Дождь и другая музыка

Повесть

Кош

– Пото­му что глав­ное – не опыт пере­жи­ва­ния, когда ты бес­ко­неч­но чув­ству­ешь зано­во, дышишь почти все­гда одним и тем же воз­ду­хом, а опыт осо­зна­ния! Что ты понял, что уяс­нил для себя! Выво­ды, кото­рые сде­лал! Цен­но­сти, кото­рые обрёл! И вот потом уже – всё это, как звёзд­ная кар­та, как путь по жиз­ни и новый взгляд на встре­чен­ных на этом пути! Всё, закруг­ля­ем­ся, ребя­та!

Тусов­ке в част­ном доми­ке надо бы раз­бре­дать­ся – Ане спать пора, зав­тра экза­мен. Под­няв­шись на цыпоч­ки, она целу­ет Евге­ния, скло­нив­ше­го­ся над ней, в лож­бин­ку меж бро­вей. И ухо­дит. Оста­но­вись же, всё не так! Всё опять не так! Но она ухо­дит к лест­ни­це на вто­рой этаж.

– Постой, Жень! Ты же поедешь в Белую Степь? Может, на пару маши­ну пой­ма­ем? Отлич­но!

Позём­ка. Позём­ка и ярост­ные поры­вы вет­ра, брос­ки в гла­за льди­стой каши­цей.

– Евге­ний, очень при­ят­но. А это – Паша Паж. Всё Паш да Паш, вот и сло­жи­лось про­зви­ще.

– Лад­но хоть не Паш­ня. А то ведь так при­пе­ча­тать могут, вовек не отмо­ешь­ся. Эту жур­на­лист­ку, кото­рая у тебя интер­вью сего­дня бра­ла, зна­ешь же, как про­зва­ли? Ман­ти­ко­ра!

Весь вечер – джин-тоник всклад­чи­ну, вот и не чув­ству­ет­ся холод, вот и эти две дол­го­вя­зые фигу­ры в буран­ной кру­го­вер­ти то пятят­ся, то боч­ком-боч­ком про­тив вет­ра, то оста­нав­ли­ва­ют­ся поку­рить, зажи­гая сига­ре­ты под отво­ро­том кур­ток «Полюс» с огро­мен­ны­ми капю­шо­на­ми, в них и кри­чат друг дру­гу, сме­ясь над непо­го­дой.

Да знаю я эту бас­ню! При­шли на первую встре­чу подо­бия рок-клу­ба дев­чон­ки с дерз­ким пир­син­гом. «Как зовут? А тебя? Юля? Есть у нас одна Юля, хва­тит! Будешь Ман­ти­ко­ра! Пото­му что я так ска­за­ла!» – это Юля ДДТ, окре­стив­шая новень­кую, Юля, фанат­ка Шев­чу­ка настоль­ко, что… Кхм-кхм. Да мне что за дело – слу­хи! Мне непри­ят­но пере­ска­зы­вать, и всё.

– А к тебе, Женёк, до сих пор ни одна кли­ку­ха не при­лип­ла, как так?

Не знаю, идём, до Новой Побе­ды три дома, а там, может, и на послед­ний авто­бус успе­ем!

Им напра­во. Если сто­ять, как и они, на «Авиа­мо­тор­ной». А левее – пово­рот с «Аэро­бус­ной». Вот отту­да-то и выва­ли­ла тол­пёш­ка. Рас­хри­стан­ная, курт­ки и шубы нарас­паш­ку, жен­ский хохот, бутыл­ки в руках, и кто-то уже спо­ты­ка­ет­ся и шара­ха­ет­ся об огра­ду вполне дере­вен­ских таких доми­ков.

Выкл. Раз – и нет. Ветер «выкл». И над шеле­стом почти осев­ших под ноги сне­жи­нок голо­са весё­лой ком­па­нии: «Всё, до Новой сами дой­дут, бра­ту­хи. Назад, домой!» Вре­за­ясь в забор­чи­ки, обти­рая дос­ки и сет­ки, высо­кий, пле­чи­стый в свет­ло-корич­не­вой шуби­ще… Он, ещё пара про­сто­во­ло­сень­ких в при­та­лен­ных шуб­ках со спол­за­ю­щи­ми с воро­тов бело­снеж­ны­ми шаля­ми, и трое гло­тав­ших уже из гор­ла и орав­ших на без­молв­ную ули­цу что-то вро­де «Весь мир идёт на меня вой­ной»…

Паж от гне­ва толь­ко что не топ­нул:

– А зна­ешь, я ино­гда жалею, что Цой всё попу­ляр­нее ста­но­вит­ся. И такие вот его гор­ло­па­нят.

Евге­ний пожал пле­ча­ми:

– Может! Может, и его этим очер­ня­ют. А может, себя самих. Всё рав­но что по глав­ной ули­це в тру­сах, но с ико­ной… Стой! Если они тоже на оста­нов­ку, то не пой­дём. Пере­стра­хо­вать­ся не поме­ша­ет.

«Шуба» встал ров­но на месте, запро­ки­нул голо­ву в кри­сталь­но сия­ю­щее обси­ди­а­но­вое небо, ткнул паль­цем в Пояс Ори­о­на и заме­тил спра­ва от доро­ги две фигу­ры, пых­тев­шие дым­ком из-под непро­гляд­ных, обши­тых мехом наки­до­нов. «Не похо­жи на брат­ву», – про­каш­лял, пошат­нул­ся и зама­хал длин­ню­щи­ми рука­ва­ми, пыта­ясь усто­ять. Пяте­ро про­во­жа­тых пере­гля­ну­лись, самый моло­дой про­шеп­тал: «Сей­час, или боль­ше шан­са не будет! Бежим!» И прав­да, чуть ли не бегом пусти­лись в сто­ро­ну Новой Побе­ды. «Как… Поче­му… Бро­са­е­те… Вы? Вы?!» – про­кру­тил «Шуба» непо­слуш­ным язы­ком, уже падая. Что-то про­тив­но хруст­ну­ло и писк­ну­ло в затыл­ке. «Кто? Кто посмел меня зака­зать? – попы­тал­ся про­кри­чать. – Коше­лев я! Я – Коше­лев!» Но в чёр­ной про­зрач­но­сти про­ши­пе­лись толь­ко зву­ки «Ко-шель».

– Кошель! – Паж вце­пил­ся дру­гу в пле­чо. – Кошель, Женя, Кошель!

– Да, я тоже слы­шал. Сей­час най­дем его коше­лёк!

– Ты вооб­ще, о чём? Ты не зна­ешь, кто такой Кошель? – но это было излишне. Евге­ний уже тряс упав­ше­го за пле­чо:

– Вы уда­ри­лись? Встать може­те? – и на стон «убью-у-у‑у… Коше-е-ель» отве­тил:

– Да вот же он, вот, под коле­ном у вас! Ну-ну, не надо меня отшвы­ри­вать, ну хоро­шо, бери­те сами!

– Паси­па! – про­си­пе­ла бес­фор­мен­ная куча кожи и меха.

– Паш, ты чего? – Женя отки­нул тка­не­вый полог с глаз, гля­нул на сто­яв­шую рядом фигу­ру, при­жав­шую ладонь к серд­цу. – Ты теперь пио­нер? Кля­нёшь­ся в вер­но­сти?

– А? Бумаж­ник его нашел­ся? Вот и отлич­но! Что делать хочешь? – Паж вер­тел­ся, огля­ды­ва­ясь по сто­ро­нам, выбе­жал на доро­гу, буд­то пыта­ясь загля­нуть за пово­рот. Ни-ко-го-шень-ки. – Тихо!

Ска­зал и замер, воткнув палец небес­но­му охот­ни­ку в пле­чо:

– Мёрт­во, пред­став­ля­ешь?

Женя тряс лежав­ше­го:

– Нель­зя вам тут валять­ся на таком холо­де! Вижу, что шуба. Так вы бы запах­ну­лись хоть!

– Заячий тулуп­чик, – про­бор­мо­тал Паша, уже подо­шед­ший, но не каса­ю­щий­ся, хотя Евге­ний, под­хва­тив пья­но­го под пле­чо, буб­нил: «Под­ни­май­тесь… Под­ни­май­тесь… Помо­гай, не стой!»

– Заячий тулуп­чик, гово­рю. Толь­ко вот не пом­ню, отку­да это. Изви­ни­те Бога ради, как вас? Лев? Лев?!

– Лев. Вам ждать на моро­зе, или ско­рее в теп­ло? А живё­те вы где? Паж, давай, выпол­няй свою обя­зан­ность, при­под­ни­май под то пле­чо и пота­щи­ли.

– Нет! – рявк­нул Коше­лев и озло­бил­ся: – Хамит!

Евге­ний тащил тушу, стис­нув зубы и про­кли­ная рокер­скую худо­бу и лег­ко­вес­ность – пья­ный так и норо­вил зава­лить­ся на него боком, сбить с ног.

Павел мол­чал.

Женёк каким-то внут­рен­ним вни­ма­ни­ем услы­шал себя со сто­ро­ны – тара­то­рил и бала­бо­лил, уго­ва­ри­вая обес­си­лев­ше­го потер­петь, не отклю­чать­ся, нет, дети не ждут, нет детей? Жаль, навер­ное, жаль, хотя, если поду­мать, не падать, не падать!

Вдруг Женю затряс­ло – и моро­зи­ще, и пере­тас­ки­вать это­го шубей­но­го, еле дви­жем­ся, до Турец­кой почти квар­тал… Схва­тив себя за запястье, сжав до боли:

– А вы слу­жи­ли, Лев? Были в армии? Даже в Аф-га-не? Встать, сол­дат! Духи появят­ся в любой момент!

Коше­лев заша­тал­ся, рас­ки­нув руки, балан­си­руя. Шатал­ся, но усто­ял.

Из тьмы выехал «коро­бок».

Коше­лев поло­жил это­му соп­ли­во­му наха­лу левую на пле­чо, пра­вой выудил из кар­ма­на «Маль­бо­ро», а вот и блес­ну­ла в лун­ном луче позо­ло­чен­ная «Зип­по», клик!

Коро­бок при­тор­ма­жи­вал, при­тор­ма­жи­вал, под­ка­ты­вал­ся, шур­ша шина­ми, полу­от­кры­лось окош­ко води­те­ля…

– Доб­рой ночи, здрав­ствуй­те, мы папу из гостей домой ведем, нам вот до Турец­кой пару минут оста­лось, и там наш дом! – про­улы­бал­ся Евге­ний Дождин, сту­дент пято­го кур­са, буду­щий про­грам­мист, а пока гита­рист-почти-вир­ту­оз. Да. Как Салье­ри. Музы­ка, разъ­ятая на чис­ла.

Окош­ко мед­лен­но при­кры­лось, и с нарас­та­ю­щим шумом дви­га­те­ля пат­руль­ная маши­на ука­ти­ла прочь от лужиц лун­но­го све­та.

– Что-то на мен­тов они не очень похо­жи, – про­шеп­тал Паж.

– Спа­си­бо, друг! – Коше­лев с раз­ма­ху хло­быст­нул ладо­ни­щей по паль­цам очка­ри­ку с зачех­лён­ной гита­рой за спи­ной. Женёк помор­щил­ся, но ска­зать ниче­го не успел, пото­му что:

– Вон, меня встре­чать бегут. Всё, паца­ны, най­ду вас, если что! Но ты учти – хамишь стар­шим, хамишь!

Шага­ли по Турец­кой в центр, к рын­ку и авто­бус­но­му коль­цу, шага­ли мол­ча. Впро­чем:

– Что ты там про тулуп, я не понял? – но всё рав­но Евге­ний думал, при­е­хать зав­тра на Аннуш­кин экза­мен, что­бы зна­ла – он здесь, рядом? Да, думал о чём-то сво­ём. А, вот:

– У меня в шко­ле было про­зви­ще. Было. Салье­ри. Не мог запом­нить, на какой линии какая нота. В циф­ры их пере­пи­сы­вал.

– Понят­но, – про­бор­мо­тал Паж. – Всё рав­но, это тебе не при­служ­ка какой-то… Да и чёрт с ними, с кли­ку­ха­ми. Ино­гда не пой­мёшь, за что дают…

***

Она бро­си­лась Жень­ку на шею и цело­ва­ла, раз­ма­зы­вая в пят­на слё­зы, тушь и пома­ду.

– Что слу­чи­лось? – отстра­нил­ся он.

В рекре­а­ции, на виду у всех здесь и иду­щих в хол­ле?

– Ты читал утрен­нюю газе­ту? Нет?! На!

«7 янва­ря 1995 года. Око­ло полу­но­чи на оста­нов­ке «Авиа­мо­тор­ная», что на про­спек­те Новой Побе­ды, были застре­ле­ны из авто­ма­ти­че­ско­го ору­жия с глу­ши­те­лем трое муж­чин и две жен­щи­ны. Непо­да­ле­ку был бро­шен коше­лек. В нем нашли трид­цать моне­ток. Один из жите­лей мно­го­квар­тир­но­го дома рядом с оста­нов­кой утвер­жда­ет, что стре­ля­ли из маши­ны мили­ции с выклю­чен­ны­ми мигал­ка­ми. Из неофи­ци­аль­ных источ­ни­ков извест­но, что уби­тые вхо­ди­ли в близ­кий круг обще­ния авто­ри­тет­но­го пред­при­ни­ма­те­ля Коше­ле­ва».

Салье­ри под­толк­нул веч­но соскаль­зы­ва­ю­щие очки. Огля­дел гомо­ня­щих сту­ден­тов.

– Ну всё, ласточ­ка, давай на экза­мен, давай! А то потом ска­жут – вот чело­век, кото­рый не знал! Не надо нам тако­го сча­стья.

Я буду знать.

Я буду.

Я.

Rising Sun

Дом на «Авиа­мо­тор­ной» доволь­но быст­ро про­сла­вил­ся как «Дом вос­хо­дя­ще­го солн­ца» – здесь были и удар­ная уста­нов­ка, и мик­ше­ры, пара усил­ков и ком­би­ков для гитар, мик­ро­фо­ны; была про­стор­ная кух­ня, гости при­но­си­ли, у кого на что хва­та­ло сти­пен­дии; и да, пент­ха­ус – вто­рой этаж, где зави­са­ли ино­гда на два-три дня влюб­лён­ные, – а у детей солн­ца и цве­тов любовь частень­ко быва­ла вне­зап­ной и непред­ска­зу­е­мой…

Аня подо­шла, тро­ну­ла за кон­чик носа, и… Чуть при­под­няв­шись на носоч­ках, плав­но опу­сти­ла бёд­ра на его коле­ни. В голо­ву вда­рил фон­тан, залил всё, вис­ки рас­пи­ра­ло. Евге­ний зады­шал тяже­ло, впи­ты­вая запах каш­та­но­вых волос, запах ее выдо­хов, при­лив­ших к его гла­зам. Их руки дро­жа­ли, но! Это всё. Боль­ше ниче­го. Она всё отво­ди­ла голо­ву при при­бли­же­нии поце­луя.

– Не сего­дня! Сего­дня мы при­зы­ва­ем дождь нот в пусты­ню, не забыл? – про­шеп­та­ла, кос­нув­шись его тре­тье­го гла­за мра­мор­ным лоби­ком. – Ну ты гита­ру рас­чех­лишь?

Удар­ник уже ждал, про­ве­ряя звук све­же­на­тя­ну­то­го пла­сти­ка на «боч­ке», педаль рабо­та­ла, пом-пом-пом, пом-пом… Хло­пал кито­вым хво­стом бас. Аня под­стро­и­ла на мик­ше­ре руч­ки-кру­тил­ки кана­ла для мик­ро­фо­на, напе­вая то тише, то чуть гром­че.

Евге­ний под­клю­чил шнур. Гнез­до-мама, ште­кер-папа, педаль коро­боч­ки с эффек­та­ми. Тро­нул стру­ну. Трон!ул…

***

– Как хочешь эту вещь назвать? – Ман­ти высво­бо­ди­лась от настыр­ных объ­я­тий даже ей мало извест­но­го тусов­щи­ка, запи­са­ла ещё что-то в блок­нот и замер­ла, ожи­дая, ожи­дая, ожи­дая…

– «Трон све­та».

– Зря, – засо­би­ра­лась, скла­ды­вая деви­чьи при­чин­да­лы в рюк­зак. – Сей­час в Евро­пе в моде мело­дич­ный блэк-метал. Ты бы всех заткнул за рем­ни с клёп­ка­ми. Чем? Да сво­ей тех­ни­кой испол­не­ния и гар­мо­ни­я­ми. Был бы геро­ем наше­го вре­ме­ни – про­вин­ци­аль­ный вир­ту­оз, про­рвав­ший­ся за кор­дон. А так… Оче­ред­ной свет­ля­чок.

– Не слу­шай её! – скри­вил­ся басист со стран­ной фами­ли­ей Мло­дых, дождав­шись, пока точё­ная фигур­ка жур­на­лист­ки про­плы­вёт за окна­ми и исчез­нет за бах­нув­шей желез­ной створ­кой ворот. – Надо быть собой! Все­гда!

– Мне это непо­нят­но, и не хочу пони­мать, – Евге­ний про­ве­рил запис­ную книж­ку – что ещё в пла­нах на вечер? – Сего­дня я дежу­рю?

Мло­дых поко­пал­ся в орга­най­зе­ре:

– Ты. Изви­ни, но напом­ню ещё раз: Сер­ге­и­чу, сосе­ду мое­му, боль­ше ника­ких напит­ков и заку­сок в долг, и что бы он там ни зали­вал про «шины Мло­ды­ху зало­жил», не верь! Хва­тит дар­мо­едов кор­мить.

Вме­сто объ­я­тий на про­ща­ние креп­ко погла­дил Аню по пле­чу, слов­но сбра­сы­вая неви­ди­мый груз…

***

…А дежу­рил в мага­зине Мло­ды­ха «Ага­та-Сар­мат» ноч­ным дирек­то­ром, отпу­ги­вая желав­ших попро­бо­вать зам­ки на проч­ность, при­вле­кая заси­дев­ших­ся с гостя­ми вплоть до само­го утра, до при­ез­да маши­ны со све­жей выпеч­кой. Бабуш­ки под­тя­ги­ва­лись за хле­бом и бул­ка­ми к откры­тию, к теп­лым хруст­ким короч­кам…

Но это будет вслед за солн­цем, рыжим зрач­ком, а сей­час мик­ро­рай­он почти весь укла­ды­ва­ет­ся спать, толь­ко отъ­яв­лен­ные полу­ноч­ни­ки посту­ки­ва­ют в окош­ко непро­ши­ба­е­мой две­ри: «Спрайт», саха­рок, «Кэмел», а вот «При­мы» пять пачек, вот бан­ку кофе «Гранд», и вот «При­вет, не спишь?»

Вика Без­жа­ро­ва. Мини­а­тюр­ная, слов­но из але­баст­ра высе­чен­ная, с озё­ра­ми чуть рас­ко­сых гла­зищ. Кто-то пустил слух, что голу­бых кро­вей девоч­ка теперь, и без того счи­тав­ша­я­ся стран­ной, ста­ла вос­при­ни­мать­ся совсем того, из ино­ми­рья.

Она при­хо­ди­ла в тре­тий раз, с гро­мад­ной аку­сти­че­ской гита­рой, напе­ва­ла тон­чай­шим голос­ком роман­сы, что-то из Вер­тин­ско­го. Женя, под­клю­чив гита­ру к пере­нос­но­му маг­ни­то­фо­ну, импро­ви­зи­ро­вал, ино­гда под­ска­зы­вал мело­ди­ей соло, как луч­ше выстро­ить вокаль­ную пар­тию.

– Ты пер­вый не кида­ешь­ся тащить меня в постель, – тлел ого­нёк дам­ских сига­ре­ток.

– Если откро­вен­но – не отка­зал­ся бы, – под­ли­вал «Иза­бел­лу» из паке­та.

– Пить из одно­го бока­ла – в этом что-то есть. Встав­лю в пес­ню, ты не про­тив? – при­глу­шён­ный пере­бор струн.

– Как хочешь!

– Как я хочу… Спа­си­бо, щед­рый пода­рок! – а ему сво­ди­ло тело судо­ро­гой: впи­ты­вать изли­вы её фигу­ры и лёг­кую исто­му лица.

– Быть собой? – про­шеп­тал неслыш­но. – И взять её, сло­мав сво­ей искрен­но­стью её дове­рие? Вла­деть собой и не рас­пус­кать­ся – а это не от себя ли? Как вы объ­яс­ни­те про­ти­во­ре­чие, мистер Мло­дых?

Мло­дых, тёз­ка, выслу­шав наут­ро, сдер­жи­вал улыб­ку, но вдруг про­рва­лось:

– Ну лопух же ты, лопух! Ниче­го в бабах не пони­ма­ешь!

– То-то и оно, что она не баба! Да тро­нуть её – всё рав­но что ребён­ка оби­деть!

Утро, утро, а в ночь… Она ведь оста­лась ноче­вать, и Женя слы­шал в тем­но­те отча­ян­ный стук её серд­ца, слов­но уже в клет­ку гру­ди билось – тук-тук. И что-то стро­ну­ло его с места, сел, заку­рил и осто­рож­но погла­дил почти ребён­ка по голо­вуш­ке. Чуть не засме­ял­ся – она мгно­вен­но про­ва­ли­лась в сон и что-то вино­ва­то буб­ни­ла, слов­но оправ­ды­ва­ясь…

Мло­дых попы­тал­ся при­ка­зать ему прий­ти. Ха. Ну попыт­ка не пыт­ка. При­гла­сил. При­гла­сил попить вод­ки и пого­во­рить по душам. Слов­но кто-то шеп­нул: «Отказ – к войне. Оно тебе надо?»

***

При­шёл и пил. Пил и гово­ри­ли. Гово­ри­лось, напри­мер:

– Ты хочешь гото­вить кон­церт­ную про­грам­му, а я устал, устал зави­сеть от раз­дол­ба­ев! То на репе­ти­ции не ходят, то в день выступ­ле­ния не явля­ют­ся аппа­рат гру­зить для пере­воз­ки, то вдруг денег нет за арен­ду базы пла­тить! Хва­тит это­го псев­до­ро­ко­во­го нищен­ства! – и Мло­дых, раз­да­вив один оку­рок, при­ни­мал­ся за новую сига­ре­ту, нака­чи­ва­ясь, нагне­тая…

– Ты про­тив это­го соста­ва груп­пы или хочешь финан­си­ро­ва­ние искать?

– Да! Поедем к хозя­и­ну сети «Сар­мат». Если помо­жет с запи­сью на сту­дии – даёшь музы­ку! Нет? К чёр­ту всё тогда!

Что-то стро­ну­лось вокруг, в ушах зазве­не­ло, мир поплыл. Мло­дых жеста­ми отча­ян­но пояс­нял план. Дождин слов­но уви­дел его в пер­вый раз, и какие-то неви­ди­мые нити вдруг про­сту­пи­ли на лице, буд­то нер­вы обна­жи­лись, и Дождин:

– А вот сей­час и выяс­ним, кто тут на самом деле Салье­ри! Слу­шай, Млод, а может, про­бле­ма вся во мне?

Тёз­ка пря­мо хохо­тал, ладо­ня­ми сти­рая со щёк и век слё­зы. И вдруг! По сто­лу грох!

– Хоро­шо, день откро­ве­ний – так пусть! Let it be, и никак ина­че!

Он кри­чал, раз­ма­хи­вая рука­ми и беше­но топая пра­вой ногой, буд­то Дожди­на раз­да­вить пытал­ся:

– Ты убий­ца! Ты уби­ва­ешь во мне музы­кан­та! Я думал – я Гита­рист, Ком­по­зи­тор, с боль­ших букв всё, а тут ты! Дождин, Дождин, Дождин, Дождин зимой и летом одним цве­том, Вир­ту­оз Всея Ори! Чего гла­за выта­ра­щил? Как мне-то быть! Как мне жить даль­ше?

Евге­ний пома­хал перед гла­за­ми, раз­го­няя роив­ши­е­ся чёр­ные пят­на, и по сто­лу сам – хлоп!

– Ты талант­ли­вый орга­ни­за­тор! Сколь­ко кон­цер­тов про­вёл! А запись ребя­там выби­вал! Да, ты шило в… в этой… в зад­ни­це, изви­ни! Тебе бы кон­церт­ное агент­ство открыть. Про­дю­се­ром стать. Это твоё! А музы­ка…

– Ну вот и всё! А про музы­ку забудь? При­пе­ча­тал!

– Не-е‑е… Музы­ка либо с тобой, как луч­ший друг, либо так! Хоб­бо-боб­бо! Всё, хорош пси­хо­вать! Когда к тво­е­му Сар­ма­ту едем? Я в мага­зине зано­чую, что­бы пред­ков не пугать, лад­но?

Толь­ко чёр­ные пят­на не отста­ва­ли. Евге­ний отма­хи­вал­ся, вздра­ги­вал: «Кто выпу­стил этих пчёл?» – но всё же рас­смот­рел через них Аню в изящ­ном вечер­нем пла­тье, сидев­шую на крыль­це «Ага­ты».

– Дож­дик, солн­це моё, это что всё зна­чит? Мы же в филар­мо­нию на Зин­чу­ка соби­ра­лись?

Дождь глу­по улыб­нул­ся, рас­ки­нул руки, обхва­тил неви­ди­мое дере­во и рух­нул вме­сте с ним, взды­мая кор­ни в небо.

Острое

Диа­гноз был прост и поня­тен – острое алко­голь­ное отрав­ле­ние. Мло­дых купил пар­тию вод­ки невесть у кого, дове­рив­шись реко­мен­да­ци­ям парт­нё­ров по «Сар­ма­ту» – без сер­ти­фи­ка­тов, без соб­ствен­ной про­вер­ки. Отец Евге­ния рвал и метал, пыта­ясь запре­тить рабо­ту в мага­зине и вооб­ще «всю эту воз­ню с гитар­ка­ми».

Едва Женю выпи­са­ли из город­ской кли­ни­че­ской, тёз­ка на недав­но куп­лен­ной «шестёр­ке» помчал их в инду­стри­аль­ный рай­он, где в опу­стев­ших цехах совет­ских про­из­водств раз­во­ра­чи­ва­ли офи­сы биз­нес-про­ек­ты. «Сар­мат» обос­но­вал­ся в кор­пу­се разо­рив­ше­го­ся после при­ва­ти­за­ции под­раз­де­ле­ния сбор­ки област­но­го элек­трон­но-мон­таж­но­го заво­ди­ка.

Шли гул­ким кори­до­ром. Шли мимо отде­лов и отде­ле­ний. Шли под едки­ми взгля­да­ми выря­жен­ных в спор­тив­ное и клас­си­ку: «Нефор­ма­лы, что ли? Оде­ты-то как!». Перед каби­не­том хозя­и­на каме­не­ли жлоб­ско­го вида кач­ки. В открыв­шу­ю­ся дверь уви­де­ли длин­ный стол с ряда­ми стуль­цев без спи­нок – не рас­слаб­лять­ся.

– Ты кого при­вёл? – заорал хозя­ин каби­не­та. – Кого ты при­та­щил сюда, бол­ван?

– Не пони­маю, что не так? – раз­вёл рука­ми Мло­дых.

– Смер­ти моей хочешь? – Сар­мат орал так, что охран­ник загля­нул – что за ад тво­рит­ся? – Вый­ди­те, моло­дой чело­век, я с вашим люби­те­лем «Ага­ты» с гла­зу на глаз пого­во­рить хочу.

Дождин закры­вал за собой дверь, когда запи­ли­кал теле­фон-ком­му­та­тор. Обыч­ная такая девуш­ка, без изыс­ков и пре­тен­зий на исклю­чи­тель­ность мет­ну­лась в каби­нет:

– Вас! Сроч­но! Сам!

Евге­ний успел услы­шать через закры­ва­ю­щу­ю­ся дверь:

– Дово­лен? Добил­ся сво­е­го?

Минут через пять Мло­дых вышел со скорб­ной миной. Пока шество­ва­ли обрат­но мимо тех же фигур и лиц, толь­ко теперь подав­лен­но-заис­ки­ва­ю­щих, роб­ко улы­ба­ю­щих­ся, Дождин успел раз восемь спро­сить: «Что в ито­ге? Резуль­тат какой? Чего достиг?» Мло­дых обры­вал: «Узна­ешь! Подо­жди, вый­дем!» – и вдруг не выдер­жал мас­ка­ра­да, рас­сме­ял­ся: «Тер­пе­ние, дру­жи­ще, тер­пе­ние!»

– Адми­ни­стра­ция горо­да опла­тит запись. Let’s get some rock’n’roll! В лицо запом­нил кого-нибудь? Будешь теперь сюда выруч­ку отво­зить. Сам, сво­им ходом, а как ещё?

Дождин рас­те­рял­ся. Ведь Мло­дых такое дело сде­лал, как теперь пере­чить? Но и согла­шать­ся – уни­жать себя, да и под­став­лять­ся под воз­мож­ный удар, вполне веро­ят­ное в это безум­ное вре­мя напа­де­ние…

Мло­дых еще и на засе­да­ние коми­те­та по борь­бе с моло­де­жью… ой! По делам! Конеч­но, по делам моло­де­жи… при­та­щил Дожди­на. Коми­тет­чи­ки пря­та­ли гла­за, мялись, но все жё поста­но­ви­ли про­ве­сти рок-фести­валь.

– Ты мой талис­ман! – про­сме­ял­ся Мло­дых в курил­ке горад­ми­ни­стра­ции, не обра­щая вни­ма­ния на чинов­ных окру­жа­ю­щих. – Чело­век-уда­ча!

Дождин про­мол­чал. При чём тут он, так и не понял. Да и не было жела­ния отвле­кать­ся от внут­рен­ней рабо­ты – в созна­нии рои­лись ноты, буд­то свет­ляч­ки взле­та­ли то выше, то ниже. Дождин запо­ми­нал при­ду­ман­ную пар­тию как рису­нок, выстра­и­вал иллю­стри­ро­ван­ную сим­фо­нию све­та. Ино­гда часа­ми ломал голо­ву над несколь­ки­ми нота­ми, про­буя зву­ча­ние не толь­ко на гар­мо­нич­ность, но и на вызы­ва­е­мую соче­та­ни­ем зву­ков эйфо­рию… Салье­ри. Вот тебе и Салье­ри!

Мло­дых при­вел на запись вме­сто себя джа­зо­во­го баси­ста. Дождин не ска­зал ниче­го. Заме­тил толь­ко, как поблед­нел тёз­ка, не услы­шав­ший ни еди­но­го воз­ра­же­ния…

***

Отз­ве­не­ла послед­няя нота. Аня, гля­дя куда-то вглубь себя, поло­жи­ла ладо­ни на гор­ло – не веря, что толь­ко что выпе­ла ТАК.

– Ну вы ото­жгли, ребя­та! – зву­ко­опе­ра­тор пома­хал над голо­вой кас­се­той для циф­ро­во­го маг­ни­то­фо­на, сам тоже не веря, что чудо здесь, пой­ма­но в сил­ки тех­ни­ки, если не навсе­гда, то очень надол­го. – Зав­тра зай­мём­ся сведе́нием, у вас два дня на рабо­ту.

И поло­жил кас­се­ту в сейф. В сейф!

Мло­дых хлоп­нул Дожди­на по пле­чу:

– Гово­рил же – будь собой! И всё полу­чи­лось!

– Нет! – ответ был резок. – Слов­но со мной было что-то луч­шее меня, выс­шее, чем я.

– А вот это уже серьёз­но… Реб­цы, зав­тра отды­ха­е­те! Мы сами спра­вим­ся, в два Жень­ка! Что? Ты же гово­рил «стань про­дю­се­ром»!

Аня смот­ре­ла так вни­ма­тель­но, Аня жда­ла…

– Анют, луч­ше зай­мись экза­ме­на­ми. Мы сами све­дём.

Толь­ко пока­ча­ла пре­крас­ной голо­вуш­кой, не обмол­вив­шись ни сло­вом.

– Ну пока, пар­ни! Удач­но вам всё дове­сти до ума! – джа­зист исчез в кори­до­ре, буд­то рас­тво­рив­шись в про­хлад­ном воз­ду­хе, утя­нув за собой удар­ни­ка.

Женя – Аня – Женя.

Дождин взве­ши­вал сло­ва – вче­ра Мло­дых после пятой рюм­ки опять раз­от­кро­вен­ни­чал­ся:

– Что ты тянешь с ней? Вся тусов­ка зна­ет, что вы не спи­те. Будешь тор­мо­зить – я её сво­ей любов­ни­цей сде­лаю. Что? Не мно­го тебе будет – с дво­и­ми жить? Да, знаю. Весь рай­он гово­рит – к тебе ноча­ми ходит одна и та же!

Ане достал­ся поце­луй в висок.

Ночью опять при­дёт Мари­на, это точ­но. Друг у неё в сосед­нем доме живёт, дни-то напро­лет вме­сте, а ночью…

Итак, Мари­на…

Морская

Итак, Мари­на!

Мари­на игра­ет в тра­ур по умер­шей люб­ви, Мари­на все­гда в чёр­ном – и этот её напульс­ник с шипа­ми поверх све­жих шра­мов на венах на левой. Пол­го­да как рас­ста­лись. Месяц как она при­хо­дит к нему по ночам и рас­ска­зы­ва­ет обо всех сво­их дру­зьях.

Нет, Дождин дав­но понял, что она давит на рев­ность, что­бы при­брал её к рукам, чув­ствуя себя пер­вым сре­ди избран­ных ею. Понял и то, что она про­сто тра­вит его, наме­кая: «ты не весь мир, есть мас­са дру­гих». Понял, но всё так же улы­бал­ся и гла­дил её по затыл­ку после оче­ред­ной бур­ной изме­ны Ане. Впро­чем, изме­ны ли? Ведь так и не было послед­ней откро­вен­но­сти с несо­вер­шен­но­лет­ней.

Без­жа­ро­ва обхо­ди­ла теперь «Ага­ту-Сар­мат» за пол­квар­та­ла. Слу­чай­но столк­ну­лись на оста­нов­ке, и:

– Я слы­ша­ла, жена к тебе вер­ну­лась? Что с тобой?

Да ниче­го. Про­сто позе­ле­нел. Про­сто: «Кто к кому вер­нул­ся…»

– Пред­став­ля­ешь, два часа пеш­ком по казах­ской пустыне с рюк­за­ком, наби­тым ство­ла­ми! – Мари­на сама же и удив­ля­лась толь­ко что ска­зан­но­му. Евге­ний даже не пытал­ся оста­нав­ли­вать и пере­спра­ши­вать – она так и плы­ла в пото­ке речи, то ли в яви, то ли в фан­та­зии…

– Теперь мне выру­чен­ных денег на год хва­тит, если не рос­ко­ше­ство­вать.

А Дождин и не спо­рил, ведь оче­вид­но же, что для неё цен­но. Неваж­но, ЧТО дела­ла. Важ­но, С КЕМ. Или БЕЗ КОГО. И это, зна­е­те ли, льсти­ло…

– А мы запись све­ли!

– Да, я чита­ла в газе­тах. И на джаз-кон­курс выдви­ну­лись?

– Ну да, теперь дума­ем, как в сто­лич­ные клу­бы демо разо­слать.

Вооб­ще, рас­ска­зы о насто­я­щем и не тер­пя­щем отла­га­тельств – не его конёк. Весь в себе, при­зна­ки мира, сосло­вия и касты – не к нему. И у Ани ведь прак­ти­че­ски не было тек­стов – вокаль­ная пар­тия, соло голо­са под гитар­ные риф­фы, сме­няв­шие инстру­мен­таль­ную часть…

Вах­тёр обще­жи­тия гро­ха­ла во внут­рен­нюю дверь:

– Ага­та! К теле­фо­ну!

– Здрав­ствуй­те, этот номер ука­зан как кон­такт­ный, Ага­та-Сар­мат, не оши­ба­ем­ся? Мы бы хоте­ли при­гла­сить вас на три выступ­ле­ния в нашем клу­бе. Вы на неде­ле подъ­е­хать смо­же­те? Москва? При­го­род? Область? Южный Ура-а-ал… – и «мы ждем», и «наде­ем­ся на ваш при­езд», и «когда вас встре­тить». Жень­ка рас­те­рян­но улы­бал­ся, пока­зы­вая Мло­ды­ху листок с теле­фо­на­ми отклик­нув­ших­ся на демо-кас­се­ту.

Мло­дых курил и курил, ходил кру­га­ми по залу, сво­бод­но­му от поку­па­те­лей, – глу­бо­кая ночь. Мари­на, устав отби­вать ладо­ши, замер­ла, гля­дя на нерв­но­го глав­но­го, – над кем? Дождин на про­грам­ми­ру­е­мом каль­ку­ля­то­ре высчи­ты­вал затра­ты на поезд­ку и про­жи­ва­ние в сто­лич­ной кру­го­вер­ти. Мло­дых…

– Нет. Я не поеду. И в «Сар­ма­те» не думай упо­мя­нуть, что я в груп­пе басил. Что бара­бан­щик наш ска­зал?

– «Мне нужен кофе по утрам и горя­чий борщ на обед, не гово­ря о еже­днев­ном душе», – дослов­но.

– Езжай один. Сес­си­он­ных музы­кан­тов там сам набе­решь.

– Ты не понял. Ждут НАС. Нас – как мы есть сей­час. С наши­ми аран­жи­ров­ка­ми и нашим саун­дом.

– Тогда никто нику­да не едет. Я думал, тебя сра­зу вызо­вут, тебя, само­го.

– Дай вод­ки в счёт зар­пла­ты.

То ли празд­ник при­зна­ния гото­вым к туру по сто­ли­це, то ли помин­ки по груп­пе «Мир при­ду­ман»… Дождин долил в стоп­ку томат­ный сок. Чок! Мари­на-таки донес­ла до губ, не рас­плес­кав, дол­го отма­хи­ва­лась от жгу­че­го при­вку­са и вдруг зашлась в сле­зах, вто­ря маг­ни­то­фо­ну:

– Я хочу быть с тобой¹, как ты не пони­ма­ешь! Ты – жизнь, ты – дом!

«В кото­ром мож­но так спо­кой­но гадить», – про­шеп­тал неудав­ший­ся гастро­лер. Но это про себя, а в яви… «Спи, я знаю, как ста­вить часы»², – напел и поце­ло­вал в лоб изящ­ное созда­ние из мор­ской пены.

Теперь оче­редь Ани пере­оде­вать­ся в чёр­ное.

Пото­му что томить­ся ещё два года – это­го, к сожа­ле­нию, он выне­сти уже не мог.

Есте­ство, зна­е­те ли.

Тем более плав­но пере­те­ка­ю­щее нака­лом стра­стей в искус­ство…

________

¹ Песня группы «Наутилус Помпилиус»

² Строка из песни Виктора Цоя «Верь мне»

За чё ты?

Дождин ещё на тре­тьем кур­се съе­хал на трой­ки, пере­став запо­ми­нать фор­му­лы, син­так­сис ком­пью­тер­ных язы­ков и дока­за­тель­ства тео­рем выс­шей мате­ма­ти­ки. Но стран­ное дело – вдруг что-то изме­ни­лось в ходе учё­бы. Пре­по­да­ва­те­ли ста­ли пре­ду­пре­ди­тель­ны, спо­кой­но отно­си­лись к про­гу­лам и невы­пол­нен­ным домаш­ним зада­ни­ям. Чуде­са, да и толь­ко!

А за кур­со­вой про­ект он вооб­ще отхва­тил пятер­ки – и за пре­одо­ле­ние слож­но­сти зада­ния, и за ори­ги­наль­ность реше­ния, и за лако­низм про­грамм­ных строк. На пере­ме­нах выхо­дил курить в фойе учеб­но­го кор­пу­са, при­са­жи­вал­ся на кор­точ­ки, отстре­ли­вал пепел сред­ним паль­цем. Гигант Начев в шут­ку вдав­ли­вал его в пол, сжи­мая макуш­ку, и сме­ял­ся:

– Дождин, ты же у нас скотт! Скот, гуля­ю­щий сам по себе! Само­лёт! Если ты начал пони­мать, о чём я! Не, гля­жу, не понял.

Рус­ский немец Хар­цер сбра­сы­вал руку наха­ла с голо­вы отмал­чи­ва­ю­ще­го­ся Дожди­на:

– Не прав ты! Про­сто у него нет спо­соб­но­сти к язы­кам! Алго­рит­мы пони­ма­ет и созда­ёт луч­ше всех, а кон­крет­ные сло­ва пута­ет. Я его про­грам­му на сту­ден­че­ской олим­пиа­де про­ве­рял. Стро­ка из одно­го язы­ка, а напи­са­ние из дру­го­го.

– Я вооб­ще не пони­маю, о чём вы! Какие язы­ки? По англий­ско­му у меня пятёр­ки за вне­про­грамм­ное чте­ние. «Пас­каль», «Фор­тран»¹ – к ним надо, что ли, ещё осо­бые спо­соб­но­сти иметь?

– Дей­стви­тель­но не пони­ма­ешь!

– Неве­же­ствен­ный!

– Чело­век, кото­рый не зна­ет!

– Да что вам надо от меня? – бесил­ся Евген, и впрямь пере­ста­вая пони­мать одно­класс­ни­ков, к тому же обме­ни­вав­ших­ся каки­ми-то жести­ка­ми. Вот их он заме­тил не так дав­но.

– Да ниче­го. Про­сто чело­век ты хоро­ший, талант­ли­вый, но к жиз­ни совсем не при­спо­соб­лен!

– Отвянь­те уже! – и Женя брёл на лек­цию – на них ему поче­му-то луч­ше все­го уда­ва­лось сосре­до­то­чить­ся на напи­са­нии мело­дии. В одной тет­рад­ке кон­спек­ти­ро­вал пре­по­да, в дру­гой тут же писал стран­ные строч­ки – соб­ствен­но­го изоб­ре­те­ния код, код музы­ки – пар­тий и задум­ки аран­жи­ро­вок…

Мари­на при­хо­ди­ла пря­мо на заня­тия, при­от­кры­ва­ла две­ри:

– Пере­дай­те Дожди­ну – его жена ждёт!

Класс гро­хал хохо­том: «Женёк-муже­нёк! Как телё­нок на при­вя­зи!»

Евге­ний, пер­вым выско­чив в холл на пере­мене:

– Ты чего? Что слу­чи­лось?

– Ниче­го. Хоте­ла про­ве­рить, как ты. Соску­чи­лась очень! Сбе­жим?

И они сбе­га­ли с заня­тий, и квар­ти­ры дру­зей пом­ни­ли её сто­ны, и чуть не сорва­лась диплом­ная, писан­ная в пере­ры­вах меж­ду посте­лью, еже­днев­ны­ми репе­ти­ци­я­ми и сочи­не­ни­ем аран­жи­ро­вок, выступ­ле­ни­я­ми в пер­вых част­ных кафе и ресто­ран­чи­ках.

Рок-н-ролль­ное брат­ство? Были хоро­шие гита­ри­сты, тех­нич­ные, кому лег­ко дава­лись импро­ви­за­ции, кто на лету «сни­мал» гар­мо­нии с запи­си или про­сто напе­вов посе­ти­те­лей – лабу­хов в Ори хва­та­ло. Вот толь­ко друж­ба меж­ду ними не кле­и­лась – у каж­до­го была груп­па уче­ни­ков, и за новых толь­ко что не дра­лись.

У Дожди­на уче­ни­ков не было. Пото­му что объ­яс­нять прин­ци­пы постро­е­ния созву­чий без зна­ния музы­каль­но­го язы­ка, а уж тем более без язы­ка того, о чём позд­нее он узнал как о «цен­ност­ной груп­пе», – без это­го научить нико­го невоз­мож­но.

«Ули­ца кор­чит­ся безъ­язы­кая², – повто­рял он про себя. – Да раз­ве так?»

«Цин­цин­на­ту Ц. при­го­вор сооб­щи­ли на ухо³, – и это вре­за­лось в память. – Но и он был поня­тен хотя бы детям».

Каж­дый раз, когда его охва­ты­ва­ло отча­я­ние от невоз­мож­но­сти объ­яс­нить свой музы­каль­ный замы­сел, в созна­нии всплы­ва­ла кар­ти­на: он сто­ит на вол­но­ре­зе, и вол­ны капель, капель-нот – тяж­кие, могу­чие – раз­би­ва­ют­ся у его ног, и мир, как оке­ан, стре­мит­ся пото­ком мимо него, не замо­чив даже отво­ро­тов джин­сов.

Ещё во вто­ром клас­се он ста­щил из школь­ной биб­лио­те­ки Конан Дой­ля – есте­ствен­но, «Рас­ска­зы о Шер­ло­ке Холм­се». Повест­во­ва­ние о тан­цу­ю­щих чело­веч­ках – систе­ме шиф­ра – уже тогда потряс­ло его про­сто­той задум­ки и ужа­сом шиф­ру­е­мых строк: «Илси, готовь­ся к смер­ти!»

А теперь он пени­ем гитар­ных струн слал в мир сооб­ще­ния.

Часто напе­вал под нос: «While my guitar gently weeps…⁴» Пока моя гита­ра неж­но пла­чет…

Ну или что-то такое.

Нет спо­соб­но­сти к язы­кам, и всё тут.

Об этом всё, всё!

______________

¹ Языки программирования

² Из В. Маяковского

³ «Приглашение на казнь», В. Набоков

⁴ Композиция Джорджа Харрисона, «Битлз»

Почти всё

– Он ведь почти сде­лал, что соби­рал­ся! Сто­и­ло мне вер­нуть­ся к Марине – он тут же стал катать­ся к Ане и за Аней, то про­сто в гости, то под­вез­ти в гим­на­зию. И мате­ри её наплел, что решил стать Ани­ным мело­ди­стом, и ей пере­ска­зы­вал подроб­но­сти, как Дождин после уни­ве­ра по каба­кам талант рас­тра­чи­ва­ет, на копей­ки поза­рив­шись, забыв меч­ту… Забыв меч­ту во всех смыс­лах! Дескать, луч­ше Мари­на в руках, чем Аня через пару лет. А она, пред­став­ля­ешь?.. У неё голос стал выше и силь­нее, буд­то в отча­я­нии, в над­ры­ве новые ноты ста­ла брать! Ну и, гово­ри­ли, в ресто­ра­нах с ней появ­лял­ся. За город в какую-то новостро­ен­ную дере­вень­ку её возил: насто­я­щая баня, ката­ние в санях, охо­та на белок, спуск по лыж­ной трас­се – все зим­ние удо­воль­ствия! А в тот день, пом­ню, я сто­ял на пере­крёст­ке – и вот они летят! И она обер­ну­лась в машине, пред­став­ля­ешь, и в стек­ло изнут­ри ста­ла хло­пать и бить, а он толь­ко газу под­дал… И на выез­де из горо­да, где надо на коль­цо авто­стра­ды выехать… Так через огра­ду и уле­тел. На Аню­те ни цара­пи­ны. А его выки­ну­ло через лобо­ву­ху и всей маши­ной накры­ло. К нему в боль­ни­цу почти поло­ви­на тусов­ки заяви­лась. Рас­ска­зы­ва­ли, что прям по «Крёст­но­му отцу» ситу­а­ция: «Кто вино­ват? Кто там был и кого там не ока­за­лось?» Нет. Я не поехал к нему. Паж пред­ла­гал – типа, хоть так поми­ри­тесь. Ага! Я на его быв­ших поче­му-то не кидал­ся. Ман­ти вот пря­мо изве­лась вся, ну и что? И, пони­ма­ешь, да, каба­ки! Я вме­сто сто­ли­цы здесь око­ла­чи­ва­юсь. Может быть. Может быть, всё толь­ко начи­на­ет­ся, не спо­рю. Мари­на вот наме­ка­ет – в Восточ­ную Евро­пу мож­но подать­ся. Но это же надо язык знать! Кто ж меня про­сто так научит? Язык, язык, язык… Ниче­го. Выбе­русь и из этой ямы. Пока.

The End

Нет, домой он не спе­шил.

«Пой­мать тач­ку? Доро­го. Решил копить – зна­чит, надо эко­но­мить. Пеш­ком дой­ду».

– Я в баре гита­ру остав­лю? Небез­опас­но ночью тас­кать­ся с ней. Спа­си­бо! Да на ком­пью­тер коп­лю. Как зачем? Сей­час зву­ко­вые кар­ты выпус­ка­ют, мож­но к ней под­клю­чить­ся – насто­я­щий саунд-про­цес­сор. Всё луч­ше, чем деся­ток «при­мо­чек» поку­пать!

И пото­пал от пере­крест­ка, где драм­те­атр, вверх, на Чка­ло­ва, плав­но пере­хо­дя­щую в про­спект Гага­ри­на.

А что «дом»? Что дома?

Мари­на теперь устра­и­ва­ет исте­ри­ки: «Я выхо­ди­ла замуж за вир­туо­за-гения, а не за лабу­ха!»

Но это не так страш­но. Обыч­но при виде све­же­за­ра­бо­тан­ных бума­жек успо­ка­и­ва­лась и ласти­лась: «Может, джин­сы обно­вим? А мне ново­го мишут­ку в кол­лек­цию?» – но впа­да­ла в про­стра­цию, уви­дев опять его «взгляд-не-отсю­да», когда он погру­жал­ся в вол­ны пою­ще­го све­та, дождь мело­дий, извле­кая из пото­ков свет­ля­ков циф­ры-коды новых тональ­ных пере­хо­дов.

Нет, это не страш­но. А вот Аня, посту­пив­шая с пер­вой попыт­ки в Гне­син­ку, Аня с навсе­гда похо­ло­дев­шим, хру­сталь­ным голо­сом… Её даже на фото­гра­фии в «Ком­со­мол­ке» уви­деть – за сча­стье. «Не ошиб­ся, – про­шеп­тал, – доста­нет ей в жиз­ни теперь и звёзд, и хма­ри, и солн­ца – Небо пере­рас­тёт!»

Курил пря­мо на ходу и напе­вал «Come on, baby, light my fire!»¹ – толь­ко вме­сто соло кла­виш­ных моде­ли­ро­вал гитар­ное зву­ча­ние, надо бы запи­сать такую кавер-вер­сию, тако­го ещё не слы­шал ни у кого!

Тор­мо­визг тор­мо­зов!

Дождин попя­тил­ся от оста­но­вив­ше­го­ся бело­го «Фор­да»: «Ниче­го себе рос­кошь!» Води­тель при­от­крыл дверь:

– Садись, Жень. И дове­зу, и пере­го­во­рим. И тебе пора, и мне всё надо­е­ло. Хва­тит!

Что, кто?.. Но напе­ре­кор стра­ху сел, наки­нул ремень. Чуть силь­нее, чем надо, при­хлоп­нул дверь. Тут и взгля­нул в лицо води­те­лю.

Кошель. Лев. В смыс­ле Коше­лев.

– Ну здрав­ствуй, послед­ний герой!

***

– Гита­ра твоя вон, на сиде­нье. Вот тебе и «о!» Жень! Доедем быст­ро, тянуть не буду. Что хочу ска­зать… Я могу до смер­ти, хоть моей, хоть тво­ей, тебя опе­кать, но пти­цы в клет­ке ред­ко поют. Пре­по­ды, твои и Ани­ны, не про­бле­ма. Я не гово­рю о коми­те­те моло­дё­жи – вооб­ще не вопрос, жить все хотят. В луч­ших каба­ках при­гла­сить высту­пать – пфф, задач­ка для школь­ни­ков. Всё это дет­ство, пони­ма­ешь, дет-ство! Но вот когда ты выбрал, когда решил, что слад­кий сон с одной важ­нее яркой яви с дру­гой… Изви­ни. Что?

– Не знал, гово­рю. Я про­сто. Не. Знал.

– Зачем тебе Зна­ние без Воли? Кому оно нуж­но, если сам изме­нить ниче­го не можешь? Ты же даже язык упря­мо учишь сам, слу­ша­ешь дру­гих и учишь, лишь бы обя­зан­ным ника­ким учи­те­лям не быть! Я вооб­ще с тебя дурею! При­е­ха­ли. У тебя мину­та. Думай.

– О чём? Над чем?

– Само­об­ла­да­ние. Любовь. Воля. Зачем это всё, если ниче­го не меня­ет­ся?

Женя смот­рел в при­от­кры­тое окош­ко авто­д­вер­цы на дождь, на послед­ние тучи у луны и кап­ли, клё­ка­ю­щие по лужи­цам, и ост­ро пах­ло сыро­стью и влаж­ны­ми листья­ми, и – ведь у Ани были духи «Цвет вла­ги»?

– Пони­ма­е­те, вот это всё: музы­ка, кон­цер­ты, запи­си, – это я сам. Я нико­му не обя­зан, никто не вынуж­да­ет из так назы­ва­е­мых живых людей. Это и есть моя Любовь. Пони­ма­е­те?

Коше­лев посту­чал по часам на при­бор­ной пане­ли:

– Видишь? Часы идут. Сами по себе? Кто их заво­дит?

– Ну, я так пони­маю, мои часы дав­но заво­ди­те вы.

– А теперь сам, как ты гово­ришь, сам! Тем более, что заво­дил­ся ты толь­ко от сво­ей моло­дой.

Женя посмот­рел через лобо­вое с шир­ка­ю­щи­ми «двор­ни­ка­ми». Там, впе­ре­ди, Мари­на ложит­ся спать и кла­дет у подуш­ки мед­ве­ди­ка. Там, за спи­ной, за дол­ги­ми кило­мет­ра­ми Аня пря­чет под подуш­ку чуть раз­мы­тую фото­гра­фию: Дом вос­хо­дя­ще­го солн­ца, кух­ня, Дождин опи­ра­ет­ся нале­во на гита­ру, и Анюта, тихо улы­ба­ясь, при­дви­га­ет­ся к серд­цу, сидя на коле­нях…

– Понял. Вок­зал!

Поеха­ли!

Ведь Девуш­ка, Рас­ту­щая к Звёз­дам, ждет!

Ждёт, раз­ры­вая покров ноч­но­го неба хру­сталь­ны­ми тона­ми напе­ва.

Поёт, заво­дя маят­ник серд­ца и при­зы­вая дождь нот в пусты­ню души.

3–5 февраля 2017 года

_________

¹ Из композиции «Light my Fire» группы «Дорз»