоном. Попытался что-то разглядеть в отражении карих, с синейшими белками глаз. Прошел на кухню. Из окна попробовал высмотреть дворовых товарищей. Нет, в голове всё так же звенело, и взгляд затягивало пеленой разноцветных пятен.
– Юрец, ты чего как пыльным мешком стукнутый? – мать взъерошила ему волосы.
– Ничего. Лара у подруги останется.
– У которой? У Лены? Хорошо. Красивая девушка растет, эта Таранькина, одно загляденье!
– А как она с ней подружилась? Откуда они знакомы? – Юрка вытер запястьем со шрамом холодный пот со лба.
– Дядька твой с ее отцом кооператив пытаются открыть. Виктор приглашал их в нашу деревню на рыбалку, за раками, в баньке попариться… Да ты не знал, что ли?
Юрка свалился ничком на диван.
– Опять дистония? На вот, выпей, – уж таблеткой-то всегда мать поможет.
Выпил. Упал обратно. Закрыл глаза.
Куда-то бежал, в спортивных шортах и майке с номером, прыгал через стойки «препятствий». Рядом, заходясь матом, несся Миха. В глаза – жаркий свет. Нехотя разлепил веки.
Рассвет, Лара:
– Значит, Мело? А это что, «мелодия» или «мел»? А родители знают?
А зачем?
А вот что послезавтра день рождения у «львицы», получается, Лены – об этом могла бы сама пораньше напомнить.
***
– Ну-ка, чего ты там насочинял?
– Нам не станет лучше… Кань в наш рук ручей4…
– Думаешь, она разберется, что там за ручьи у тебя? Хотя, по литрЕ у нее вроде пятерка за год… Ну, давай, вот такую мелодию споешь, получится? А к чему вообще такие стихи мрачные? – Мишаня подтягивал колки, тренькал, прислушивался, подкручивал.
– Димок же просил про любовь на плахе что-нибудь.
– Димок сейчас на Байкале омуля ловит, и знать не знает ни про какую любовь, – это да, Диман на пол-лета свалил со своим туристическим кружком в Сибирь, и теперь поет комарам «арии» на Юркины стихи, хотя… Песни про лунатиков, раздвоение личности и «лишних» людей – это не вполне для сборища у костра.
Зато вполне может сойти за страдания юного влюбленного! Не совсем серенада, но всё же.
– Давай, пробуй играть. Меня, всё-таки, вряд ли она пригласит, так что будешь сам охмурять, – Миша передал гитару: посеребренные лады, корпус под «темное дерево», пластиковые струны для мягкого, почти нежного звучания.
Здесь аккорд и открыть струны, дальше перебором, аккорд, приглушить основанием ладони, перебор, аккорды в окончании резкие, звонкие – ну, не считая, что сами синтетические струны пиликают приглушенно.
– Молодец, усвоил! Может, тебе третью гитару доверим? Тебя на ритм, ДимкА на соло, а?
– А смысл? Я сам-то не умею мелодии сочинять, как я вам партию придумаю?
– Тоже правильно. Ладно, идем дальше. Прическа? Рубашка? Галстук будет? И я тебя умоляю, очки дома оставь. Сощуришься лишний раз, не страшно, тебе идет.
Во всеоружии двинулся за цветами.
***
Пропал Юрка, пропал!
Кто ж мог догадаться, что не будет ни одного парня, только, понимаешь ли, девичья «сборная» и Ларка во главе команды преданных подружек?
Лена уже и не краской залилась, прямо пятнами пошла:
– Тонк… Юра. Юрий. Что ж ты молчал, что Виктор Николаевич твой дядя?
– Он, это… – Юрка и все романтические книжки вдруг забыл, что ответить теперь? – Он мой крестный. Даже. Вот.
Девушка приблизилась, только что губами не задела его пылающие щеки:
– И мой.
– Так, молодежь, а кто-то тут, говорят, с гитарой? Ну-ка, изобразите нам, что умеете!
И все отступили. Кто в коридор, кто к шторам окна спиной, кто к «стенке».
Юрка вышел в центр. «Вот и твое пыточное кресло!» – промелькнула в памяти обложка кассеты «Металлики»5, и потекли в памяти обрывки мелодий, будто Юрка смог бы их сыграть, нашли виртуоза! «Сесть на электрический стул или трон»6, – загорелось в сознании, вычеркивая всю подготовку, все выученные мотивы.
Присел, поёрзал, уселся. Мишкин инструмент – поверх ноги, накинутой левой на правую.
И полетел с горы. Полетел без крыльев и тормозов.
«Спик софтли лав энд холд ми ворм агэйнст ё харт…»7 – чуть выглянул в щелочку меж век. Немые каменные скульптуры, только у дядьки Вити дрожит в руке чашечка кофе. Разинутый рот Ларки. Приложенная к сердцу ладонь – Лена.
«Ай фил ё вордс, зи тендер, тремблинь моментс старт…» – все смотрели на его бегающие по струнам пальцы, а ему виделись: крепыш-очкарик в головной повязке, с удочкой, машущий ему сквозь тысячи километров; хитроглазый украинец с фотоаппаратом у львовского собора, донельзя готичного костёла; черная фигура в темной ванной, возящаяся с кассетами фотопленки, – и кто кого здесь кем когда крестил?.. Он перешел вдруг на свой совсем вольный перевод: «Не говорите слишком громко о любви, оставьте тишине слова свои…» – и видел где-то в другой жизни Нату8, посылающую воздушный поцелуй, и так далеко горящие глаза Кати, и чуть приоткрытые губки Лены, шепчущей: «Какая красота!», и сжавшийся кулак Лары:
– Зачем Герасим утопил свою Муму9, да, самое для дня рождения поздравленье!
Тишина.
Юрка пожал плечами:
– Просили «что умеете» …
А двери в квартиру и не были закрыты – взрослые туда-сюда метались с сигаретами на лестничную площадку.
Лена догнала на лестнице. Взяла за руку:
– Спасибо, Юр! Такие цветы, такая песня! Может, не вовремя – прости меня, за всё прости!
Юра вытащил из кармана прозрачную коробочку с кассетой:
– Это тебе. Оркестр Поля Мориа. Сияй! И расцветай под музыку.
Словно апрельский ветерок вдохнул.
На первом этаже только перевел дыхание от бега и прыжков через три ступеньки.
На губах, под дрожащими пальцами – алый след мягкой помады.
Теперь и платок с розовым пятном отправится в щель под окно.
Всё в тайник!
Потому что рано признаваться в любви к миру.
Он ещё станцует под наши песни.
И никак иначе!
_____________
1 «Странная сказка», группа «Кино»
2 «Кино», «Это любовь»
3 см. «Юркины дневники», главка «О чем поет ласточка»
4 Композиция группы «Личная собственность» «Поцелуй меня»
5 Альбом «Ride The Lightning», 1984–1985 гг
6 Из композиции «Песня без слов» группы «Кино» с альбома «Звезда по имени Солнце»
7 Speak softly, love, and hold me warm against your heart / I feel your words, the tender, trembling moments start – песня «Говори тише» из кинофильма «Крестный отец»: «Говори мне нежно о любви / И согрей меня теплом твоего сердца / Я чувствую нежность твоих слов / С первых волнующих моментов»
8 Героиня главки «Монета» повести «Юркины дневники»
9 Широко известный в то время ироничный текст на ту же мелодию
Godfather
Крестный, крестный…
Где ж ты был раньше? Могли бы и в Вильнюс вместо Минска съездить, и танцы всем классом не в школе устраивать, а в кафе, с нормальной аудиоаппаратурой, мороженым и напитками…
– Учись организовывать и управлять, Юр! Работай головой, а не руками! А чтобы старшие для тебя делали – так это мальчики-мажоры на всем готовом… существуют… Не живут, а существуют, запомни!
Вопрос, конечно, спорный – кто «существует», а кто наслаждается жизнью.
– Ты на него злишься чтоль, Юр? – Лена отпустила его ладонь и перехватила «под руку», под локоть. Гуляли по парку уже больше получаса, и всё говорили, говорили, говорили…
– Я просто не понимаю, зачем скрывать от меня то, что другие знают?
– Ну а что ты хочешь знать? Что у него много друзей? Что к нему ходят за советом и помощью? Или… Что он фирмУ подделывает, его кооператив джинсы шьет под Levi’s, этого ты тоже не знал?
Сердце колотилось так, будто открыл неведомую раньше страну, и теперь глаза разбегались – что первым записать, что сфотографировать, с чего вообще начать новую жизнь?
– Ну не хочешь же, Лен, сказать, что он крестный всей области, раз к нему на крестины детей посылают? Что мы, в Италии, что ли?
Помнится, дядь Вите кто-то дал попользовать, по его словам, видеомагнитофон «Электроника-ВМ12» и несколько видеокассет.
– Смотри, Юрец, может и для себя что поймешь, и Мело ваша будет по-другому работать, – это он и сказал, и Юра залпом просмотрел все три части «Крестного отца» с гнусавым переводчиком, шорохом и треском, целое воскресенье ушло: он глядел в экран, он словно проникал в картинку, будто все происходило с ним…
А вот «Однажды в Америке»1 – Виктор мялся, это Виктор-то! Всё же нашел слова:
– Кино про дружбу с раннего детства! Но на него я, пожалуй, приглашу твоих друзей, не против? В салонах-то этот фильм не крутят, это не Рэмбо и не Конан, посерьезней будет.
Они не отказались, притопали по весенней слякоти. Мишаня подарил Виктору Николаевичу фотки кадров из «Крестного»: вот Марлон Брандо2 с пушистейшей кошкой на руках – Виктор разглядывал глянцевую картинку и так, и этак, и решил:
– Отлично! Поставлю ее рядом с Радиотехникой в рамке!
Сидели тихо, Димок и Леша утонули в мягких креслах, Мишаня полулежал на полу, на ворсистом ковре, Юрка за столиком потягивал обжигающий кофе – для сердца дистоника вредно, но это такое удовольствие – подслащенная терпкая горечь…
– Только это, пацаны… – Юрка по дороге домой вдруг «задергался». – Про видео в школе никому, потом еще затаскают по комсомольским собраниям, да, Леш?
Да, да, замечание вовремя… Мишкина гитара не пригодилась, вживую песен не играли, Виктор Николаевич послушал демозапись на кассете.
– Мелодии отличные, ребят, только похвалить могу. А вот голос… Это ты поешь, Юр? Не вытягиваешь нужные ноты, неужели сам не слышишь? Найдете хорошего вокалиста – инструменты для школы купим, да и на студии запишемся, есть пара «подвязок».
Чужой.
Чужой, говорю.
За пять минут тот, кто радовал все детство, который заваливал подарками, веселясь вместе с Юркой на гонках радиоуправляемых машин, который старательно выкладывал вместе с ним когда-то башни и замки из Лего, – этот родной человек стал далеким и холодным. «Come crawling faster, obey your master»3, – прошептал Юра, оглядывая спешащих мимо – как знать, кто из них обязан Виктору по кличке Godfather4 приработком к государственному окладу…
Арестовали Виктора осенью, внезапно, друзья из прокуратуры не успели даже предупредить о готовящемся визите ГБ-шников – Таранькину кресло в горкоме партии оказалось теплее роли в совместном владении сетью видеосалонов…
Лену перевели в гимназию.
Юрка еще пробовал ей звонить, рассказывать что-то смешное, хвалиться новыми песнями…
– Данилов, ты сам не понимаешь, что наши предки теперь враги?
– Так может, мы их помирим?
Ах, да, миротворец! Как забыли про это?
Платок со следами поцелуя еще хранил.
Душу бы еще сохранить в круговерти новой жизни.
Никаких песен не хватит…
________
1 Культовый фильм Серджио Леоне
2 Исполнитель роли дона Корлеоне в первой части «Крестного отца»
3 Ползи скорее, повинуйся своему властелину – Metallica, «Master of Puppets», альбом 1986-го года
4 Крестный отец, буквальный перевод – «отец в Боге»
Домой!
«Open your heart, I’m coming home!1» – и полетела сладкая тоска сердечной боли! Со стонущей гитарой вдруг застонал и Юрка, и слезы навернулись.
«Открой свое сердце, я возвращаюсь домой», – так тепло было в мечте, в туманном сне наяву – шепот плакучих ив, слезы росы, капающие с узких листиков в текучую воду, где с тихим плеском плывет Она, белея хрупким юным телом… А одному-то к чему хотя бы и все красОты природы? К чему все песни, если не с кем разделить это томление?
Юра одним взмахом скинул наушники. Ясно. Звук чистейший, вышайший, отличный самопальный плеер получился. Только вот великоват – купленный у Мишани лентопротяг2 компактным не назовешь. Корпус бы смастерить, да вот кроме пайки Юрец другими-то ремеслами не владел – по трудам еле-еле вытягивал на «трояк» – то ли зрение сказывалось на точности и аккуратности пользования инструментов, то ли замедленная реакция. Как ни странно, на футбольчик во дворе это не влияло – в школе же Юрка половину физры просиживал на скамейке запасных…
Не разбирать же «Элегию», моно-кассетник третьего класса? Отец и не позволит такие эксперименты ставить над прижившейся в хозяйстве вещью. Родственники уже знали об увлечении младшего Данилова чистым и красивым звуком, но не находили слов, как еще отказаться от наивных просьб Юрки продать ему по сходной цене то «Спидолу», то VEF.
– Пацаны, у кого есть ненужные или нерабочие магнитофоны там, приемники – куплю недорого. Только бы корпус непобитый был, – объявил во дворе и салагам, и ровесникам. Вовчик с его подъезда, опять надышавшийся бензином из бака оставленного у подъезда «Москвича», что-то весело забормотал, замахал руками, но Юра брезгливо отстранился:
– Вован, продышись, тогда и поговорим. Кто Андрея недавно видел, почему он на улицу не выходит? Винни, Винни, хватит его так называть! Тебе приятно будет, если тебя за рост, например, шпынять начнут? Вот и всё! Не делай другим, чего себе не желаешь.
– ЗдорОво, братаны-котаны! Чего ссоритесь? – Шарапов хлопал по подставленным ладоням, слегка постукивал некоторым ребятам кулаком по плечам, и сразу, с ходу, рассказал анекдот о индейце и ковбое, пытавшихся объясняться жестами.
– Ребята, отвлеку вас, помогите уж старому человеку, – бабушка от второго подъезда еле доплелась до них. – Дверь заклинило, не открывается.
Переглянулись. В кои-то веки их не гнали подальше от цветов и тихих посиделок стариков на лавочках. Чем-то нужны!
Всей оравой заглядывали по очереди в замок, пытались все-таки провернуть хоть на один оборот ключ, пробовали плечом, кто покрепче, дверь на прочность.
– А изнутри чем запирается, тоже ключом, или защелкой? Да? Ну тогда и пойдем простым путем, – Шарапов вызвал лифт. Вниз, сейчас всё будет!
«За домом», то бишь не во дворе, а с той стороны, куда выходили балконы, шумели гурьбой, охали, кто-то всё вскрикивал от испуга – Шарапов лез по балконным панелям, длинный, нескладный – зато свободно дотягивался до следующего перекрытия, подтягивался на руках. Вот и восьмой этаж, посреди застекления открыта фрамуга, Шарапов перевалился внутрь, вот уже выглянул:
– Бабуль, поднимайтесь, балкон открыт у вас, все в порядке, дверь отпер! Пацаны, скажите ей, чего я орать-то буду.
Повалили обратно к подъезду.
– Ты сегодня герой! – старики жали «спасителю» руку. Данилов смотрел и тихо покачивал головой.
– Что, Юрец? Что не так?
– Вот твое умение пригодилось и для доброго дела, – тихо проговорил Юрка. Шарапов почесал подбородок:
– Не пойму, ты одобряешь или смеешься?
– Я печалюсь.
– Не трясись, мне, даже если поймают, по малолетству много не дадут. Да и дядя сможет отмазать. Хотя, почему «сможет»? Смог. Но это между нами. Кстати, вот! Подарок тебе, – из пухлого кармана затертых вельветовых джинсов вытащил свернутый в рулон ремень – оранжевый, тканый из синтетики, с блестящей плоской пряжкой и выдавленными на ней буквами «Rifle». – Не бойся, в парке сняли с лоха какого-то, даже ругаться на нас побоялся. Перед подругой своей покрасуешься! Как «всё»?! Да ты что?! Такая деваха! Жаль…
– Ты будто прощаешься с ней.
– Если сильно захочешь, можем и… того. «Здравствуй, моя Мурка, здравствуй и прощай!» Ты чего? Чего побледнел-то? Не переживай, будет еще любовь, это дело наживное! Ну, всё, я дальше по делам!
И всем конечно интересно, с чего такая забота? Да Юра с Лехой шараповскую Ирку взяли на поруки после кучи «двоек» и прогулов. Школа, домашка, делишки «Мело», ну а потом можно и с отстающей позаниматься. И ведь вытащили девчонке успеваемость на твердые «три с плюсом», а кто рискнул вякнуть – тем шараповский «Г»-класс быстро уши надрал, бандит на бандите, а не класс!
Юрка сидел на лавочке, перебирая в пальцах пряжку ремня, не решаясь вставить его в шлевки3. Хлопнула дверь подъезда. Вован. Мокрые волосы, на вЕках и лбу еще не просохли капли.
– Все, Юрок, я в себе, душ холодный – и сразу чисто в голове! Держи, – и бахнул на скамейку «приставку»: отсек для кассеты, электронные индикаторы, массивные ручки-кругляки, блестящие накладные буквы – «Вега-102». – Бери бесплатно, все равно сгорела, батя держит для красоты.
– Ты чего, – обомлел Данилов. – Она ж не хуже ВЭФа, Вега ваша, если починить. Да? Ну смотри, – и потащился с «обновками» домой.
А дома? Ну ремень-то пока припрятал, а кассетник? Отец и слушать не захотел про «купил дешево» – «Неси обратно!» А мать что?
– Юр, дядь Витя распорядился его «Радиотехнику» тебе отдать. Чтоб не простаивала зря, сказал. И спрашивал, решились вы выступать или нет.
– Он же… Нет, ничего. Скоро, я думаю, решимся.
***
Андрей «Винни» дослушал демо-кассету и захмыкал:
– Эммм, знаешь, психоделия немного не мой стиль. Засыпааааеееет сииииний Зурбаган… А за горизоооонтом урагаааан4… – протянул высоко, не сорвавшись ни на одной нотке. – Вот что-то такое.
– Значит, так тому и быть! Пусть под мой голос партии подстраивают, – отлегло от сердца у Юрки.
– И так красиво гитары звучат, вокалом их перебивать – только хуже будет. Так что ищите гармонию!
Вот ведь вопрос – ее, гармонию, можно найти, или она сама возникает, как согласное биение сердец?
Она берется трудом или она дается даром?
Нет. Я не путаю с Музой.
Нет.
___________
1 «Hey you!» – композиция с альбома Пинк Флойд «The Wall»
2 См. повесть «Юркины беды»
3 Петли на поясе брюк для поддержки ремня
4 Песня в исполнении Владимира Преснякова
Учиться!
Университетская аудитория гудела. Юра оглядывался со страхом – таких просторных классов еще не видел, хотя и в гимназии побывал, и на олимпиады в чужие школы ходил. Слишком просторно, гулко, длинные парты на троих-четверых, у передней стены возвышение, широченная доска, поднимающаяся вверх на тросиках, не менее широкий стол и кафедра для «докладчика». Огромные окна, чуть призабранные черными шторами – это, видимо, для лекций с проектором.
Препод, полный, с тяжелым подбородком и глазами чуть навыкате, в большущих роговых очках, восседал за столом, оглядывал с улыбкой молодежь, заполняющую аудиторию, просматривал какие-то разрозненные листы.
– Ну, всё, господа-товарищи! – низкий голос разлетелся по всем уголкам. Тут же раздался звонок.
– Внушительный! – прошептал Лешка, подтолкнув Юрку в левый бок.
– Не только! У меня еще и со слухом все в порядке! – Леонид Александрович Жереховский, как было написано сверху на доске, оглядел их парту. Юрка аж пригнулся от тяжелого взгляда. – Сейчас вам раздадут экзаменационные листы с заданием, не трудитесь списывать – сидящие рядом получат разные варианты вопросов и задач. На решение, как обычно, сорок пять минут. Не волнуйтесь, времени достаточно, звонок будет только через час.
Юра похолодел, прочитав бегло задания, от затылка вниз помчались мурашки. Алексей смотрел не менее растерянно. Вот тебе и физико-математический класс! Такой сложности даже на олимпиадах почти не было!
– Просим отнестись к трудности заданий спокойно! – словно прочитал их мысли преподаватель. – Учтите – выпускные экзамены из Лицея служат вступительными в институт, так что поблажек быть не может. Судя по вашим анкетам, здесь лучшие из лучших нашего города. Всё на этом! Удачи!..
***
Математику-то они сдали на «пять» и «пять с минусом», Наталью Васильевну не зря два года подряд признавали лучшим учителем области, а с этим экзаменом, с физикой, пролет был полнейший. Задач таких им близко никогда не задавали, Юрка с подобными встречался только в письмах-заданиях от Бауманского института1, где учился на заочных двухгодичных курсах – и там решить мудреные закавыки было почти невозможно. Распечатка на стенде, выставленном в коридоре возле экзаменационной аудитории, гласила…
Юра высыпал на ладонь из флакончика три таблетки валерьянки. Леха, тебе не надо?
«Ю. Данилов – 3-»
– Влетели мы, Юрец. Проходной балл-то – девять с минусом, говорят. Эээ, ты чего?
Умники тоже плачут.
Особенно если привык быть лучшим…
***
– Юрец, ты спишь? Подъем, бегом в универ! Зачем, зачем, бегом, сказал! Нам второй шанс дают!
Джинсы. Ковбойка2. Дипломат? Ну? Брать-не брать, ну?! Ааа, всё, документы и на остановку!
– Здравствуйте, уважаемые! – Леонид Александрович на том же месте с полуулыбкой листал бумаги. – Не будем тянуть кота за хвост! Хотя… Этот набор к нам в Лицей первый, пробный, экспериментальный, можно сказать. Поэтому мы немного не рассчитали со сложностью заданий. Пятерок почти нет, как вы могли узнать при оглашении результатов – тревожный звоночек, вам так не показалось? Ну да ладно. Второй экзамен мы проводить не будем, это было бы просто издевательством над вашим здоровьем. Решено зачесть как проходной балл оценку «3», удовлетворительно, но не всем! Тем, кто показал себя на экзамене по математике и отличившимся, так сказать, на моей физике, извините за каламбур. Итак, в Лицей в сентябре поступят…
То здесь, то там вспыхивали лица, взлетали в напряженную тишину аудитории победные вскрики, от них физик вздрагивал, удивленно взглядывал на абитуриентов – «Что за несдержанность!» – переходил к следующей фамилии в списке, четко, с расстановкой произнося фамилии.
Вот и Лешка вскрикнул «йес!», выбросив вверх руку. Юрка, замерев, не верил ушам – его не назвали…
– Ну вот, это те, кто, скажем так, пытался решить задачи, но не смог довести процесс до конца. Отдельно же хочу отметить работу, поразившую меня смелостью и новизной взгляда. Ученому человеку необходима, помимо академических знаний, способность неординарно мыслить, видеть то, что незаметно другим, особенно простым обывателям, не в обиду будь сказано. Поэтому… Вот я сейчас зачитаю, автор сам поймет. Так… Вопрос: «Почему птицы слетают с электропроводов высокого напряжения, когда по ним пропускают ток?» Дается ответ: «Практически у всех перелетных птиц в точке срастания черепа и клюва расположены полости, которые орнитологи считают важной составляющей естественного компаса, помогающего ориентироваться при полетах с севера на юг и обратно. Образуется как бы природный электромагнит, на который влияет магнитное поле Земли, разворачивающее птицу в необходимую для полета сторону. Пуск тока приводит к появлению вблизи провода поля, буквально сбрасывающего пернатых». Отличная теория! Маленький минус вижу в том, что не все птицы перелетные. Это автор ответа упустил. А так… Добро пожаловать в новый учебный год!
– А каков правильный ответ? – Юрка даже потер горящие уши.
– Провода под током вибрируют. Птицы боятся и взлетают.
– Не вижу ничего логичного. Почему они дрожат-то, провода? По какому закону или правилу?
– Молодой человек! – физик откинулся на спинку широкого стула. – Знакомые интонации, надо сказать! Ваша фамилия Данилов. Тот Данилов? Виктор Николаевич вам кем приходится?
– Разве я здесь из-за дяди?
– УзнаЮ, узнаЮ! Нет, вы, как я и сказал, здесь из-за вашего оригинального, нестандартного мышления.
Юра только собрался выкрикнуть что-то еще, но Леша дернул его за рукав, и Юрок замолк.
Победно улыбаясь, между прочим. Словно только что признали его научное открытие.
Хотя бы так оказался первым.
Греет.
___________
1 Московский Бауманский государственно-технический университет
2 Модная в то время рубашка из ткани в крупную клетку
Батончик
Старший Данилов принес талоны.
В ЖЭКе выдавали. На всех. На мать, на Юрку, на Данилку – целые простыни розовых, синих, зеленых квиточков – сахар, мясо, колбаса.
– Собирайтесь, ребята, – мать за прикрытой дверью в спальню уже переодевалась. – В очереди всем стоять, готовьтесь.
В универсаме «Север» ряды витрин-холодильников из центра зала убрали – что пустым место занимать! Теперь от стены до стены шумела, переливаясь голосами, стиснутая масса горе-покупателей.
– Сегодня колбасу дают, мясо завтра!
– А сказали – только сахар, и то тростниковый!
– Зато вон мороженое на втором этаже, хоть носом жуй!
– Мороженое, мама! Хочу! – крикнул Данилка, дергая мать за запястье.
С Данилкиными хотелками мирились, нервный рос ребенок. Это Юра с детских лет, с первых книжек, учился владеть собой, держать себя в руках, стоически выносить наплыв желаний – младший же получал почти всё, что взбредет. Вот и сейчас – любимое его кушанье: мороженое за 10 копеек вприкуску с булочкой «Веснушка» за 3 копейки – наедался, невинно кругля глаза. Нет, не жалко, мелочь, только попомните мое слово – распустится он так…
– Малой, дай куснуть! Угу, самому мало, что за жмот растет… – нахмурился Юрий, словно вырастая еще выше от отказа младшего: что уж, не перебороть детское в себе?
– Мама, я хочу играть! Сколько еще стоять?
– Не знаю, недолго наверное! Жареную колбаску на утро любишь? Тогда крепись, жди!
«Но нет сил ждать1», – напел Юрий и опять поплелся в верхние отделы, поскольку движение очереди пока не грозило.
*
Играть он хочет…
Черно-белый «Спектрум» загоняли до того, что клавиши западали, и персонажи развлекательных программ неслись без тормозов, то падая в провалы, то натыкаясь на препятствия, «кто сказал, что бесполезно биться головой о стену?2» – только вот терялся навык игры и пальцы переставали реагировать на рисованную опасность.
Приставки.
Теперь модными стали телеприставки Dandy с играми на картриджах – «Мело» лишилось целого поля прибыли, кассеты с шуршанием и скрежетом цифрового сигнала уходили в прошлое.
Отца направляли в Лондон, перенимать опыт управления транспортным узлом и дорожными развязками. Что привезти Юре? Да ничего! Вот еще, зря фунты стерлингов переводить! Вон, Данилке «Дэнди», и хватит!..
Но привез он джинсы Levi’s, настоящие! Это тебе не дядь Витин пошив, всё строго – крепкая, чуть грубоватая ткань Denim, оригинальный цвет «индиго», фирменная нашивка сзади из натуральной кожи. И… И куртка! Без привычного ворота, из шелка с пропиткой, черная, слегка блестящая, ух! Вот бы Лене показаться… Только уж, скорее всего, и забыла горе-ухажера…
– Нет, приставку я не купил. Я зашел там в магазин, смотрю – фильм, что ли, на экране показывают? Динозавры бегут в кадре, как живые, люди на почти настоящих смахивают. И смотрю, стоит паренек с пультом без проводов, как он называется? Джойстик? Вот он, да. Но и стОит этот компьютер… А Дэнди там уже и не знает никто. Цивилизация! Данил, ты что это?
Младший заливался слезами, рыданиями сотрясая нервы, заходясь сладкой обидой. Юра и не пытался утешить. Сказано – дорого, значит, дорого!
– Собирайтесь, ребята, в «Электронику»! – положила Данилке на плечо руку мама. – Он тут каждый день рассказывал про новые картриджи. Мечта! Что уж, как мы, что ли, расти? С деревянными игрушками?
– Да, мать, не дай Бог никому нашего детства!..
Джойстиков купили пару. Потому как среди новых игр были и рассчитанные на двоих – «Чип и Дейл», например. Ну и на том спасибо, будем теперь с братцем оттягиваться после лицейских задачек…
*
Нет, мороженое он себе не взял. Экономил, еще же пластинки с Лешкой выкупать на почте. А вот шоколадный батончик – его можно на всех поделить, не всё одному.
Колбасы набрали на всех! А дома «Сникерс» порезали на четыре части – каждому по кусочку заморской сладости.
Пока живем.
Живем и учимся, чтобы никому никогда больше не впадать в глазированную нищету.
________
1 «Белые дни», группа «Кино»
2 «Хлоп-хлоп», Наутилус
Снова встречи
Мяч так никому больше, кроме Юрки, и не купили. А вы говорите – плёвая вещь! Если бы!
Ходил теперь Юра с этим коричневым кожаным шаром в тринадцатый микрорайон, в Мишкин двор недалеко от школы. Выходили из скучных квартир одноклассники, поигрывали в набивание, украдкой взглядывали на якобы не следивших за ними девчонок. Не всё же Юрке в задачки пялиться, мечтая об учебе в Москве, хоть и ради престижного диплома…
– Лучше быть хорошим спортсменом, чем плохим инженером! – пытался острить Труба, постукивая только что отнятым мячиком и пробуя забросить его на козырек подъезда.
– А кто тебе сказал, что он будет плохим? Ну Сашок, хорош уже подлянить! – Мишаня подпрыгивал, перебивая полет мяча. – Видали мы ваш баскетбол1!
– Инженером в наше время просто плохо быть. Лучше бизнес свой. Контору юридическую тоже можно, сейчас все кооперативы открывают, сколько бумаг надо оформить, а всем некогда! – Трубин выхватывал скачущий мячик из-под руки Юрца и точнёхонько метал его в открытое окно кухни на втором этаже. Что-то звенело, гремело, «ах, вашу мать!» – выбегал в одних трениках увалень, все кидались врассыпную. Мяч падал из толстых ладоней, сидевший на лавочке Юрка – руки в карманы, вниз глаза2, сама невинность! – подхватывал орудие разгрома кухоньки и сбегАл к ограде детского сада…
Вечер, детей давно разобрали по домам, только местные «держаки»3 оккупировали качельки и горки – кося под блатных, напевали под расстроенные гитарки Вилли Токарева4 и потягивали невесть как купленное «Жигулевское»5.
Обычно Юрка с Мишкой забирались с мячом на близлежащий долгострой – многоэтажку возвели только до второго уровня перекрытий, меж клетками квартир стен еще не было – рискуя свалиться в лестничный пролет или выскочить нечаянно в открытую пустоту под ногами, попинывали шар, пытаясь перехватить его друг у друга и внезапным ударом засадить в нарисованный куском кирпича круг на одиноком стенном блоке. Оба в бетонной пыли, с блестящими от азарта глазами, тяжелым от беготни дыханием – кто бы поверил, что это начитанный отличник, к тому же пытающийся писать стихи? Где подобающая возрасту серьезность, где соответствующее статусу приличие? А они ему нужны? И на кого равняться, если давно уже сам себе голова?..
Миша догнал, вгляделся через сетку забора в сидевших на игровой площадке:
– Привет, Шарапов! Привет, Вовчик! И тебе, и тебе!
– Что это, Данилов, ты с мячом гуляешь? Где твои пробирки и спиртовки? – огого, агага, сын «англичанки», Рябой6, прямо перержал всех. Шарапов вдруг замолк, следом спохватился и Вован:
– Не лезьте к нему, нормальный пацан, только заученный слишком, это правда.
– Да чем заученный? – возмутился Мишаня. – Это вас дрючат за отставание по учебе, а ему просто всё легко дается! И вообще – вы где своих кассет с Токаревым набрали?
– А что? Он здесь при чем-то? – Шарапов, веселясь, оглядел свою компанию. – Сосед, чего я не знаю?
– Да я о тебе тоже не все знаю. Ира твоя концерты вашего Вилли заказывала, поменялись с ней на пластинку Сандры.
– Ёкалы! Так твои записи слушаем! Ну спасибо тогда! Его фиг достанешь где, как ты ухитрился? – Шарапов улыбался почти всегда, у кого бы поучиться такому жизнелюбию?
– Опа, а я не понял! – дружок Рябого, еще год назад пытавшийся караулить Юрку на дороге между микрорайонами, чего-то опять не уяснил – не потому ли никак не мог окончить спецшколу? – Это чё, он с нас плату, что ли, так берет? А почему не дарит? Я подарки люблю!
Юрка и Мишка уже перелезли через сетку и попинывали мяч, передавая его ударами через воздух соседним по кругу, включившимся в игру.
– Юрец, ты зря экзамен по физре сдавал? Не пора ли мышцой поиграть? – Миша тихо злился.
– Умом надо двигать, Мишань, а мышцы круче всех только у Шварца7! – Юра вдруг так зафутболил мяч, что он пулей пролетел мимо головы «вечного восьмиклассника» и шарахнулся в стенку бревенчатой малышатской избушки. – Ну смотри, как там тебя зовут, я тебя даже в упор не помню. Записи пацанам кто делает? Подругам вашим и не только кто оценки подтянул? Ремонт спортзала кто пробил, то есть по чьей просьбе шефы откликнулись? В Минск кто класс возил? Рябой, ты ж с нами ездил, чего молчишь? Ну? А ты что для пацанов сделал?
– И я уже даже не поооомню… Как там тебя зовуууут!8 – протянул Миша, зло щурясь на умолкшего второгодника. Тот вскочил, сжав кулаки.
– Опа, опа, опа! – заголосил Шарапов. – Ай-яй-яй, как нам обидно! Сидеть! Молоток, Юрец, все правильно разложил.
– Смотри, Данилов, проколешься еще! Не всю жизнь поддакивать тебе будут! – скрипнул зубами… как его охарактеризовать-то теперь? Юрка смотрел на него и видел блёклое пятно.
– Ладно, ребят, мне пора! – Юрка перехватил мяч. – Спасибо за игру!
«И тебе спасибо!», «Благодарю», «Еще как-нибудь попинаем мячулину», – полетело вдогонку.
Юрка шел домой, мимо овощного магазина, где днем местные бдительно отлавливали чужерайонных; мимо почты, где на втором этаже Лешкин отец открыл фирму по установке автомобильной сигнализации – самому Лехе теперь приходилось выслушивать бросаемое исподтишка в спину «ментовская шавка»; и мимо новой школы, где его мама теперь преподавала немецкий, а Лешкина – математику, и в итоге нервный Данилка злился на шептавших «маменькин сынок»; мимо станции скорой помощи, увозившей иногда с дороги между микрорайонами: родным уже Юрке четырнадцатым и следующим через проезжую часть пятнадцатым, – увозившей подростков с разбитыми из-за биток головами…
«Муравейник живет… Кто-то лапку сломал – не в счет9», – напел Юра. Во дворе не было никого из ровесников и завсегдатаев его компашки – гуляли с девушками где-то там, в неведомых районах; кто-то грабил подвыпивших прохожих – были и такие. Кстати, ремень, подаренный Шараповым, все-таки вернули. Дядя Витя исхитрился найти пострадавшего в гуще городских джунглей…
Все было связано условиями и условностями – и как теперь двигаться, не срывая связи друзей, не запутываясь в планах врагов?
«I need a brand new friend, who doesn’t trouble me10», – пел в наушниках Джим Морриссон, и казалось…
Нет, только казалось.
Юрка заснул и во сне танцевал, и партнерша по танцу двигалась с ним нога в ногу.
Хотелось верить, что двери в мир сна открываются в обе стороны, и однажды на этот берег вступит мечта всего детства.
Хотелось. Но думалось о тех, с кем идешь по жизни на расстоянии вытянутой руки.
А остальные только кажутся.
Проснись!
Есть только те, кто рядом с сердцем, и те, до кого нет дела.
________
1 См. повесть «Юркины дневники» – Сашок Труба увлекается баскетболом
2 Из песни «Звезда» группы «Кино» с «Черного альбома»
3 В сленге того времени – местные «авторитеты», наблюдающие за сохранением неформальной власти околоуголовных
4 Официально «запрещенный» шансонье
5 Марка пива массового советского производства
6 Персонаж второго плана главки «Один» повести «Юркины беды»
7 Популярное сокращение фамилии Арнольда Шварцнеггера
8 «Уходи» – песня группы «Кино» с альбома «Это не любовь»
9 Из песни Цоя с посмертного «Черного альбома»
10 Мне нужен новый друг, кто не втянет меня в неприятности – Hyacinth House, композиция группы Дорз с альбома «L.A.Woman»
Покатушки
Зимой шел с остановки, после занятий в Лицее. В пролете от пятого подъезда до своего увидел длинную «скользочку» – ледяной путь. Только собрался разбежаться и катнуться, и вдруг… Голубь. Отчаянно взмахивая крыльями и гулюча, подлетел к началу дорожки, расставил крылья, как парус, и поземка погнала его по льду. Прокатился с курлыканьем, выбросило на снег.
Юрка ждал.
Голубь взлетел, замахал страшно, противясь поднимающейся пурге, подлетел опять к началу, и… Расправил крылья, помчался с веселым «Урла, урлы!»
«А ты фигурист! Тьфу, конькобежец!» – чуть не выкрикнул Юрка от восторга.
Вылетевший за черту льда голубь наклонил голову и засеменил против ветра. «На старт!» – тихо просмеялся Юрка, – «вот бы тебя на камеру заснять!» «Кура, кура!» – голубь снова наслаждался скольжением, Юра сорвал собачий треух – еще год назад дядя Витя подарил вместе с тертыми-перетертыми джинсами – самый шик! – скинул шапку и, загибаясь от хохота, швырнул в птицу: «Уйди уже, дай другим покататься!» Крылатый бродяга отпорхнул в сторону, клюнул шапку в ухо, тюкнул в «темя» и снова пошагал своими птичьими подскоками к точке старта.
Юра уже чуть не падал от смеха, пошел за шапкой, в затылок – йо! – долбанул снежный ком.
Их было трое – как ни странно, Вован (опять что ли обнюхался?), с ним почти ни с кем не друживший еще новосёл из шестого, что ли, подъезда, и Виталя «Псих» из восьмого.
– У кого клички как титул, а у кого и как диагноз, – повторял Юра, когда вспоминали, чем сегодня отличился Витус. Подожжены газеты в почтовом ящике? Проколота шина у авто, поставленного посреди почти зеркального проезда, где обычно детвора рубилась клюшками за шайбу? Залеплены жвачкой глазкИ у дверей целого подъезда? Выкручены почти новые лампочки с лестничных клеток? К гадалке не ходи, ментов не зови – Псих!
Любые попытки дать Психу подзатыльник кончались истерикой: «Только посмей меня тронуть! У батька красная справка, ему все можно! Он тебя измочалит и ему ничего за это не будет!»
И вот на тебе!
Виталя швырялся с хохотом: «Крестный сын! Женишок! Гитараст!»
Стоило броситься на него – хохот перерастал в визг, Псих отбегал, справа и сзади сыпались шквалы комьев снега: «Металл он слушает! Русский рок! Маменькин сынок! Сбежал с улицы, книжки изучать!»
Юра со скачущим сердцем, тяжеленной головой, готовой взорваться, кидался, как затравленный, в одну сторону, другую, третью, и вдруг что-то озарило. Под градом снежков, ого-го весящих (лед, что ли, они в середину успевали закладывать?), прикрыв лицо «дипломатом», отступил под навес крыльца к двери своего подъезда. Тут-то нападавшие и ошиблись, сойдясь вместе, почти совсем близко.
Что-то, действительно, взорвалось, но в плече, какая-то мышечная бомба – со страшным «ха!» швырнул «дипломат» торцом вперед.
Вован ойкнул, схватился за грудь и сел в сугроб.
Минус один.
В новосёла, не думая ни мига, метнул шапку – прямо в хохотальник. «Чё это, чё это!» – заверещал пацаненок, отмахиваясь так, будто на него рой пчел насел.
Минус два.
Кинулся на Витуса. Тот рванул в сторону и поскользнулся на «голубином трэке», как успел о нем подумать Юрка.
– Я тебе сейчас такой Криппинг Дэт1 устрою, мать не узнает! – и лупил со всей дури по плечам, по груди, в бока, понимая, что через пальто не пробьёшь так, чтоб запомнил на несколько дней.
– Будешь… с отцом говорить… он придет! – задыхался Виталя.
– Придет?! Разбираться?! Со мной?! От меня и увезут! Откуда справку выдавали!
– Юр, хорош! – Вован подтащил приоткрытый «дипломат», собрав разлетевшиеся было учебники и тетради. – Прости, Юрок, меня от бЕнзика прёт!
– Конец тебе, гитарист, все руки переломаем! – кричал Псих уже от шестого подъезда, держа за плечо новосёла, испуганно пытавшегося оторвать цепкую кисть от себя.
А вы, Николай Трофимович, говорите «авторитет»!
Не всё так просто в мире соревнований за уважение.
Но… Не всегда же быть «миротворцем»…
Что за денёк!
Вот вам и «курлы-курлы»…
__________
1 Creeping Death (рус. «Крадущаяся смерть») — композиция Металлики со второго студийного альбома «Ride The Lightning», 1985 год. Песня написана от имени ангела смерти, он описывает десять казней египетских.
Лебединая песня
Телефон.
– Юрок, включай телевизор! Что показывают? И у тебя балет? А я думал – с ума схожу!
Трубку-то положил, но тут же раздалась трель звонка и несколько часов не утихала – звонили уже старшему Данилову, звонили, пока он не выругался и не уехал в контору. «Что за бессмыслица!» – только и сказал на пороге.
В лицейских классах стоял гул и гомон.
– Здравствуйте, господа! – завуч теребила в руках какие-то бумаги, нервно поправляла очки. – Мне поручено сделать заявление…
Раскрыв рот, слушали про создание государственного комитета по чрезвычайному положению, про бунт против политики Горбачева.
– Что хотели бы вам сказать, молодые наши воплотители надежд… Никаких отъездов на баррикады! Иметь свое мнение вам никто не запрещает, но мнение мнением, а участие в митингах и шествиях – это, извините, уже не совсем адекватное закону действие! Да и потом… Вы же хотите достичь цели создания Лицея? Поступить без проблем в университет? Тогда зачем вам подрывать основы его существования?
Все понятно. Как тут не понять – сиди со своим мнением на лекции и мни себе!
– Юрок, что творится-то, а? Ты людей слушаешь? С поездов ссаживают тех, кто билеты сегодня купил! На предприятиях собрания, резолюции принимают! И так жрать нечего народу, так еще резолюции за голодную жизнь дальше! – Лешка сжимал кулаки. – Мишаня-то, Мишаня с отчимом на машине в столицу рванул! Только не знаю, за кого он.
– Сто лет знали, а в один день – другой человек! – удивленно покрутил головой Юра. Мдааа, Мишаня! Записной красавец, любимец одноклассниц и даже некоторых училок, кроме фоток, музыки и поцелуев ничем не интересовавшийся… И вдруг такое учудил…
– Данилов! Вас вызывают к ректору!
Вот это долбануло в темя! К ректору!
Леша побледнел:
– Юрец, ты-то чего натворить успел?
– Понятия не имею… – Юркиной дистонии только таких потрясений и не хватало.
***
– Молодой человек, сразу к делу. Говорят, у вас рок-группа своя? И вроде бы в школе занимались организационной деятельностью? Нам нужен концерт в защиту свободы. Это будет большущий плюс к вашей репутации ценного абитуриента, понимаете?
Юрий пригладил пробор. Засмотрелся на обкусанные ногти. Похлопал по карману рубашки, проверяя, на месте ли пакетик с валерьяновыми таблетками. Что ответить-то?
– В защиту свободы, значит… У нас песни-то совсем другие. Про людей со странным восприятием мира. Про лишних для мира людей. Про любовь среди страха, подлости и боли. Чем мы тут поможем?
– Да так ли это важно? Ползала соберете? Удержите внимание? А что сказать со сцены, мы подскажем!
– Я говорю по пластинке… по пластинке… по пластинке…1 – рассмеялся Юра и страх как рукой сняло: эх вы, командиры-организаторы! Мелко плаваете! – Я, конечно, даже в комсомоле не был, но…
– А что «но»? Мы планируем перевести обучение в Лицее на платную основу для слабоуспевающих. Кто хочет получить качественное образование – милости просим! А этот бунт… Ну, будете поступать на общих основаниях, кому этого хочется? И потом… В конце концов… Виктору Николаевичу и Леониду Александровичу мы заказали поставку компьютеров для класса информатики. А без политики свободы личной инициативы что им достанется?
Юра поморщился. Острая боль в солнечном сплетении – будто под дых ударили.
Виктор Данилов. Юрка Данилов. Зеркало не нужно – тот же разрез глаз, улыбка с ямочками, высокий лоб, узкий подбородок… «Что-то непонятно, кто твой отец-то?» – изумлялась Лена, сравнивая семейные фотографии. Да и что внешность! Дорз, «Кино», Пинк Флойд – кто? Кто познакомил, кто провел в мир красоты и мужественной уверенности в себе?
– Хорошо. Концерт. Выступим. Только избавьте от речей, пожалуйста. Я поэт, а не оратор, – Юрка легкими постуками под сердце попытался вытеснить одну саднящую боль другой.
***
– Юрец, на междугородный телефон никого не пускают, я из одной квартиры звоню! Я с Кинчевым познакомился! Мы тут на баррикаде с ним играли в две гитары, он на моей расписался!
– Мишаня, фигня Кинчев! Слух идет – танки в Москву двинулись! Уходи оттуда, не лезь под гусеницы, Миша! Это не наша война, Мих, не наша! – отец в испуге стукнул по рычажку аппарата, разговор оборвался.
– Ты что, сын? Ты чего? Забыл про прадеда? Беломорканал – шутки, что ли?
Юра вытер влажные глаза, выкрикнул:
– Задрали вы! Вы со своей политикой собственных детей сожрете, не поморщившись! Пусти! – и вырвался с гитарой за порог.
Будет вам концерт за свободу!
– Леха, выручай! Басовую партию сыграешь? Мы тебе ноты распишем, упростим, главное ритм выдержи, Михину мелодику не надо повторять!
– Ты чего, Юрец? Это же не за свободу, а возня, кому власть достанется!
– За волю, Леш, за волю! За свободу от их диктата и от их условий!
– Как так, Юрок? Что правда, по-твоему? – Лешка осел, обхватил голову, невидяще уставившись под ноги, что там разглядывал? Какие линии, какие кружева будущих событий?
– Правда, что они бьются за себя! За свое прошлое и свое настоящее. А мы? Мы только пушечное мясо и ударная сила, понимаешь? Нам свою жизнь надо строить, свою! Самим выбирать, а не по указке и принуждению! Помнишь? Хэй, тийча! Лив зис кидс элон2!
– Согласен. Сыграем!
***
В актовом зале негде присесть – согнали самых успевающих с трех классов Лицея, да и со всего универа. Читали антифашистские стихи. Багровея, призывали расправиться с хунтой. Журналисты спешно чиркали в блокнотах: «Студенческий концерт во имя новой жизни!» А вот и:
– А сейчас перед вами выступит группа, стихи которой пишет наш лицеист! Свобода духовного поиска и самосовершенствования – лейтмотив его творчества!
– Юрец, что это еще? – Дима так сжал гриф, что струны заскрипели. – Чего ты там еще ищешь, что я не знаю?
– Спокойно! – Юра взмахнул руками несколько раз, словно на лыжах катился, резко выдохнул, – всё! Всё как уговорились!
Занавес раздвинулся. Юра по центру у микрофона. Лешка слева с бас-гитарой, включенной в переносной усилитель, Дима справа с новенькой «акустикой» – Лешкины поездки к родственникам во Львов приносили кучу прибыли с проданных в Ори румынских кроссовок, Димок вложил накопленное еще в те годы от сбыта той самой игры с его озвучкой3, и вот… Вот чудесно и нежно звенящие струны.
Первые ноты. По залу пронеслось довольное «ооо». Завуч и ректор в первом ряду переглянулись: «Они так известны среди наших студентов?» – «Возможно, но мне кажется, я эту песню уже раньше слышала».
– Снова новый начинается день… – и зал взорвался, запели, над головами вспыхнули зажигалки, – снова утро прожектором бьет из окна4…
Подпевали все как один. Лешка выпрямился, подался вперед, покрутил головой, словно сбрасывая румянец со щек. Дима, изумленно улыбаясь, встал, отпихнув стулец, вышел вперед к краю сцены, словно показывая всем перебор струн, восхищенно выдохнул: «Юрок! Голова!» А Юра? А что Юра…
– Там, за окном, сказка с несчастливым концом… – начала в унисон хору завуч. Ректор отстранился, оглядел ее, словно в первый раз:
– Вот так, значит… И как это понимать? Вся эта история с бунтом – всего лишь сказка, это нам пытаются заявить?
– Странная сказка! – допела воспитывающая троих мальчишек, уже пятнадцать лет как мать-одиночка, знающая беды детей как свои.
– Что! – откашлялся Юра. – Что я хотел вам всем этим сказать… Кто бы там ни дрался за свои права, это их права, и они уже вчера. А мы… А нам жить завтра, и конец этой сказки переписывать нам, и в нем либо драка за то, что есть, либо создание нового и еще невиданного! Вот.
– Миротворец, – прошептал Лешка, отняв пальцы от струн, глядя на руки, будто никогда их раньше не видел – чудилось, что от них струятся ноты.
Блаженны миротворцы, ибо их есть Царствие Небесное.
_________
1 Финальная строка одного из анекдотов про Леонида Брежнева
2 Hey, teacher, leave these kids alone! (Эй, учитель, оставь детей в покое!) – строка из песни Пинк Флойд «Еще один кирпич в стене» из альбома «The Wall»
3 См. повесть «Юркины дневники» про написанную друзьями игру «Пешеходный переход»
4 «Странная сказка», песня группы «Кино» с альбома «Звезда по имени солнце»
17 мгновений
Памяти первого состава группы «Личная собственность»
Договорились на репетиции ходить три раза в неделю. Это Юрка с Мишкой настояли на ограничении, не высказывая Диману, что родители у него не железные – звон гитар стоял до одиннадцати вечера, уже многие спать ложились, а Мело все оттачивали сыгранность. Из школьного музыкального класса Дима притащил с восторженного разрешения учителя Диамант1, и теперь дожидались, пока Юрка спаяет «примочку», меняющую акустическое треньканье на хардроковый рокот. В близком его успехе никто не сомневался – тем более, что попросили Вована, мастера на все руки, собрать в ПТУ корпус для звукопреобразователя.
Сегодня начали пораньше, около восьми. Юрка спевался с новой Димкиной партией – на музыку положили мрачный перевод Кьюров – у них было Seventeen Seconds2, у Юры стало «17 мгновений, прощальная весна».
Дима уже перешел от придуманной партии к импровизации, обыгрывая возможные варианты соло, а Мишки все не было.
Леха поглядывал на часы:
– Ну что, может и мне попробовать пока басовую линию наиграть? Где его носит? – будто Миша где-то там его услышит и, устыдившись, бросит всё ради репетиции.
– Ничего себе! – вскинулся Дима: из коридора даже через закрытую дверь послышался ор, будто сотней глоток вопили «Сдохни!». – Что там за чертовщина?
Вслед за ним к входной двери бросились и Юрка с Лешкой, и даже родители, испуганные, выбежали из спальни. Распахнули дверь.
На лестничной площадке толпа подростков давила, рвала, пинала такого недавно знакомого, но теперь неузнаваемого разбитым лицом кудряша.
– Руки! – проорал Дима, продрался сквозь толпищу, схватил за шею – неужели это наш Мишок? – за шею окровавленного парня и втолкнул в квартиру. – Юрец, будь с ним! Леха, выходи! Выясним, что случилось! Юрец, сказал – будь с ним! Еще с тобой огребем!
Взрослые хлопотали, стаскивали с побитого порванную майку с логотипом Металлики, умывали, прижигали раны спиртом. Юра трясущимися руками, дрожащими пальцами набирал телефон Шарапова – гудки; Вована – гудки; дяди Вити – всё тот же гул.
– Ну, Миха, ты баран, твою мать! – Диман ввалился, протолкнув Лешку, захлопнув дверь, и встал, прижав ее спиной, будто кто-то начнет в нее ломиться. – Папа, только ментов не вызывай!
Что выяснилось? Миша шел на репетицию. Недалеко от Диминого дома кучковалась группка младшеклассников. Один вдруг подбежал: «Ты металлист чтоль? Ну-ка, плати за вход во двор!» Ну Миша и схватил его за шею, отвесил подзатыльник и пнул по мягкому месту так, что сопляк даже побежал к своим. А пока дошел до подъезда – его уже догнала куча мала слетевшихся с окрестных домов вовсе не малышей.
– Дим, они не уходят! – после пятнадцати минут сорванных звонков растерянный Лешка от дверного глазка.
– Хорошо. Фух! – выдохнул Димок и шагнул в гвалт голосов. – Ну ты их взбесил, Мефодий! – уже вернулся, не зная, куда присесть, куда деть тряску рук. – Говорят, нас не тронут, а его будут ждать хоть всю ночь.
– С приплыздом! – Юра уставился на рассеченное лицо Мишки – рвань багровых полос даже завораживала тихим ужасом. – Я думаю, надо как-то его выводить и до дома вести, а то ведь к тебе, Дим, начнут скоро ломиться. Что? Ну и что, что обещали? Таких обещаний только и ждать от толпы.
– Если вы собрались меня вести, – промямлил побитый, – то через четырнадцатый в пятнашку, на квартиру к отчиму. В чужой район не полезут, и не проследят, где я живу. Да вот же…
– Что «вот»? – Димка проследил за его взглядом: фрамуга открыта, первый этаж ведь, можно и спрыгнуть из окна. – Ну давай. Бежать сможешь?
Мишаня, переодетый в Димину туристическую майку цвета хаки, рванулся к подоконнику.
Они стояли и смотрели, как друг бежит, выбегает за пределы микрорайона через дорогу, и исчезает в налитой слезами дали.
– Каких-то семнадцать минут! – прошептал Юрка. – И теперь весь авторитет Мело насмарку…
Из коридора донесся истошный крик, пробившийся даже через обшитую кожзамом дверь: «Сбежал!» За окном толпёшка пацанят понеслась к дороге.
– Подъем! – Дима менял спортивные штанцы на джинсы, майку на рубашку, бегом! – Погнали к нему домой, запасной3 пусть своих друзей собирает!
– Война? – с оборвавшимся сердцем охнул Юра.
– Какая война, ты о чем? Они его и там достанут! Избиение младенцев4, блин! – Димка помедлил… Вставил поясом солдатский ремень с тяжеленной пряжкой. – Не пришлось бы самим махаться!
Мишкин двор. Подъезд. Бегом на пятый этаж.
Его младший брат минут десять назад уехал на такси за отчимом – новость о драке с «долбаным неформалом» уже разнеслась по всем соседним домам. Одноклассники топтались у подъездных клумб, не решаясь идти на выручку – пацанский гнев, понимаешь ли, ссориться с половиной района?
Переглянулись. Дима:
– Вот только не надо фраз, Юрок! Не все такие смелые! – и пошли, почти срываясь на бег…
Только подошли ко двору отчима – навстречу выбежали мальцы, стоявшие на шухере:
– Выручать идете? Зря! Тут все – и ваши, и наши, ихних навалом, растопчем вас, вякнуть не успеете!
Всё же вошли во двор. Словно волны голов. Все пространство запружено веселящимися детьми, выкрики: «Загнали нефера5! Будет знать!»
Всю ночь просидели у Юрца на кухне, изредка наведываясь через дом в пятнадцатый – мелкие так и дежурили у неспящего подъезда, хвалясь кастетами и ножичками. Наутро Мишу вывел наряд милиции, под крики «Увозят!» затолкнули в «коробок» и…
Увезли его на вокзал и первой электричкой к дедам-бабкам.
Всё?
Выдохнуть-то выдохнули.
Только судьба переломлена через колено.
На семнадцать часов взрослее.
Теперь всё.
__________
1 Электрогитара чешского производства
2 С одноименного альбома группы The Cure
3 См. повесть «Юркины беды» – так Михаил называл младшего брата
4 Сюжет Библии – убийство первенцев / убивающий Первенец
5 На сленге – сокр. «неформал»
Это не любовь
«Лена, Лена, где ты теперь и с кем1?» – Юрка пересматривал фотографии с того самого дня рождения – вот дядя Витя, как всегда улыбчивый, прижимает к себе с боков крестных сына и дочь. «Елена Прекрасная и Георгий Победоносец!» – помнится, смеялся он, пока специально приглашенный фотограф выстраивал кадр.
Где это всё? И когда? На фото они еще такие молодые, на сколько лет младше?
Юра перебирал хромовые кассеты – BASF, TDK, SONY – не хухры-мухры, заработки Мело шли на самый лучший звук для себя, а на продажу и феррумовые2 хорошо разлетались. Писано с катушек и винила, компакт-диски были еще редкостью, но Дима с его почти идеальным слухом уже морщился: «Пластинки мягче звучат, у сиди саунд3 резкий. Хотя да, у пластов шорох, щелчки… Но так даже роднее, компакт какой-то выхолощенный».
«Придирки!» – молчал Юра с его тягой к щелканью «тарелок» и бумканью басов. – «Рокот, рокот давай!» И рокота почти хватало, но как-то все кассеты звучали обедненно, всё равно, хоть самодельный магнитофон и высшего класса. Бедновато на краски, потому и решился собрать многополосный эквалайзер. Схему нашел в журнале «Радио», детали – что-то сам наковырял с электронного старья, что-то купил у лицейских одногруппников. «Мело» в школе никого не изумляло, так что уж удивляться торговле при универе…
В Лицее можно было забыть о продаже записей – все ученики умнички, сами доставали мелодийную красоту, да и в магазине «Нота» открылся комиссионный отдел – только плати, и слегка пользованные аудионосители твои! Только плати…
«Всё на продажу», – тихо проговаривал Алексей, – «всё». Да кто бы жаловался-то? Регулярно ведь пропускал занятия, договорившись с завучем – ездил во Львов, привозил чемоданы маек болгарского пошива, «Lacoste», с накладным крокодильчиком, румынские кроссовки и неизвестно чьего производства жвачки «Love is». Юра просиживал за партой один, скучал – состязаться в скорости решения задачек было не с кем…
Димок обычно не лез в душу. Пришел к нему друг невеселым? Ну садись, развлечемся «сегой»4! А хочешь – свежее видео? Нннууу! Может, гитара развеет?
– Юр, ты человек такой широкий, разноплановый, я даже не знаю, что тебе надо. Музыки новой? А может… Любви?
– А где ее взять?
– Ну ты даешь! Катька про тебя чуть не каждый день спрашивает. Уже на выпускной платье шьет. С чего-то взяла, что ты к нам придешь. Спорит даже, что ты выберешь – с лицеистами новый рассвет встречать или с нами. Не чужие ведь, ты с четвертого же класса у нас учился? Так чем тебе Катя не хороша?
– Да умом я понимаю, что она за мной в Сибирь пойдет, если надо будет. Но не моя она, не моя. В сердце ее нет, и не снилась ни разу, и не вздрогну, если ее увижу.
«Дррязг!» – взял Дима «тяжелый» рифф5.
– То-то у тебя песен про любовь нет. Ну «Поцелуй» не считается, почти мистические чувства.
– Почему «нет»? Вот я принес новый текст. «Колыбельная», наверное, называться будет.
И она назвалась, и Дима неделю сочинял мелодию, и, радостный, показал обомлевшему Юрке, ведь он: «Вот это да, какие тонкие переходы, как я петь-то буду?» – «Споешь, куда ты денешься! Кстати, в школе концерт самодеятельности, меня пригласили выступить, пойдешь со мной?»
Холод. Кто был с младших классов рядом – те и сейчас здесь. Прочие… Так и запишем – прочие. Хотя ни в одну песню их не вставишь…
***
– Здравствуй, Юр! – Наталья Васильевна стояла у дверей актового зала, записывая, кто из ее классов пришел, и уже понимая, кто решил сфилонить. – Почему «концерт»? Сначала КВН будет. То есть, что-где-когда. Наша сборная против соседней школы. Поможешь?
Не зря холодели руки при одном упоминании выступления. В который раз тянуть на себе бремя умника?
– Я?
– Ну а кто же? Нам из Лицея благодарственные письма пришли за вашу с Лёшей подготовку. ДЕржите марку, молодцы!
– Вам помогу. Вам. И никому больше!
Математичка хотела что-то возразить, но увидела в зале движение – оборачивались на Юрку, кто-то прямо расцветал, кто-то презрительно кривился. «Это, конечно, не любовь», – решила для себя и подтолкнула Юру: «Пора! Выручай!»
Ватными ногами доплелся до сцены.
– В команде хозяев игры, девяносто шестой школы, замена. Капитаном становится Юрий Данилов. И мы начинаем! Первый вопрос…
Юра понурился, невидяще уставившись в центр круглого стола. Тронули за плечо:
– Спишь, что ли? Мы ответ даем! Давай, гений, рули! Повторите, пожалуйста, вопрос!
На последних звуках голоса ведущего он словно увидел раскрытую книгу и загоревшиеся алым буквы. Произнес громко и раздельно, будто читал с листа…
– И команда хозяев встречи зарабатывает в свой актив первое очко! Второй вопрос!
Что-то говорил, перебивал споры своей команды – сон, мутный сон, из которого не выбраться, и так и выкрикивать всю жизнь ответы, в нескончаемой гонке – отвечаешь ты, а ответом пользуются… Прочие.
– Вот поэтому я не вступал в комсомол!
– Что? – не понял ведущий. – Что «поэтому»?
– Да ничего! – Юра решил встать и уйти прямо сейчас! Надо же когда-то заканчивать эту эпопею с приездом мальчика-лесовика в пустые, казалось, бездушные степи. – Ответ на последний вопрос дает…
Катины сверкающие глаза. Юрка спустился в проход, где уже ждал Дима с двумя гитарами в обнимку. Пока победители прыгали, выбрасывая вверх руки, пританцовывали вокруг огромного призового торта, Юра еще раз пробежал пальцами по нотам, повторяющим голосовую партию.
– Я так люблю в час излунья… Влетать в твои окна6, – запел, запел глядя не в зал, а куда-то прочь, за стену, видя перед собой Ее глаза, глаза Мечты, снившейся еще там и тогда, в Пещерске в нОчи северного сияния – глаза Той, чей переливающийся потоком цветов шарф лентой шелка плыл во тьме спящего неба.
В зале отчаянно били в ладоши, выкрикивали «браво», самозваное учительское жюри в первом ряду переговаривалось, видимо, не решаясь одобрить пропетый уход от действительности в мистику, но…
Уже на выходе, где Наталья Васильевна похлопала его по плечу и слегка приобняла, – уже на выходе оглянулся на Катин оклик.
– Да, здравствуй. Не жди меня на выпускной, – отрезал тихо и с нажимом. – Возможно, я и с лицеистами не пойду. Миша возвращается из деревни, к вам хочет попасть, но соберемся всей «Мело», без девушек.
Он еще помнил, как поседел перед ним ребенок7. Теперь будет помнить, как сошел цвет с лица Кати.
– Прощай!
Зачем, почему…
Потому что мы не там, где нас ценят, а там, где нам свободней.
________
1 Из песни группы «Кино» «Генерал» с альбома «Начальник Камчатки»
2 Лента с окисью железа, обозначавшаяся Fe
3 Дословно – звук, понималось – стиль звучания аудионосителя или концепция звучания инструментов
4 Sega Mega Drive – игровая приставка
5 Аккорд, чаще всего неполный, взятый на верхних трех струнах
6 Из песни «Колыбельная для Марии» группы «Личная собственность»
7 См. главку «Не мы» повести «Юркины беды»
Блиц
«Привет! В шахматы играешь? Партейку? Блиц?!» – и представился Игорьком. Уселись друг против друга, перед самым учительским столом, – маленькая доска с дырочками, вставные малюсенькие фигурки. «Лошадью ходи, лошадью!» – просмеялся гигант со странной – болгарской, что ли? – фамилией Ночев. Юрка поморщился, но не высказал, что шутка звучала уже, скорее всего, несколько десятков миллионов раз по всей стране. А что болгарин здесь? Что удивительного? Вон на улице Первого Космонавта, местном «Бродвее», общага болгарская – девятиэтажка в несколько подъездов, а с торца дома панно: выложенное цветными битками лицо сварщика с поднятой маской. На газзаводе балканские наши братья проходили стажировку, одна нитка тянулась к общей советской трубе – далее к ним на родину и в Венгрию, Сербию. В городе говорили про общежитие – тот еще рассадник «сладкой» жизни, вокруг него как мотыльки роились отличавшиеся внешностью и природной хитростью девчушки, выраставшие в конченых стерв. Впрочем, была и романтика, были и свадьбы!1 Иначе откуда бы взялся этот парень со статью Конана-варвара?
Звонок. «Так блиц? Или потом доиграем?» – Игорек сам очкарик, только линзы у его «гляделок» совсем толстые. «А стОит? Ничья же светит. Три хода – и пАтовая ситуация2», – разулыбался Юрок, довольный тренировкой разума, подзастывшего на уроке химии. «Так я и не сомневался в твоих способностях! Как тебя Жереховский перед всеми похвалил! Дорогого стоит!» – а Юра уже и не гордился воспоминанием: закралось подозрение, что его рекомендовали как «чудика».
Блиц так блиц.
Оказалось, напрасно их пугали сложностью учебы в заведении при университете. Юра даже вспомнил деревенскую пору детства и рвался решить все задачи уроков скорее, скорее – вопросы заданий были увлекательной головоломкой, но строились по похожим правилам, и чаще всего надо было только хорошенько вспомнить, какую комбинацию аксиом и теорем применить в каком порядке. Кубик Рубика, подаренный Катей после известия о том, что Юрка и Лешка опять добились своего, опять достигли желаемой цели – сколько в нем было комбинаций цветных «узоров»! – но все они сводились в итоге к упорядоченному одноцветию граней. Выучившись «собирать» куб за 80 секунд, Юра потерял интерес к нему. Задачи математики и физики оказались немногим сложнее разбросанных по сторонам игрушки цветовых сочетаний. Но! Азарт!
Азарт, жажда прийти к цели первым – на них Юра продержался весь год, стараясь ничем не уступить ни сидевшему рядом за партой Алексею, ни занявшему место у окошка в первом ряду Игорьку.
Завуч вызвала.
– Данилов, присаживайтесь, разговор есть. Вы, как очевидно, сильны не только логикой, но и образным мышлением. Отмечают ваши сочинения, живые такие, ладно скроенные. Все это говорит о чем?
Юра пожал плечами, порозовев, наслаждаясь похвалами.
– Это говорит о том, что вы вполне можете стать изобретателем, рационализатором, сможете продвинуть инженерную мысль лаборатории какого-нибудь высокотехнологичного предприятия. Понимаете, о чем я?
– Пока нет, – осекся Юрка, начиная подозревать, что его опять втягивают то ли в кружок, то ли в орден самоотверженных умников.
– Не надо вам рваться в наш университет. Окончите лицейский курс с золотой медалью – зачисляетесь на любой факультет по вашему выбору и даже более того! Можете поехать поступать куда угодно. Даже если провалитесь на экзаменах, сможете вернуться и учиться дальше здесь, в нашей Ори.
– Медаль? Вряд ли… Я по химии и истории отстаю. Например. Не могу запомнить даты событий. То есть, что вот католики вырезали за ночь протестантов помню, а когда, и что непосредственно потом было… Никак.
– Вы не чувствуете линейности времени? – она вставила в блестящий черный мундштук сигарету, прикурила, прищурилась на его дрожавшие руки. Где-то когда-то похожее уже было…
– Нет! Не чувствую. Некоторые вчерашние вещи уже далеко, ни вспомнить, ни дотянуться, а некоторые прошлые – будто навсегда вчера. Как лабиринт. И его схема родилась с моим рождением. И в центре нечто такое, что означает «я сам». И это большее, и лучшее, что есть во мне.
– Стало быть, духовный поиск… Или клубок комплексов, не находишь? – она стряхивала пепел в чайное блюдце, а Юрке казалось – это от него, прямо с кожей сыплются пылающие стены лабиринта. – Не слышал «Стену» Пинк Флойд?
– Еще как «слышал»! «Хэй ю»3 моя любимая вещь.
– Может, стоит разрушить стену лабиринта, чтобы «Я сам» вышло на свободу? Тогда и будет ясно, что границы времен и событий действительно условны, и только Воля имеет значение.
– Я… – Юра поймал себя внезапно на том, что радостно задыхается, – я попробую!
– Всё в твоих руках. Возможно, и католики с протестантами совсем ни при чем!
И это возможно.
Так он и записал в дневнике под сегодняшней датой: «Возможно всё! Если только сломать границы условностей!»
Может, и азарт – лишь оттого, что хочется достичь вершины, где дышится в полную грудь?
***
После выпускного экзамена по русскому, сочинению на одну из четырех предложенных тем, его вызвали снова, на этот раз с вопросом – уверен ли, что хочет учиться в именно техническом вузе?
Почему нет? Замятин прекрасно строил ледоколы!
Запомнил навсегда – других отличников с претензией на медаль отправляли с заданной темой писать опус дома. Аж передернуло от такой «игры». Пересдавать выпускные контрольные по истории и химии, получившиеся на «четверки», наотрез отказался. And justice for all4!
Уезжать? Куда? А как же Мело? А как же песни группы, ведь готовились к репетициям уже в Центре творчества, а там и до выступления недалеко?
Женек Ночев, переигравший дома гостям Юре и Игорю все песни Розенбаума и Никольского, оглушавший высотой голоса и звоном аккордов, всё смеялся: «Юрец, ты кот! Кот, гуляющий сам по себе! Тебя ничем не вразумишь, пока сам на мысль не набредешь!». «И то еще будет сам с собой спорить, стоит ли продолжать путь, или новым заняться!» – поддакивал Игорек, переслушавший все записи песен Юрки на Димину музыку…
Пролетевший год – как блиц. Вся партия разыграна в пяток воспоминаний.
Пора выходить из лабиринта на вольный путь разума и волевого выбора.
Пора.
Апрель – май 2016 года
__________


